Лицо Меш’ара не дрогнуло, когда он ровным голосом произнес:
— Увы, доктор, лечить некого.
Генетик Кшеола Ом нахмурился и немного неуверенно предложил:
— Давайте попробуем изучить биологический материал на предмет наличия тех или иных уязвимых мутаций…
В этот момент его перебил раздраженный Башаров:
— Вы забываете, там только детрит, что в принципе исключает возможность любых клинических исследований на данном этапе.
— Господа, вы, верно, не совсем поняли, — спокойно прервал Меш’ар начинающийся научный спор. — У нас нет и пока не предвидится никаких образцов. Только то, что нам переслали виртуально. Розовая убивает все живое, заражает и разрушает неживое. Ее в принципе нереально было предоставить вам в качестве образца.
Башаров встал, засунул руки в карманы и, пожав плечами, флегматично заметил:
— Тогда мы должны работать с тем, что имеем.
— Что вы имеете в виду, профессор? — взволнованно спросил Кшеола. — Кроме уже полученных данных, ничего нового у нас фактически нет.
— Ну почему же? У нас есть куча прекрасных биообразцов, которые сидят перед нами. Еще совсем свеженькие… — Башаров весело обвел нас рукой.
— Профессор, сейчас не время для шуток, — сильнее раздражаясь, заявил ашранец.
— А кто вам сказал, что я шучу? Во-первых, предлагаю изъять у каждого из участвующих в этой кампании биообразцы исходных тканей для последующего сравнения патоморфоза после возвращения на базу. Если нам конечно же повезет вернуться. Либо это останется в наследство новой группе для последующего сравнительного анализа. Мы должны учитывать печальный опыт коллег из предыдущих миссий.
— Хорошая мысль, а во-вторых? — включился в разговор Кристиан Зельдман.
— Во-вторых, нужно срочно заняться изучением литературных данных о патоморфологических, иммунологических, генетических и физиологических особенностях различных рас в связи с отсутствием влияния розовой дряни на представителя расы х’шанцев. В меня вселяет надежду этот факт. Он-то выжил… каким-то образом.
Цитранец взволнованно подскочил со своего места:
— Вы считаете, что на основе теории о генетической чистоте эволюции Вселенной можно найти средство борьбы с этой… заразой?
— Мы должны хвататься за любую соломинку, даже если ее кто-то уже пожевал, — продолжал «веселиться» Башаров.
Кшеола оживился, его раздражение как ветром сдуло:
— Тогда нужно в целом расширить анализ, добавив вероятность синтеза защитных антител в борьбе с розовой. Еще эволюционную модификацию в системах иммунитета. Я бы еще затронул роль эволюционно «молодых» генетических структур людей разных планет. И смесков разных рас…
Я внимательно слушала более опытных старших коллег, но после замечания Кшеолы одна мысль заставила меня включиться в обсуждение:
— Я так понимаю, это были военные корабли. А на них присутствовали женщины?
Все посмотрели на меня. Лейс — с нескрываемым интересом и знакомо наклонив голову к плечу, прежде чем ответить:
— По данным картотеки, нет. И в спасательной миссии женщин тоже не было.
— Тогда я однозначно провела бы дополнительный сравнительный анализ не только по расовому, но и по гендерному признаку. А еще любопытны изменения законов клеточного слияния генетически чужеродных жидкостей мужчины и женщины.
— Стесняюсь спросить, а с кем вы планируете сливаться? — несколько заискивающе пошутил Башаров.
Не знаю почему, но в этот момент я невольно бросила взгляд на Лейса и, наверное, покраснела.
— Господа, давайте сохранять рабочую атмосферу, — призвал нас к порядку инфекционист.
— Я планирую слиться с данными научных источников, — мрачно буркнула и поспешила добавить: — Важны показатели иммуногенетической стабильности или нестабильности слитых клеточных жидкостей мужчины и женщины.
Зельдман, кряхтя, выбрался из кресла и на правах самого старого члена группы заявил:
— На этом предлагаю закончить обсуждение. Нам предоставили большой объем информации, требующей осмысления и анализа. Нужно все просмотреть, а затем уже выносить что-либо на обсуждение. Пока у нас лишь записи без данных.
Все были с ним согласны. Ученые, как и я, не торопясь покинули зал. Каждому из нас выделили сопровождающего для демонстрации личной лаборатории, затем я отправилась в свою каюту.
* * *
Пока я раскладывала свои вещи в шкафу, деактивировала нанатон и принимала душ, неторопливо обдумывала вопросы, которые никто не успел задать руководителю миссии. Затем надела обычный брючный, зеленого цвета костюм с белой футболкой — наряд и в пир, и в мир, — расчесала подсохшие волосы, распустив их по плечам, и задумалась о дальнейших планах. Но выбрать, что лучше — сходить поужинать, а потом в лабораторию или же немного отдохнуть, прежде чем приступать к работе, — не успела. Раздался сигнал от двери.
Сердце пропустило удар, словно я уже знала, кто там, и предвкушала встречу. Даже больше — мечтала о ней! Так и есть — высокий, поджарый Лейс стоял, расставив ноги и заложив руки за спину, словно капитан морского судна. И нечитаемым взглядом смотрел на меня сверху вниз.
— Я могу войти?
— Да, конечно, — смутилась я и отступила в сторону, пропуская гостя.
Дверь с едва слышным шипением отрезала нас от внешнего мира, оставив наедине. Сколько раз я представляла этот момент нашей будущей встречи. Не счесть! Сначала — в детских наивных мечтах, потом, став подростком, прибавляла романтизма воображаемой встрече, но оказалось, мы оба не узнали друг друга с первого взгляда. Нам потребовались другие знаки, и я не думала, что почувствую себя скованно, неуверенно и неловко.
— Ты сильно изменился за пятнадцать лет, Лейс. Можно я буду называть тебя по имени? — робко улыбнулась, посмотрев ему в глаза. — Изменился настолько, что я с трудом узнала тебя. — Я говорила медленно, подбирая слова. — Мне кажется, ты вырос, еще больше раздался в плечах.
— Это закономерно, — мягко усмехнулся он.
— Ты прав, — кивнула я. Быстро облизала пересохшие губы и поделилась: — Знаешь, в первый момент я вспомнила твоего отца. Ты на него теперь очень похож. А уж потом догадалась, кто передо мной.
— Дед и бабушка часто говорят, что я вылитый отец. — В его улыбке и в голосе появилась грусть.
— Ты нашел родственников? — с невероятным облегчением и радостью воскликнула я.
И удивилась, потому что Лейс неожиданно помрачнел:
— Ты ничего не знаешь? Неужели твои родители ничего не говорили обо мне? О том, как все было… дальше?
У меня грудь сдавило от плохих предчувствий и неясного страха.
— Нет, — покачала головой и попросила: — Расскажи мне, пожалуйста.