Чужие деньги - читать онлайн книгу. Автор: Фридрих Незнанский cтр.№ 31

Только спустя неделю в редакции, где Валентина сразу же ощутила себя на своем месте и прижилась, ее спросили:

— А ты кем приходишься Питеру Зернову? Родственница, дворянка?

У пораженной Валентины глаза распахнулись сами собой.

— Питеру Зер-но-ву? А почему вы спрашиваете?

— Ну как же! Ведь он тебя к нам привел!

Валентина стиснула зубы, пережидая первый приступ волнения и ощущая, как на щеки вползает краснота. Потом изобразила нейтральную улыбку и сказала:

— Так, никто. Просто случайная знакомая. Мы встретились в музее и разговорились о литературе.

Самое примечательное, что, отвечая так, она не лгала. Они на самом деле оставались просто знакомыми, и литература составляла главный предмет их продолжавшихся разговоров. Встречи стали редки: Валентина была занята новой работой, Питер тоже то и дело уезжал по служебной надобности. Случайная встреча в музее отступила в прошлое, и Валентине казалось, что все это было всего лишь прелюдией к ее поступлению в редакцию.

Это случилось поздней осенью, примерно год назад. Начало ноября? Нет, конец октября… Перед этим Питер уехал по заданию в одну из исламских стран, о чем предпочитал не распространяться. От Валентины он, однако, не скрыл, что задание опасное. Он может никогда не вернуться назад… Когда Валентина об этом задумывалась, то застывала, точно статуя, как была — с корректурой, поварешкой или детскими колготками в руках. Почему-то раньше она не сознавала, насколько близок ей стал Питер. И когда его не было в ее жизни, она смутно тосковала о нем, но теперь, когда он появился, из мечты стал реальностью, до чего же страшно потерять такого друга!

Вернувшись с задания, Питер впервые пригласил ее к себе, в сталинский дом на Котельнической набережной, где он снимал квартиру. Он бродил по этой чудовищно величественной и нежилой, похожей на офис, квартире, взволнованный, с перевязанным предплечьем, обтянутым грязноватым сетчатым бинтом. Авантюрист, сильный мужчина, он казался совсем другим, чем тот скромный Петя, который на Цветном бульваре вспоминал швейную машинку бабушки. Они чуть-чуть выпили за его возвращение — хорошего вина, совсем немного, всего по два неполных бокала, но, как ни странно, на Питера спиртное подействовало сильней, чем на Валентину. А может, причина заключалась в долгой разлуке, в близости смерти на протяжении почти месяца, и не стоит обвинять вино… Во всей квартире Валентина не увидела ни одной фотографии жены и детей Питера. Возможно, он нарочно их снял. Чтобы облегчить им обоим то, что рано или поздно должно было случиться.

Этот первый опыт супружеской измены Валентина вспоминает словно со стороны. Они с Питером были деликатны и вежливы, как посторонние люди, которые, выполняя учтивый ритуал, боятся сделать больно один другому. Как ни парадоксально, Валентина не страдала от того, что изменяет мужу и что Питер изменяет Норе с ней. Она как бы заменила на посту Нору, которая по какой-то важной причине не могла исполнить свои обязанности. Когда мужчина приходит домой после важного задания, его должна ждать женщина, и так ли важно, кто из женщин это будет? О, женская солидарность! Валентина была бы довольна, если бы Егор в похожем случае не остался одинок… То, что происходило между ней и Питером, сопровождалось с ее стороны внутренними размышлениями, сравнениями, оценками. Ничего похожего на их с Егором постельные столкновения, сопровождающиеся смехом, интимными, непонятными другим, шуточками, откровенными, порой грубыми, ласками, от которых она угорала, улетала в никуда. Как странно. Получается, близость духовная и телесная могут не соприкасаться? Из литературы Валентине было это известно, но то, что познаешь на собственном опыте, кажется далеким от книг, кажется принадлежащим тебе, и только тебе, словно ни с кем на свете до сих пор не случалось ничего подобного.

Начиная с того вечера секс с Питером стал неотъемлемым атрибутом Валентининой жизни… Только ли секс? А может, любовь? Да, она любила Питера, она не могла обходиться без его внимательной ласковости, с которой он исполнял все ее, впрочем скромные, желания, без их интеллектуальных бесед, когда они взахлеб обсуждали все на свете, без их совместных посещений театра и кино. И в то же время она не прекращала любить Егора и также не могла обходиться без его мужской напористости, без их совместных ужинов, когда у нее сердце радовалось при виде того, как основательно он поедает приготовленные ею простые блюда, без рожденных от него и так похожих на него детей. Наверное, такие чувства испытывают только плохие женщины? Развращенные женщины? Валентина не ощущала, что то, чем она занимается, плохо: она делила свою жизнь на часть, принадлежащую Питеру, и часть, принадлежащую Егору, так же, как раньше делила ее по схеме «работа — дом». В некотором роде, она восприняла усложнение жизненных обязанностей как новую разновидность работы. Валентине пришлось отчасти превратиться в разведчицу, резидентшу, чтобы случайным словом или жестом не дать Егору заподозрить, что у нее есть другой мужчина. Еще один мужчина.

Ее другой мужчина, как ей казалось, не претендовал на то, чтобы стать единственным. Ведь все, что ему нужно, он от Валентины получал, не так ли? Она тоже не претендовала на то, чтобы занять место Норы. Предельно банальная история: встретились заезжий конквистадор и туземная женщина. Рано или поздно он вернется на родину, и Валентина никогда больше его не увидит. Останется только вспоминать время, проведенное с ним, как сказку. Печально, но успокоительно. Так думала Валентина, рассчитывая, что Питер солидарен с нею. Однако в чужую голову не залезешь, и Питер, которого она, представлялось, узнала насквозь, отколол штуку, которая ее поразила.

— Валя, я делаю тебе предложение, — сказал Питер. Они обнимались на кровати в его обширной спальне, голые, вспотевшие и удовлетворенные; июльский ветер задувал в раскрытое окно, трепал занавески, колыхал ее небрежно брошенное на спинку стула летнее платье.

— Делай, — мурлыкнула Валентина. По ее мнению, предложение могло касаться только журнальной деятельности; она и сама понимала, что, начав с корректора, значительно выросла и накопила опыт.

— И ты согласишься? — расцвел Питер, сохраняя при этом на веснушчатом лице тень неуверенности. Возможно, на него влияла летняя жара: иначе непонятно, с чего бы это он так распереживался.

— Смотря что ты предложишь.

— Но как же… Валя, я люблю тебя. И предлагаю тебе стать моей женой.

Валентина не произнесла ни слова, но инстинктивно отодвинулась. А Питер, не обращая внимания на это красноречивое движение, продолжал раскрывать ей свои сокровенные мысли:

— Видишь ли, тогда, в октябре, я был негодяем. Война и зрелище смерти делают людей негодяями, только те, кто никогда не были на войне, могут толковать о ее благородстве. Когда человек ощущает кожей, что вот-вот его разнесет в клочья мина, разметав по окружающему пейзажу его кишки, или его бьющееся сердце пропорет нож десантника, или враги захватят его и заставят съесть, пардоне муа, собственные яйца, — критерии оценки окружающего становятся несколько иными… совсем иными. О том, что будет после смерти, совсем не думается, думаешь только об утерянных возможностях жизни; о том, сколько ты не сделал, не написал, не прочитал, недолюбил. О том, сколько не смог себе позволить из-за того, что был скован моральными нормами. Мне вспоминалась ты, вспоминалась ты вся, до последнего мизинчика на ноге, вспоминалось твое обнаженное тело, которого я ни разу не видел. И я дал себе слово: если вернусь, добьюсь, чтобы у нас с тобой все свершилось. Не в мечтах, а наяву. Наяву все было лучше, чем в мечтах… лучше, чем я заслуживал. Я так тебе благодарен…