Не оглядывайся назад!.. - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Максимов cтр.№ 7

Сани, в которых я полулежал, опираясь на локоть, чтобы видеть окружающее, плавно, без рывков, тянулись за ним по мягкому свежему снегу, оставляя позади себя параллельные следы полозьев.

«Параллельные миры – судьбы параллельные…» – отчего-то вдруг подумалось мне, когда я, глядя на них, одновременно вспомнил и Настю.

Повернув голову, взглянул на Юрку, сидящего, как за каменной стеной, за широкой спиной деда Нормайкина на заднем сиденье мотоцикла. Впрочем, Юркина спина была немногим уже дедовой, и это почему-то порадовало меня.

Я вновь вернулся в исходное положение – лицом назад, в прошлое, как Двуликий Янус, и продолжил созерцать всё то, что мы оставляли за спиной. Заснеженную широкую реку меж невысоких гор, кое-где, впрочем, сжатую отвесными скалами…

«Не дай бог очутиться в таком месте, – где вода воет от злости, сокрушая могучей стремниной всё, что встаёт на её пути, – летом».

След саней плавно повторял изгибы реки… А параллельность её берегов тоже говорила о чём-то постоянно соседствующем, но вовеки несоединимом…

На светло-фиолетовом угасающем вечернем небе уже кое-где проклюнулись первые звёзды…

И только я решил перестать думать о Насте и Юрке, о той искре, замеченной, наверное, не только мной, пробежавшей между ними, как услышал долетевший до меня от мотоцикла его голос.

Перекрывая не очень громкий, впрочем, словно растворяющийся в окружающем пространстве, гул мотора, он, наклонясь к самому уху Нормайкина, крикнул:

– А почему Настя вышла замуж за Выхина? Он ведь раза в два её старше?

Дед, видимо, не расслышал вопроса. Он также напряжённо и недвижимо, словно монумент, продолжал держать руль, глядя вперёд.

«Однако глуховат», – успел подумать я и услышал ответ.

– А за кого ей, в нашей-то глуши, было выходить?.. За медведя-шатуна, што ли? – слегка напрягая голос и пересиливая радостную трескотню мотора, ответил Нормайкин. – Парней не то, что хороших, а даже – каких завалящих, почитай, в деревне нет. После армии – ни один назад не вернулся. Бывало, конечно, нагрянет кто после «дембеля» домой. Попьёт-погуляет недельку-другую, всю деревню на уши поставит, может, кого из девок и спортить успеет, да укатит опять… Нечего теперь парням в деревне делать. Разве что скуку плодить… Леспромхоз закрыт, рыбные бригады – распались. Охота ещё только и осталась, да не каждому така работа в сладость… А тут, – размышляем со старухой, – грамотный человек, в годах, конечно, немолодых, да учёный ведь. Из самого Санкт-Петербурга! Начальник к тому же. Значит, человек не бедный, не будет, как мы всю жись, копейки считать… Вежливый до невозможности. Все у него на Вы, да через каждое слово: «извините», «пожалуйста», «будьте любезны», «не стоит благодарности». Мы такого обхожденья сроду не видали. У нас на простого человека во все времена в основном только орут да цыкают. Особливо – начальники, даже самые мелконькие, не больше прыща на заднице которые… А Настя у нас ведь даже школу как следват не кончила. В посёлке – только восьмилетка. А теперича и её прикрыли – начальная осталась… А если б ей дальше учиться – к военным надо было бы ездить. А на чём туда каждый день добираться?.. Начальную-то школу, – с горечью продолжил он, – и ту, гляди, со дня на день прикроют. Учеников на весь посёлок – едва ль с десяток наберётся… Одни старики да старухи остались, век свой доживать… Да и то потому, что податься некуда, да с места обжитого стронуться боязно… О ребятишках, внуках, мы с бабкой тоже загадывали, подстрекая Настю к замужеству. Хотя, если честно сказать, так и уговаривать-то шибко не пришлось – не с чего выбирать было… Ладно уж, думаем, – ребятки народятся – у нас-то Настя единственный, поздний ребёнок – то-то нам с бабкой радость! Семье – опора. Дазятёк, видать, хворый достался. Больше года уж вместе живут, а на внуков никаких намёков не имеется… Таки вот пироги с котятами получаются…

Дед надолго замолчал. Даже насупился вроде оттого, что принудили его к такому разговору. Потом нехотя, словно через силу, снова заговорил, но уже значительно тише, отчего я мог разобрать лишь отдельные фразы, долетающие до моих ушей.

– Был у нас тут один… Бродягой его прозвали… Откуда-то то ли с Урала, то ли – из Сибири. Точно не знаю. Парень довольно скрытный. О себе особо не распространялся. Вольный стрелок, одним словом, до нас докочевавший… Охотник, правда, справный – ничего не скажешь. Да и делать почти всё умел, хоть и молодой ещё. Немногим, однако, старше вас был. Но и зимовье срубить, и плашки, кулёмки – изготовить и костёр, на трескучем морозе, да ещё при низовом ветре, мог развести. Нодью для ночлега, если в тайге ночь застанет, тоже сладить умел… Вы, кстати, в зимовьюхе, его руками сделанной, и будете жить… Словом, парень ладный, весёлый. Голова на месте, руки, слава богу – тоже не из попы растут. Один год он даже напарника себе на промысел брал, местного паренька, дожидающегося призыва в армию… Сезона три, однако, он тут прожил. У нас во дворе в старой зимовьюхе, когда в посёлке был, квартировал. Печь починил, стены глиной обмазал, побелил. Картинки разные, из старых журналов, развесил… Одна мне особо запомнилась. Волнистая такая, плавная местность… Кое-где на взгорках белые, безлистные уже, прозрачные почти, берёзки кучкуются. Стожки то там, то сям желтеют. Речушка небольшенькая, с тёмной сонной водою, вьётся. А над ней туман клоками белыми висит, холодный, осенний… И такой покой от всего этого несказанный… Так вот, – словно вспомнив об основной теме разговора, продолжил Нормайкин, – зимой, значит, квартирант наш, Олегом его величали – соболевал в тайге. Летом, если не уезжал, на лососёвую путину подряжался, с какой-нибудь бригадой. Да всё в тетрадочку свою какие-то записи делал… И исчез он отсюда как-то разом, вдруг, вопреки своим же планам. Спешил куды-то шибко, хотя к промыслу вроде намеревался вернуться… Не вернулся… Настя наша любила к нему захаживать. Чайку там попить, поговорить. Рассказчик он был – отменный! Таких ещё поискать. Мы с бабкой, грешным делом, боялись – не спортил бы девку. Заговорит, увлечёт, обрюхатит, а сам потом – будь здоров. Ищи ветра в поле. А с другой стороны, думаем, а вдруг дело молодое сладится. Приглянутся друг дружке – да оженятся… Но, видно, Настю нашу он ровней себе не считал. Поговорить всё больше к учителке бегал. Бают, что и ребятёнок у неё от него народился. Хотя, может, и брешут. Иной соврёт – не дорого возьмёт. Мог и от ракетчиков такой сюрприз появиться. Они тут, бывает, заезжают… Их гарнизон недалеко, за сопкой стоит, километрах в десяти от посёлка… Наши-то мужичонки, мало того, что все на учёте или по бабам уже разобраны, так ещё и средний возраст – сто один год…

Дед снова замолчал. А через какое-то время, показав рукой вперёд, проговорил:

– Во-оо-он, за тем прижимом, река резко вправо возьмет. В аккурат за поворотом, на взгорочке, в кедраче ваше зимовьё и будет. Да щас сами увидите…

* * *

– Забирайся-ка, паря, повыше! Я тебя как следват попарю, – плеснув на раскалённые камни из деревянного ковша немного воды, в которой до этого запаривались берёзовые веники, предложил мне, улыбаясь, дед Нормайкин. И уже через мгновение два распаренных, духмяных, ласковых и в то же время хлёстких, источающих приятный аромат берёзовых листьев веника резво заплясали, заходили, закружились по моей спине, пояснице, ногам… И снова: сверху – вниз и снизу – вверх.