Клад вишнуита - читать онлайн книгу. Автор: Бонкимчондро Чоттопаддхай cтр.№ 17

Однако тот, кто вызвал весь этот переполох и ради которого затевались все эти хлопоты, пребывал отнюдь не в радужном настроении. Броджешор приехал сюда вовсе не за тем, чтобы предаваться удовольствиям, его привела жестокая необходимость — отцу грозило заточение и выручить его мог только сват. Он располагал достаточными деньгами, чтобы одолжить своему родственнику.

— Дорогой мой, все мои деньги принадлежат тебе, — сказал Броджешору тесть, когда тот обратился к нему с просьбой о помощи. — Кроме тебя, у меня нет наследников. Зачем же ты хочешь самого себя разорить? Ведь все эта деньги целы только до тех пор, пока находятся у меня. Стоит твоему отцу заполучить их, как он тут же их растрат Все они, до последней пайсы, достанутся ростовщикам.

— Ну и пускай, — запальчиво ответил молодой человек. — Мне богатство не нужно Главное — спасти отца.

— А для моей дочери главное — быть обеспеченной, — холодно возразил тесть. — Свекор не избавит ее от нужды, а деньги избавят.

— Раз так, — рассердился Броджешор, — то пусть ваша дочь остается со своими деньгами у вас. А зять, как я вижу, вам не нужен. Прощайте! Никогда больше моя нога не ступит в ваш дом.

Глаза отца Шагор вспыхнули гневом. Он стал отчитывать зятя за дерзость, тот ответил ему резкостью, а кончилось все тем, что Броджешор отправился укладывать вещи. Шагор пришла в отчаяние. Ее мать пыталась урезонить зятя, но безуспешно. Пришлось ей позвать дочь.

В доме свекра встречаться молодой жене с мужем в те времена не полагалось, однако у своего отца она могла себе это позволить.

— Не уезжай, — взмолилась Шагор, припав к ногам мужа. — Побудь здесь хотя бы день. Я ведь ничем не провинилась перед тобой. Подумай, что люди скажут, если ты сейчас уедешь?

Броджешор сердито отдернул ногу — он все еще был раздражен. В раздражении человек не следит за собой, его движения бывают резкими и могут привести к нежелательным последствиям. Именно поэтому, а может быть, в какой-то степени и из-за неосторожности слишком взволнованной Шагор нога Броджешора вдруг с силой ударила ее. Шагор решила, что муж в сердцах дал ей пинок, и отпрянула от него.

— Ты бьешь меня?! — вскрикнула она, вскочив на ноги и выпрямившись, словно разъяренная змея.

У Броджешора и в мыслях не было бить жену, и, если бы он откровенно признался ей в том, все кончилось бы миром. Однако он этого не сделал. Возмущение жены только распалило его.

— А хотя бы и так! — вызывающе ответил он. — Не забывай, что ты должна благоговеть перед моими стопами. Хоть ты и дочь состоятельного отца, твой родитель в свое время почтительно омыл их.

Шагор чуть не задохнулась от бешенства.

— Ты за это поплатишься! — пригрозила она.

— Как именно? — поинтересовался Броджешор. — Может быть, ты тоже ударишь меня?

— Я не такой низкий человек, как ты, чтобы драться, — ответила Шагор, — но я не буду дочерью брахмана, если ты…

— …в один прекрасный день не положишь мою ногу себе на колени и не станешь растирать ее, как какой-нибудь слуга, — проговорил вдруг женский голос за окном.

Шагор и сама хотела сказать что-нибудь в этом роде, а потому машинально повторила:

— …в один прекрасный день не положишь мою ногу себе на колени и не станешь растирать ее, как слуга.

— Прекрасно! — хрипло проговорил Броджешор. — Клянусь, что я буду не брахман, если еще хоть раз увижу тебя, прежде чем разотру тебе ноги.

Он повернулся и вышел из комнаты, кипя негодованием.

Шагор опустилась на пол и заплакала. В это время дверь комнаты отворилась, и появилась служанка, которая пришла поглядеть, как чувствует себя хозяйка после того, как ее покинул муж. Она принялась переставлять вещи, делая вид, будто занята уборкой. Шагор вспомнила о голосе, который только что слышала, и спросила:

— Это ты говорила под окном?

— Нет, — ответила та, — не я.

— А кто же?

— Я!

В комнату вошла незнакомая молодая женщина, прекрасная, как сама Бхагавати.

— Кто ты? — удивилась Шагор.

— Ты меня не узнаешь? — в свою очередь спросила гостья.

— Нет, — неуверенно ответила Шагор. — Кто же ты?

— Я Деви Чоудхурани.

— А-а! — Дрожа от ужаса, служанка медленно осела на пол. Металлическая тарелочка для бетеля, которую она держала, выпала из рук и со звоном покатилась по полу.

— Ш-ш! Молчи, негодница, — шикнула на нее Деви Чоудхурани. — Встань!

Та поднялась, но осталась неподвижной. Слезы текли по ее лицу. Шагор тоже испугалась, на лбу у нее даже выступила испарина — имя Деви Чоудхурани в этих краях заставляло трепетать от страха.

Но через минуту на ее лице вдруг заиграла улыбка. Деви Чоудхурани тоже улыбнулась.

Была лунная ночь, не очень светлая, а такая, какие случаются в сезон муссонов, мягким призрачным покрывалом окутывающая землю. Река Тиста, бурная после прошедших дождей, стремительно мчала полные воды к океану. Лунные блики плясали на гребнях волн, над воронками водоворотов, серебрились в пенных шапках небольших бурунов, светились в водяных накатах у берегов. Вода поднялась до стволов деревьев и там, где на нее падала их тень, казалась совершенно черной. Прибрежный поток нес с собой упавшие с деревьев листья, цветы, плоды. Слышался неумолкаемый рокот встречных стремнин, шум крутящихся водяных масс и плеск волн у береговой кромки.

Неподалеку от берега стоял большой баркас, ярко раскрашенный, с нарисованными на бортах изображениями богов. Его медные части были посеребрены, серебром отливала и акулья голова, украшавшая нос судна. Поблизости от корабля, в густой тени громадного тамаринда, покачивалась на волнах, тоже привязанная, длинная лодка — но о ней я поведу речь позже.

Баркас сверкал чистотой, но казался безлюдным. Его команда спала возле кормы, под парусом, натянутым на бамбуковые палки. Только на крыше той части баркаса, где располагались каюты, бодрствовал один человек.

Это была женщина. Она сидела на небольшом, но очень красивом мягком ковре в два пальца толщиной, вытканном замысловатыми узорами. Определить ее возраст было трудно. В ней не замечалось ни той свежести, которая присуща юности, ни того обаяния, которое появляется в более старшем возрасте. Тем не менее ее нельзя было не признать настоящей красавицей. Женщина была довольно высокой, возможно, именно поэтому она не производила впечатления ни худой, ни полной. Ее фигура вполне соответствовала представлениям об идеале женской красоты, когда во всем соблюдена мера. Ее облик отличало полное совершенство.

В ней, как и в Тисте, вспоенной благодатными дождями, все качества достигли высшего уровня своего проявления. Молодость во весь голос заявляла о себе, но нигде не перебирала через край — прекрасный сосуд хранил содержимое в себе. Однако, хотя внешне жизненные силы проявлялись у нее столь явственно, в душе ее царили покой и невозмутимость. В красавице не ощущалось живости, свойственной молодости.