Рыцарь с трудом сглотнул, продавливая сквозь резко пересохшее горло колючую слюну и завороженно следя за игрой пальцев незнакомца, вальяжно расположившегося напротив. Они то сплетались между собой, то расходились в стороны подобно крыльям бабочки и словно бы рассказывали о печальной жизни селунского мальчика, баловня судьбы, которому однажды показалось, что она к нему не так уж и благосклонна.
Смотреть в глаза он не мог, от одной мысли об этом спина покрывалась холодным, липким потом, но и отвести взгляд от незнакомца – не смел. А тем временем сухой голос, похожий на звук трущихся друг о друга чешуек хитинового панциря, продолжал:
– Или вот ещё вопрос. Что заставляет юношу Овидуса пойти на убийство своего лучшего друга, единственного человека, который так и не поверил в его вину. Знаете, сэр Благоверный, они встретились через три года после того, как за Паулусом закрылись двери Академии. Парень был очень рад, что его закадычный приятель жив и здоров. Звал к себе в гости, предлагал, как и в старые времена – всё, что имел. Рассказал о своей семье, родном баронстве, соседях. И поплатился за это на глухой лесной дороге, когда брат по оружию, которого он по старой традиции вёз на своём коне за спиной, перерезал ему горло. Словно барану. Да ещё проследил, чтобы кровь стекла аккуратно, дабы не замарать одежды.
Кравчика уже трясло, и ответить он ничего не мог, поскольку, несмотря на больные зубы, крепко сжал стучащие друг о друга челюсти, до крови прикусив губу и не замечая этого. Только эмиссары «Торгового дома Зотикуса», в народе прозванного просто «Фиолетовой Гильдией» или «Гильдией Шутов», могли носить подобные перстни, не опасаясь лишиться жизни, и только они знали эту историю.
Официально деятельность данной организации и заключалась в торговле алкоголем и устройстве различных ярмарок, а также народных гуляний по всей Серентии, а неофициальная была прочно связана с теневой жизнью общества во всех её проявлениях. И ещё… Её эмиссары обладали почти безграничной властью, почти наравне со слугами короля, правили теневой стороной страны при помощи кастета, гарроты, яда и запретной магии. А, пожалуй, самый известный и безжалостный из них носил прозвище Арахнид…
– Предательство… Раз за разом. Те, кто был вокруг Овидуса и верили ему… Вначале товарищи. Затем друг. Потом барон де’Жеро, принявший Паулуса за некого юного рыцаря, спешащего домой после долгих лет учёбы и жизни в Селуне через столицу Оранжевого Герцогства… Вот почему я и хочу, чтобы вы, сэр Благоверный, помогли мне ответить на вопрос: «Что творится в голове Овидуса?» Понять, что там не так? Что сломалось? Как вы думаете? Быть может, мне просто стоит вскрыть её и посмотреть…
– Не надо! – слова как будто выпали изо рта Амадеуша, хотя на самом деле это был клык, который тут же оказался в пальцах-лапках «паука» и запорхал-затрепетал в них, будто большая белая муха с острым красноватым брюшком.
– Думаете, не стоит? – задумчиво произнёс собеседник, с лёгким интересом на лице рассматривая свою добычу. – Понимаете ли, сэр Алеющий Благоверный. Контакты, подобные ему, не надёжны и не оправдывают доверия. Всегда готовы ударить в спину, даже человеку, который в этот момент держит их над пропастью… не люблю с такими работать. Другое дело благородные дураки, они всё сделают сами, стоит лишь подобрать верные слова.
Арахнид хмыкнул и щелчком отправил зуб в чашу стоящего перед Амадеушем кубка, поводил пальцами над блюдом с виноградом, выбирая самую аппетитную ягоду, сорвал её, но есть не стал, а уронил на стол и вновь сцепил пальцы.
– А ещё он забывчив… Его подобрали после изгнания из Академии. Помогли стать другим человеком, сделали так, чтобы даже мать невинно убиенного могла бы поверить, что он её сын. А ведь старушка давно преставилась от рыжей лихорадки. Его простили после провала у Алых, благо там он свою работу кое-как сделал… Кстати, вы, сэр, как рыцарь, не подскажете мне, каково тогда было его благородное имя?
– Алеющий на холме…
– Да… да… Но подумайте, сэр. Его ведь в очередной раз изгнали, да ещё и наложив постыдное имя, а ведь этим он нарушил множество далеко идущих планов. Ему ведь говорили: будь разборчивей в связях. Горожанки это не сенные девки для удовлетворения похоти. Кстати, забавно получилось. Многие провинциальные недотёпы посчитали его постыдное имя признаком добродетели носителя.
Попытка пошутить в исполнении этого человека выглядела для рыцаря ещё более жутко, чем его угрозы.
– Ну да ладно. В первый раз он откупился бароном, хотя его смерть была нам невыгодна, но она открыла некие перспективы, к тому же он обещал сдать нам один небольшой замок. И ведь мы поверили Овидусу. Он даже не понёс заслуженного наказания! Так, слегка пожурили, но ведь вы, сэр, тоже считаете, что шрамы украшают мужчину?
Амадеуш вздрогнул, словно наяву вновь почувствовав острое лезвие ножа, вырезающее очередной ремень из его кожи на спине. А затем фантомная боль принесла воспоминание о соли, обильно брошенной палачом на окровавленное мясо.
– Но мы дали ему ещё один шанс! И что мы получили? – Арахнид выдержал драматическую паузу. – Он снова нас предал! И теперь даже весь замок не покроет нам потерю мага-артефактора, способного создавать стрелы Дирамида. Но самое главное… Почему я, приехав в этот город, узнаю, что интересующая нас кукла находится здесь, да ещё, как мне передали, под вашей защитой, сэр Благоверный. Почему Паулус не передал её в тот же день нашей группе, ожидавшей их в горах у потайного выхода из замка? Вот я думаю, сэр Алеющий Благоверный, что предательство слишком сильно въелось в кровь и плоть Овидуса. Я думаю, что вы согласитесь со мной, что на этот раз спасти его может лишь Всеблагой Элор.
Упоминание имени бога словно прорвало плотину, и поток слов выплеснулся из трясущегося рыцаря.
– Сэр, подождите! Я всё объясню… – затараторил Кравчик. – Это всё эти двое! Эльф и второй, который от подножия Трона. Это они, – он говорил сумбурно, глотал слова и старался как можно быстрее рассказать всё этому страшному человеку, и сам не заметил, как перешёл на давно забытый простецкий говорок городских трущоб Селуна. – Они приехали вечером и тут же побили Бруно. Дважды. Я клянусь вам! Он дебил, но силён, как бык, и проворен, словно кошка. А когда он с кистенём, мало кто рискнёт выйти против него. А этот ненормальный вышел! И побил! А ещё он говорит, что едет от самого подножия в столицу эльфов. И у него ламия на шее. Она меня укусила. А ведёт этот Игорь себя как настоящий аристократ. А эльф сказал, что путешествует он инкогнито. И если б не они, я бы вывел её. Но она открыла другой потайной путь, через дворфийские тоннели, это Лех ей сказал, а у них уже и повозка готовая там стояла.
– Тихо, – «Паук» не повысил голоса, но этого хватило, чтобы намертво заткнуть Кравчика. – Я не поверил бы ни одному твоему слову, Овидус, если бы до тебя мне кое-что не доложили… Значит, те двое… Устроили поединок, и повозка была готова к побегу… Путешествуют инкогнито, и якобы от Подножия Трона, а едут к эльфам. С собой ламия, повадки аристократа и сильного воина. Хм. Кто-то из полноцветных? Бастард, воспитывающийся в Священной Земле у змееборцев? Тогда почему эльфы. Хм. Значит, всё-таки кто-то затеял свою игру.