Спутники смерти - читать онлайн книгу. Автор: Гуннар Столесен cтр.№ 66

— Ее надо перезаряжать перед каждым выстрелом? — спросил Лангеланд.

Полицейский подтвердил и продолжил:

— Мы считаем, что Клаус Либакк был убит первым — выстрелом в грудь. Его жена проснулась, попыталась убежать и получила две пули в спину. Потом убийца вновь повернулся к Либакку и выстрелил в него еще раз, снова в грудь. А затем был произведен контрольный выстрел в затылок Кари Либакк.

Во время этого беспристрастного и обстоятельного описания жестокого убийства в большом зале суда стояла такая мертвая тишина, что, казалось, воздух звенел. Только когда речь зашла о самых страшных деталях, в публике послышалось нервное покашливание. Напряжение еще более усилилось, когда полицейский в конце доклада показал слайды, сделанные с фотографий места преступления, которые я видел еще в Фёрде. От этих жутких изображений по залу будто прошла волна негодования, и, когда сразу после этого был объявлен перерыв, среди слушателей, вышедших в коридоры и внутренние галереи Тингхюсета, царило мрачное настроение. Сам я стоял и болтал с репортером одной из городских газет. Он был уверен, что это заседание нанесло сокрушающий удар по Яну Эгилю Скарнесу. У меня не было ни одного веского аргумента, который я мог бы противопоставить его мнению. Так что на этот раз я в виде исключения попридержал язык.

После перерыва Лангеланд мгновенно перешел в контратаку. Он поинтересовался, могло ли быть так, что преступников было несколько. Полицейский повернулся в сторону защиты и, держа винтовку перед собой, сказал:

— Выстрелы были произведены только из этого оружия, а на нем были найдены отпечатки пальцев только одного человека — обвиняемого. Кроме отпечатков самого убитого.

— Клауса Либакка?

— Да. Но те были оставлены задолго до печального события.

Но Лангеланд и тут не сдался. Вперив взгляд в полицейского, который стоял за кафедрой для свидетелей, он спросил:

— А что, если убийца был в перчатках? Есть ли у следствия хоть какие-то основания отбросить эту вероятность?

Полицейский выдержал взгляд адвоката, показав тому, что и он не лыком шит:

— На оружии не найдено никаких следов ткани или волокон, которые могли остаться от перчаток.

— А если это были резиновые перчатки?

Полицейский снисходительно улыбнулся и пожал плечами:

— Это, разумеется, возможно. Но маловероятно.

— Почему?

— Потому что, согласно выводам следствия, сомнений в том, кто виновен в преступлении, быть не может.

Все взгляды, включая мой, обратились к Яну Эгилю. Он сидел неподвижно, уставившись в пространство перед собой, как сидел все время, пока шел суд.

— Сомнений быть не может? То есть, другими словами, вы всегда были настроены предвзято? — продолжал Лангеланд.

— Выражаясь точнее, — ответил полицейский, — нам не оставили никаких сомнений результаты экспертиз.

И я увидел, как судьи пометили что-то у себя в блокнотах.

Но Лангеланд по-прежнему не сдавался. Было видно, что его уверенность произвела впечатление на десятерых присяжных. Трое судей слушали с профессиональным вниманием, но особой благосклонности адвокату они не выказывали. Лангеланд перешел к описанию тяжелой жизненной ситуации Яна Эгиля начиная с раннего детства и внезапного отъезда из Бергена в 1974-м после трагических событий в доме его приемных родителей. После чего были приведены свидетельские показания коллег Марианны Стуретведт, в которых я узнал те же мысли и даже формулировки, с которыми сам познакомился несколько месяцев назад.

Лангеланд вызвал для дачи свидетельских показаний и Силье, но она доставила больше радости не ему, а обвинителю. Когда представитель полиции выудил ее незапротоколированные утверждения о сексуальных домогательствах со стороны Клауса Либакка, она была вынуждена признать, что все это выдумала, чтобы помочь своему возлюбленному.

— Ах вот как? А правда, что в тот момент ты заявила, что это ты убила Либакков? — не успокаивался адвокат.

— Да, но… — Силье горько разрыдалась. — Да я это просто так… Чтоб ему помочь…

— Другими словами, ты тоже думала, что это сделал он? — задал риторический вопрос представитель прокуратуры и, посовещавшись о чем-то с присяжными, от комментариев отказался.

Было ясно, что победил в этой дуэли обвинитель. Если свидетельские показания Силье и произвели впечатление на присяжных, то утверждение о возможных сексуальных домогательствах наверняка утвердило их в мысли о том, что у Яна Эгиля был мотив для столь жестоких действий, а это прибавляло уверенности, что виновен именно он и никто больше.

Попытки Лангеланда представить другую версию потерпели провал, потому что в следственных материалах, собранных полицией, не было ничего, что бы ее подтверждало. Предполагаемые преступники, которые могли, по утверждению адвоката, ночью проникнуть в дом Либакков, не оставили никаких следов взлома, это во-первых. А во-вторых, в показаниях соседей нет ни слова, которое указывало на что-то подобное.

Тогда Лангеланд перешел к участию Клауса Либакка в громком деле о контрабанде спиртного, которое имело место в начале семидесятых и с которым связано также нераскрытое убийство Ансгара Твейтена. Однако и эти аргументы были моментально разбиты представителем прокуратуры, заявившим, что обвинение концентрирует внимание на конкретных событиях, произошедших в октябре 1984 года, а не собирается закапываться в уголовные дела десятилетней давности.

Заключительная речь Лангеланда была блестящей — настоящий шедевр риторики. Однако по сути это было лишь великолепное изложение аргументов, которые он уже использовал во время процесса. Уже когда присяжные удалялись из зала заседаний, было понятно, кто оказал на них сильнейшее впечатление — Лангеланд со своей виртуозной риторикой, прокурор, едко констатировавший факты, или судьи, которые трезво и рассудительно следили за происходящим.

Когда из зала выводили Яна Эгиля, он впервые бросил взгляд на публику. И я еще раз увидел его глаза, излучающие неприкрытую ненависть, будто он возлагал лично на меня всю вину за то, что с ним произошло.

Уже на следующий день присяжные вынесли свой вердикт. Ян Эгиль Скарнес был признан виновным по всем пунктам обвинительного заключения, после чего судьи удалились на совещание для вынесения окончательного приговора и определения меры наказания.

В тот день мне удалось перекинуться парой слов с Лангеландом. Я поблагодарил его за все, что он сделал, и спросил, какой срок определят Яну Эгилю.

— Сейчас сказать невозможно, Веум. От пяти до пятнадцати, и боюсь, скорее всего дадут именно пятнадцать.

— Пятнадцать!

— Да, так-то вот. — И успешный адвокат повернулся и пошел прочь с таким угрюмым выражением лица, как будто этот проигрыш был невыносим лично для него.

Слушая вердикт присяжных, Ян Эгиль предпочел не вставать — он сидел на своем месте и ни разу не поднял глаза во время объявления приговора. Лангеланд несколько раз наклонялся к нему и что-то тихо говорил, очевидно, разъяснял значение сложных юридических терминов. Яну Эгилю дали двенадцать с половиной лет тюрьмы с зачетом предварительного заключения. Судя по его лицу, он не понял ни слова из того, что было произнесено, и только по знаку адвоката поднялся с места в тот миг, когда судьи покинули зал заседаний, бросив последний долгий взгляд на осужденного.