Оставив у вежливого портье ключ от номера, Джордан вышел на улицу. В сущности, только сейчас он ощутил себя в Москве, такой знакомой по детским впечатлениям, рассказам деда, фильмам и книгам. И совсем другой – с непроницаемыми лицами куда-то спешащих мужчин и женщин, беспорядочно запаркованными машинами, огромными рекламными щитами, толпами разноязыких туристов. Над всем этим возвышалась монолитная громада Лубянки, которую он только что покинул. Теперь, когда он побывал там, здание уже не казалось ему мрачным; скорее, это была подчеркнутая строгость, вызывавшая невольное уважение.
Джордан немного прошелся по улицам. Всегда, приезжая в город, в котором он не был никогда или был очень давно, он стремился вдохнуть тамошний воздух, ощутить запахи, послушать звуки улиц. Это помогало ему лучше понять людей, живущих здесь, постоянно дышащих этим воздухом, слышащим этот шум… Центр Москвы пах выхлопными газами, сигаретным дымом, дешевыми, дразнящими желудок ароматами фаст-фуда. К ним примешивался уже знакомый запах гари, становившийся все заметнее. Звуковой ряд пока тоже не радовал: резкие гудки автомобильных клаксонов, скрежет тормозов перед светофорами, громкая речь густо матерящихся подростков. Джордану приходилось слышать уличный мат на Брайтон Бич в Нью-Йорке, но здесь это, казалось, было нормальным языком для молодежи обоего пола. У Джордана вдруг заболела голова – генеральский тост за здоровье явно не сработал. Впитывая впечатления, он все же не забыл проверить, нет ли за ним наружного наблюдения. Он заглянул в пару магазинов, потом зашел в кафе, уселся за столик и начал листать меню, а затем, резко поднявшись, вышел на улицу. Слежки вроде бы не было.
Дойдя до стоянки такси, он назвал водителю адрес церкви Св. Варфоломея. По дороге таксист покрутил ручку старенькой магнитолы и нашел было станцию с хорошей джазовой музыкой, но, похоже, это не был его любимый жанр. После недолгих поисков он остановился на программе новостей. Рассказывали, как премьер-министр надевал на белого медведя ошейник с какими-то датчиками. Потом собравшиеся в студии, которых представили магами и оккультистами, витиевато рассуждали о символическом значении этого события для России как страны медведя.
Доехали минут за тридцать, но это была уже совсем другая Москва. Здесь не бродили туристы с огромными фотокамерами, не сверкали полировкой роскошные лимузины и витрины парфюмерных фирм. Панельные жилые дома, дворы, заросшие сорной травой, грязноватые тротуары. Попадавшиеся навстречу люди тоже выглядели проще, чем в центре. Неподалеку шел ремонт дороги. Рабочие в оранжевых касках укладывали дымящийся асфальт, кругом высились горы песка и щебня. Здесь еще больше першило горло, как будто вокруг все было окутано невидимым, но едким дымом.
Вдруг рядом, взвизгнув тормозами, резко остановился фургончик с милицейской раскраской. Из машины неторопливо вылезли два бравых парня в помятой серой форме и вразвалочку направились к Джордану. Он уже начал припоминать, в каком кармане у него документы, но оказалось, что милицию интересует вовсе не он. К пешеходному переходу нетвердой походкой приближался лысоватый мужчина лет пятидесяти с пакетом, из которого торчала гроздь бананов. Скороговоркой представившись, один из милиционеров потребовал у прохожего документы. Не дослушав объяснения о том, что документы дома, куда гражданин и направляется, менты затолкали слабо сопротивлявшегося пленного в зарешеченный отсек машины, где уже сидело несколько жертв, и, проскочив светофор на красный, двинулись дальше по своему охотничьему маршруту.
Церковь стояла в глубине небольшого подворья, окруженного железной оградой. К церковному крыльцу вела аллея из молодых березок, а вдоль ограды рос густой кустарник. Позади подворья, совсем рядом блестела голубым неширокая речушка, перелесок за ней застилала сизая дымка. Видно было, что храм совсем новый. Он был построен из ровных круглых бревен и, если бы не колокольня, напоминал просторный деревенский дом. Купол колокольни был необычной формы – не круглый, луковичный, а больше похожий на крышу восточной пагоды. Уже верх его высокого шпиля заканчивался маленьким скруглением, на котором возвышался крест.
У церковных ворот сидело несколько старушек нищенского вида. Подав им, Джордан спросил, где живет батюшка. Бабушки наперебой, прерывая друг друга, начали объяснять дорогу. Одна даже поднялась и, ковыляя, прошла с Джорданом до перекрестка, чтобы показать дом. Идти было недалеко. Батюшка занимал второй этаж старого двухэтажного особнячка, каким-то чудом сохранившегося среди высоченных советских коробок. Стены дома были покрыты трещинами и грибком, штукатурка осыпалась. С усилием оттянув мощную пружину, Джордан открыл массивную покоробленную дверь и поднялся вверх по деревянной лестнице, скрипевшей и, казалось, прогибавшейся при каждом его шаге. В ноздри ударила непривычная смесь запахов сырости, подгнившего дерева и масляной краски. За многие десятилетия ступени кое-где стерлись почти наполовину. Не успел Джордан позвонить в заляпанный краской звонок, как дверь открылась, выпуская двоих: широкоплечего невысокого юношу серьезного вида со стопкой книг под мышкой и молоденькую девушку в белом кружевном платочке. Девушка внимательно посмотрела на Джордана большими голубыми глазами, но тут же, опустив взгляд, прошла мимо вслед за своим спутником. В дверях стояла миловидная полная женщина с грудным ребенком на руках. На ней был плотно запахнутый байковый халат, на голове цветной платок.
– Вы к батюшке? Проходите, – с улыбкой сказала женщина. – Отец Димитрий! К тебе! – крикнула она, обернувшись.
– Кто там, матушка? – услышал Джордан голос, знакомый по телефонному разговору. Матушка не успела ответить, как из дальней комнаты появился сам священник. Он был, наверное, ровесником Джордана, среднего роста, с мягкими чертами округлого лица, в тонких очках. Волосы были собраны сзади в пучок, а длинная русая борода росла как будто только из подбородка, оставляя лицо открытым. Внешне батюшка немного напоминал даосского монаха из старинных китайских легенд. Бывшая подруга Джордана, китаянка Лил, в свое время любила читать ему эти легенды вслух. Внимательно приглядевшись к гостю, священник улыбнулся, как улыбается ребенок при неожиданной встрече с кем-то из близких. В его лице, действительно, было что-то детское, может быть, широко раскрытые глаза, в которых светилась искренняя вера в доброту и справедливость Господнего мира.
– А, это, наверное, вы мне звонили. Господин Славский, правильно?
– Можно просто Джордан, святой отец.
– Ну, идемте ко мне, побеседуем. Матушка, ты бы чайку нам принесла, а?
Джордан оказался в просторной, очень чистой комнате с большим окном и высоким потолком, украшенным бурыми потеками. Крыша в доме, видимо, тоже была не в лучшем состоянии. Все стены были уставлены шкафами с книгами. В красном углу висела икона Спаса, и Джордан, входя, перекрестился. Это не ускользнуло от внимания священника.
– Так вы, родной мой, православный? Это хорошо! Вы о себе немного расскажите, любопытные судьбы у русских за границей.
– Дело в том, святой отец, что я русский по отцу, – начал Джордан, но священник перебил его.
– Знаете, не люблю я этого – «святой отец»! Святость, она саном не дается, за нее послужить, да пострадать надо. Вы уж зовите меня или «отец Димитрий», или, как у нас принято, «батюшка».