В последнюю очередь - читать онлайн книгу. Автор: Анатолий Степанов cтр.№ 81

― Что будем делать? ― спросил Гусляев у Казаряна. Казарян лежал на травке у загаженной церкви. Он покусал пресный листочек липы и сказал:

― Будем ждать темноты.

В сумерках приехал Смирнов. Увидев Казаряна, подошел, прилег рядом.

― Что будем делать? ― спросил у него Казарян.

― Подождем еще чуток. Из избы никто не выходил?

― Никто.

― Они что там, под себя ходят?

― Чего не знаю, того не знаю.

― Они вас не просекли?

― Был уверен, что нет. А теперь сомневаюсь.

― Могут уйти ночью?

― Больно открыто. Маловероятно.

― Но возможно. Будем брать через полчаса. ― Смирнов встал, одернул гимнастерку, подтянул ремень с кобурой, потом опять сел, снял сапоги, перемотал портянки и снова обулся. Был он в своем удобном для черной работы хабэ бэу.

Они шли к избушке, не скрываясь.

― Я первым пойду, ― сказал Казарян. Смирнов насмешливо на него посмотрел, ответил:

― Порядка не знаешь. Закупорили-то как следует?

― Не сомневайся.

Жестом остановив Казаряна, Смирнов, стараясь не наступать на грядки, двинулся к избушке. Метрах в тридцати остановился и прокричал:

― Вы окружены! Предлагаю немедленно сдаться!

Избушка молчала. И будто бы не было никого в ней. В наступающей темноте Смирнов разглядывал хлипкое крылечко, черные бревна сруба, два маленьких высоких оконца.

― Предлагаю в последний раз! Сдавайтесь! ― снова выкрикнул Смирнов.

Дверь избушки распахнулась, и на крылечко выскочил Стручок.

― Не стреляйте! Не стреляйте! ― моляще крикнул он. А они и не собирались стрелять.

Выстрелил сзади Куркуль. Он выстрелил через оконце, когда Стручок уже бежал к Смирнову. Стручок упал, Смирнов, не скрываясь, рванулся к крыльцу.

В дверях он кинул себя на пол и произвел вверх два выстрела из своего громкого парабеллума. В ответ раздался один, потише. Смирнов сделал себя идиотской мишенью, но была тишина, и была тьма, и не было выстрела Куркуля. Смирнов лежал на полу и ждал неизвестно чего. Прибежал Казарян, крикнул с крыльца:

― Саня, ты живой?

Смирновские глаза наконец привыкли к полумраку, и он смутно увидел контур человеческого тела, лежащего на полу.

― Фонарь! ― попросил Смирнов, не опуская парабеллума. Гусляев из-за спины Казаряна посветил сильным электрическим фонарем. В его луч попала распахнутая ладонь с лежащей на ней рукояткой "виблея". Смирнов встал, нашарил у двери выключатель и врубил свет.

Куркуль распластался на чернобурках, из которых он сделал себе ложе. Разбросанная выстрелом в рот кровь из затылка темно-красными пятнами украшала серебристый мех. На полу стояли две бутылки водки ― одна пустая, другая ополовиненная, и стакан.

― Черт-те что, прямо какой-то Сальвадор Дали, ― сказал Казарян и вдруг вспомнил: ― Как там Стручок?

― Наповал. Прямо в сердце, ― тихо сообщил Гусляев.

― Скот! Скот! ― завопил Казарян и ударил труп ногой. Труп безжизненно содрогнулся.

Сидевший под новеньким портретом Феликса Эдмундовича Дзержинского Сам удовлетворенно откинулся в кресле и веселым глазом посмотрел на Смирнова.

― Что же не весел?

― А собственно, чему радоваться?

― Но и горевать нет причины.

― Народу больно много постреляли, Иван Васильевич.

― Так то уголовники, Саша.

― А Стручок? Не надо было его до Куркуля доводить.

― Надо, не надо! У тебя другого выхода не было. Не бери в голову и успокойся.

― Я спокоен. Разрешите идти, товарищ комиссар?

― Иди.

Смирнов встал и направился к дверям. Он уже шагнул в предбанник, когда услышал за спиной:

― Так и не узнал, кто труп Жбана перевернул?

Смирнов сделал поворот кругом и, глядя в глаза начальству, спросил:

― А вы хотите, чтобы я узнал?

― Нет, ― сказал Сам. ― Нет.

Смирнов вернулся в свой кабинет, где его ждали Ларионов и Казарян, устроился за столом и повторил слова Самого:

― Вот и все.

Ребята молча и сочувственно покивали. Потом Казарян спросил:

― А ты знаешь, что мне Гена Иванюк звонил?

― Зачем? ― удивился Смирнов.

― Сказать, что он на меня надеялся.

Нежданно-негаданно их "Спартак" второй год подряд выходил в чемпионы. Сегодня элегантные и хитроумные Игорь Нетто и Николай Дементьев, Никита Симонян и Анатолий Ильин легко и непринужденно "раздевали" ленинградцев. От этого было хорошо: беспричинно радостно и до освобождающей пустоты бездумно.

...Мимо фигурных, с башенками, разными верандами с цветными стеклами дач, разбросанных меж деревьев Дворцовых аллей, они вышли к Красноармейской.

― Проводишь? ― спросил Смирнов.

― Ага, ― согласился Алик.

В этом районе в основном болели за "Динамо". Поэтому толпы спартаковских болельщиков двинулись к метро, к трамваю, к троллейбусам, чтобы ехать на Пресню, в Сокольники, на вокзалы. А на Красноармейской было почти безлюдно.

― Ты у матери был? ― спросил Смирнов.

― Вчера весь вечер.

― Как там она?

― Знаешь, почти нормально. Она, видимо, равно приучила себя к мысли, что отец умрет скоро, и поэтому сейчас спокойна, разумна, даже шутит иногда.

― Ну а ты?

― А что я? Вчера весь вечер старые отцовские фотографии разбирал. Занятная вещь: во время гражданской войны они все веселые беззаботные, франты ужасные ― победители. И вдруг мир, и, вдруг, как ты говоришь, каждодневная маята. Меня один снимок поразил: сидят хозяева огромной губернии в ситцевых толстовках, в веревочных сандалиях на босу ногу, изможденные, усталые, несчастные. Ответственность нечеловеческая за разоренную страну. Такой вот и ты сейчас.

― Я такой, Алик, не оттого, что ответственность свою ощущаю, а оттого, что хозяином себя не чувствую.

― А пора бы.

― Наверное. Но я человек приказа, таким война сделала. Приказали сверху ― исполнил. И сам приказал. Тем, что внизу.

Дошли до Инвалидной, и здесь Смирнов решился. Он тихо спросил: