Таинственная самка - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Торчинов cтр.№ 16

Все утро в голове у меня был туман, и крутилась, без конца воспроизводя себя, известная мелодия с нелепыми словами:

Неужели меня тоже начинает охватывать саббатианское безумие?..

Следующий день был последним перед моим отъездом в Гонконг через Вену (это ж надо: вначале лететь часа три-четыре на запад, чтобы потом пролететь их же, но в обратном направлении!), и я решил зайти в институт, узнать, не будет ли еще каких-нибудь «цэ у» от начальства. Однако в институте было пусто и неуютно, свет в коридорах был выключен, а Константину Ивановичу было явно не до меня: Георгий Тигранович навалил на него институтский отчет за первую половину года.

«Ну езжай с Богом», — это была единственная фраза, которой наш замдиректора одарил меня, когда я заглянул в его кабинет и сообщил, что sail away tomorrow, sailing far away (to бишь «уеду я, друзья, в дальние края»). Состояние у меня было, прямо скажем, муторное. Во-первых, изменилась погода: стало пасмурно, тепло и влажно, слышались удаленные раскаты грома и время от времени начинал моросить дождик. В такую погоду я начинал отчаянно потеть, мучиться головной болью и сонливо позевывать. Во-вторых, меня странно беспокоила личность Андрея. Он был, безусловно, человеком неординарным, обладавшим, как сказали бы полинезийцы и этнологи, маной. Во всяком случае, обаяние его личности, несомненно, затронуло меня, и, несмотря на его безумные речи, мне вполне определенно хотелось снова увидеть его или хотя бы позвонить, как если бы он был моим старым другом, с которым мы внезапно встретились после долгой разлуки и сразу же расстались вновь. Я подавил эту иррациональную ностальгию и решил, что ни звонить, ни писать Андрею до возвращения из Гонконга не буду, а там посмотрю, что будет.

Я поднялся к себе на второй этаж. В нашем секторе не было ни души, зато в соседнем я обнаружил Ирину Ставцову, с которой меня связывали отношения давней дружбы и доверительности, хотя о некоторых сюжетах, типа саббатианской лихорадки, с ней говорить было бесполезно, ибо она была весьма далека от всей и всяческой мистики, обладая умом сильным, острым, но вполне практическим и скорее аналитическим, нежели синтетическим.

Ирина сидела за Священным Столом, некогда принадлежавшим матриарху нашего трансперсонализма Татьяне Исаевне Фельдман. С этим столом у меня были связаны достаточно неприятные ассоциации. В прошлом столы в институте были дефицитом; это теперь на работу, «в присутствие», мало кто ходит даже в присутственные дни, а когда-то по понедельникам и средам все сидели за столами как миленькие. Так вот, сотрудников было много, а столов мало, и места для столов тоже было немного: даже великокняжеские дворцы не резиновые. Проблема стола актуализировалась для меня в первый же день моей работы в институте. Как сейчас помню: это было 8 января 1992 года — в этот год либерализации цен на работу ходить еще не успели разучиться, и мне надо было где-то сидеть. Константин Иванович вспомнил, что имеется стол Татьяны Исаевны, которая по причине преклонных лет и далеко не идеального здоровья в институте практически не появлялась. Он позвонил ей, и Татьяна Исаевна вполне любезно разрешила мне сидеть за ее столом в ее отсутствие. Я спокойно пошел наверх. Однако не прошло и получаса, как Константин Иванович снова вызвал меня к себе и сообщил, что Татьяна Исаевна только что позвонила ему и устроила форменный скандал: она-де согласилась на то, чтобы я сидел за ее столом только вследствие шока, что она не ожидала такого оскорбления, что ее уже не числят среди живых, что ей дают понять, что ее списали, и так далее и тому подобное. Естественно, после этого афронта о сидении за ее столом не могло быть и речи. Через год с небольшим Татьяна Исаевна почила в Бозе, но еще года два никто не осмеливался занять ее место за столом, пока наконец его не оккупировала Ирина — ученица и духовная наследница покойного мэтра. О высокочтимый стол! Иначе и не скажешь.

Ирина сидела за этим самым Столом и что-то увлеченно писала. Она занималась довольно экзотической для нашего института темой — отражением личного трансперсонального опыта поэта в его творениях или даже трансперсональным опытом как действующей причиной — прошу прощения за схоластическую терминологию — или побудительным мотивом поэтического творчества. С невероятным трудолюбием — это когда компьютеров еще не было — она расписывала поэтические тексты, и ящики ее стола были забиты карточками поэтических частотных словарей. Она опубликовала несколько книг по своей теме (в основном британская поэзия — Кольридж и Уильям Блэйк) и множество статей. Коллеги из «золотого фонда» поначалу пофыркивали: зелен-де виноград, но, ознакомившись с монографиями, поутихли. Последнее время у Ирины обнаружились и невероятные педагогические таланты: начав преподавать в университете для приработка, она так увлеклась, что превратилась в педагогическую звезду первой величины. Студенты обожали ее за безграничное желание возиться с их курсовыми и дипломами, а также за твердость и справедливость при оценке работ, деканат — за безотказность и готовность читать гораздо больше курсов, чем требовали нормы нагрузки. Вместе с тем Ирина отнюдь не была каким-то синим чулком и ученой дамой, которая не ученая и не дама, как морская свинка — не морская и не свинка. Она была вполне обаятельна, по-женски привлекательна и в хорошей компании, — правда, когда была лет на десять помоложе — вполне могла станцевать канкан прямо на столе.

На звук открываемой двери Ирина подняла голову от книг и, узнав меня, помахала рукой. Я подошел к ней и не без некоторого трепета сел на стул у краешка сакрального Стола.

— Значит, в Гонконг едешь? Очень хорошо, расскажешь потом, ну и сделать кое-какие фото не забудь.

— Не забуду, не забуду. Как у тебя дела?

— Да ничего, нормально; тут Димка опять двоек нахватал, а так ничего. Слушай, я тут тако*^ нашла! Ты знаешь такого поэта — Йейтса?

— Ну да, знаю, нобелевский лауреат, кажется, 1923 года, борец за независимость Ирландии… А в чем, собственно, дело?

— Да вот, думаю статейку написать про его оккультные увлечения.

— A-а, да, как же: дружил с Мазерсом, одно время был даже президентом ложи «Золотой Рассвет», той самой, которую потом подмял под себя Алистер Кроули… Ты нашла что-нибудь свеженькое?

— Да еще какое! Ты знаешь, что он интересовался каббалой?

В груди появилось какое-то противное чувство и предчувствие чего-то нехорошего.

— Так это естественно. Раз уж тут Мазере замешан. А он ведь даже перевел на английский «Каббалу без покровов» Кнорра фон Розенрота.

— Но это далеко не все, ох как далеко! Представь себе, Йейтс одно время учился каббале у одного лондонского раввина, который был учеником учеников, а может, даже потомком знаменитого саббатианца и каббалиста-католика Якова Франка! Во как!

Мне показалось, что бомба дурных предчувствий взорвалась: уже даже Ирина про саббати-анцев заговорила!

— Ну и что?

— А ну тебя, все ты прекрасно понимаешь! Тут такие перспективы вырисовываются! Один из ближайших преемников и чуть ли не братьев Якова Франка, боюсь соврать, во время Французской Революции был близок с Дантоном, вместе с Дантоном Робеспьер его и гильотинировал. Какая тема! Каббала, поэзия, мессианские ереси, Робеспьер с Дантоном… Но пока я должна до конца разобраться с Йейтсом.