Наташа лежала на кровати, свернувшись калачиком. Больше в комнате никого не было.
– Куда вы помчались, как трофейная… – Крылов не то запнулся, не то просто переводил дух.
– Кто?! – раздражено прошипела я.
На его лице мелькнуло некое подобие улыбки. С холодной, почти неприятной вежливостью он пояснил:
– …Кобыла.
Я фыркнула, бросилась к кровати, схватила Наташу за плечи и стала трясти:
– Хватит притворяться! Где она? Где?
Девочка испуганно хлопала глазами и, кажется, готовилась зареветь.
– Полегче. – Тяжелая рука легла на мое плечо. Я нетерпеливо дернулась, но девочку выпустила, продолжая оглядываться.
– Катя, ты чего? – жалобно спросила Наташа. Она выглядела настолько растерянной, что я поверила – девочка здесь ни при чем. Да, она непослушная маленькая хитрюга, но отнюдь не гениальная актриса. От этой мысли мне стало еще страшнее. Я порывисто обняла малышку:
– Ничего, детка. Прости меня за то, что разбудила. Захар Ефимович, побудьте здесь немного, пожалуйста. – Прежде, чем у меня потребовали объяснений, я выскочила вон.
Я носилась по этажам, как угорелая, распахивая все двери подряд. Я не боялась, что меня услышат, и ничуть не скрывалась. Господи, сколько же здесь комнат! И где она? Успела удрать? А как же тогда запертая дверь? Кто ее запер? Уж точно не Наташа. Девочка действительно спала. Но как же тогда эта дрянь попала в дом? И зачем она сюда пробралась? Мысли вихрем носились в мозгу, в то время как я продолжала безрезультатно обследовать дом.
Остался последний этаж, скорее, мансарда – царство обслуги и старого хлама. Здесь располагалась и моя комната. Туда я тоже заглянула, но никого не нашла.
Следующая дверь оказалась запертой. Там жила Люся, которая после трагедии благоразумно уволилась.
Дойдя до конца коридора и вдоволь налюбовавшись на хозяйственный инвентарь, я повернула в обратную сторону. Остались еще две двери в противоположном крыле. За первой скрывалась еще одна комната. Судя по убогой обстановке, она предназначалась для обслуги и временно пустовала. Открыв последнюю дверь, я поначалу решила, что это очередной чулан. Здесь было темно и пахло пылью, но, когда я собралась выйти, мне показалось, что внутри кто-то прячется. Чей-то силуэт маячил напротив плотно зашторенного окна. Отчего-то мне стало не по себе, заходить расхотелось. Внутренний голос вопил, чтобы я держалась отсюда подальше.
И все-таки я зашла. Глаза привыкли к темноте, но мне стало легче, когда я нашарила на стене выключатель и включила свет.
Это была странная комната. Ей явно не пользовались много лет – повсюду лежал толстый слой пыли, но мебель была роскошная: повсюду бархатные занавеси, ковры, причудливые оттоманки, зеркала в тяжелых бронзовых рамах.
В одном из кресел лежала пропавшая кукла. Та самая, пропавшая из музея. Она лежала и смотрела на меня. Нет, не просто смотрела – следила. Пристально и настороженно. На секунду мне показалось, что это были не обычные игрушечные глаза из цветного стекла, а самые настоящие, живые, человеческие. В их глубине мерцал неяркий огонек.
От неожиданности я попятилась. В том, как она смотрела на меня, было что-то устрашающее.
Живых кукол не бывает!
Я почувствовала дурноту и с трудом сглотнула, продолжая пятиться.
Сзади раздался шорох. Легкие, почти невесомые шаги прошелестели за спиной. Разом забыв про куклу, я с воплем ринулась в погоню. Девчонка все-таки обхитрила меня и сейчас неслась вперед, оставив меня далеко позади. Наверное, во мне взыграл охотничий инстинкт, я не смотрела под ноги, за что и поплатилась, запнувшись в самом низу лестницы. Падение было болезненным, но чувство поражения – вообще сокрушительным. Пока я силилась сгрести себя в кучку, чтобы подняться, в холле хлопнула входная дверь – беглянка вырвалась на свободу. Вдобавок ко всему в дверном проеме возник массивный силуэт Захара Ефимовича, – и зачем только я попросила его остаться? – который с интересом наблюдал за тем, как я барахтаюсь на полу, словно упавшая на спину божья коровка.
– Вам помочь? – учтиво спросил он, не двигаясь с места.
– Обойдусь, – буркнула я, занятая лишь тем, чтобы по возможности изящно привести себя в вертикальное положение.
Старалась я зря. Ушибленная коленка плохо сгибалась, руки тряслись, попа неприлично оттопыривалась, растрепавшиеся волосы свисали на лицо. Красавица, одним словом. Мне было стыдно за себя, но злилась я почему-то на Крылова. По этой причине я проковыляла в кухню, даже не взглянув на него.
– За кем вы гнались? – поинтересовался Тарас Ефимыч, когда я плюхнулась на табуретку у стола и принялась подсчитывать потери.
– За одной очень странной девочкой.
– Это ее вы искали в спальне Наташи?
– Да.
– Но Наташа сказала, что никто к ней не приходил.
– Она сказала это при мне, – напомнила я. На коленке, помимо ссадины, наливался здоровенный синяк, зато крови почти не было.
– Конечно. Все это странно. Почему вы выглядите так, словно увидели привидение?
– Не привидение, всего лишь куклу, – фыркнула я.
– Куклу? – Он выглядел озадаченным.
– Угу. Ту самую, что пропала в день пожара.
– И где она?
– На чердаке, – пожала я плечами, изо всех сил стараясь убедить себя в том, что это ничего не значащий факт.
– Похоже, вас это огорчает.
– Мне все равно, – покривила я душой и тут же раскаялась. – Просто мне кажется… кажется, что она меня преследует.
Ну вот, наконец-то я произнесла это вслух. И тут же покосилась на сидящего напротив мужчину – не смеется ли?
Он не смеялся. Он смотрел на меня очень внимательно, и мне даже показалось, что он меня понимает, ну, в крайнем случае, сочувствует. Глубоко вздохнув, я выложила Крылову всю историю с самого начала, с того момента, когда нашла куклу на мокрых ступеньках.
– Когда она исчезла, я почувствовала облегчение… – призналась я, закончив рассказ.
– К вашим переживаниям мы вернемся чуть позже. – Ну вот, он все испортил, напомнив мне, что есть дела поважнее. Как будто я нуждалась в напоминаниях. Прежняя неприязнь к этому человеку вернулась ко мне. Крылов сделал вид, что ничего не заметил и продолжал как ни в чем ни бывало: – Возможно, тот факт, что куклу перенесли из музея, имеет какое-то значение.
– Перенесли? – усмехнулась я.
– Ну, не сама же она поднялась этажом выше. Это всего лишь ворох лоскутков.
– Это ужасный, ПОЛЗУЧИЙ ворох лоскутков.
Его свинцово-серые глаза смотрели на меня из-под тяжелых век с брезгливым любопытством. Не думаю, что многие из его окружения находили Крылова привлекательным, большую часть людей он, скорее всего, доводил до бешенства.