Дополнительный прибывает на второй путь - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Словин cтр.№ 62

За бригадиром с чемоданом двигался электрик.

— Вы тоже на ногах? — Денисов посторонился, давая дорогу.

— В пятнадцатом что-то с пробками. Может, с контактами.

— Последний рейс!.. — сказал электрик.

Шалимов вздохнул:

— Только приедем в Москву — и назад! А возьмите восемьдесят девятый! Астраханского тоже резерва… Пять часов отстой. ГУМ, ЦУМ, «Тысяча мелочей» — все для них!

— Или саратовский! — поддержал электрик.

Денисов затронул больной вопрос.

— Давно в последний раз были в поездке? — спросил Денисов.

— Дней десять назад…

Электрик пояснил:

— Мы тут все из разных бригад. У кого недоработка, кто из отпуска…

Шалимов посмотрел на электрика:

— Иди начинай разбираться… Ну как? — Он подождал, пока за электриком захлопнулась дверь. — Новости есть?

Денисов пожал плечами.

— Не повезло человеку. Был и нет! Сейчас в морге?

— По-видимому. — Вопрос о морге означал переход к чему-то личному.

— Сколько раз замечал: животное и то свою гибель чувствует. Время придет — не выгонишь с база.

— У вас хозяйство?

— В Хову-Аксы.

— Сами оттуда?

— Двадцать лет в Астрахани, а все равно тянет. Сестра у меня там, брат, — Шалимов увлекся. — У нас такой порядок: младший ребенок остается с родителями. Вот в сентябре съедемся!

— Баранчика забьете?

— Одним не обойдемся!

— Шашлык?

— У нас «хан» называется. Не пробовали? — Он заговорил невыразительно, но увлеченно. — Первое блюдо! А забивают как? Слыхали?

— Нет.

— Под грудью делают надрез — и аорту долой! Гигиенично! Кровь сразу через дуршлаг в чистую двенадцатиперстную… А зашивают палочкой. И вместо ниток брызжейка. Потом в кипяток… — Шалимов прервал себя на полуслове. Прощаясь, он поднес руку к фуражке: — Спокойной ночи.

Денисов перешел в малый тамбур. Суркова дремала, положив голову на справочник-расписание. Услышав шаги, она с трудом выпрямилась.

— Про «хан» рассказывал?

— И про Хову-Аксы.

— Дом у него там. Никаких денег на него не жалеет. — Суркова была рада отвлечься. — В прошлую поездку пленку в Москве заказал. На двери. Плитку для садовой дорожки достал.

— Хозяин?

— У него не побалуешь! Не смотрите, что невзрачный…

Приближалось, как называл Антон, время третьей стражи. Предрассветный час розыски «татей» и «тюремных утеклецев». Ровно сутки отделяли дополнительный и его пассажиров от совершенного преступления.

— Вы что-то хотели? — спросила Суркова.

— Выключите, пожалуйста, свет.

— Во всем вагоне?

— Везде.

Она поднялась к щиту. Девять ламп большого коридора, тамбурное и туалетное освещение значилось в четвертой группе. Суркова щелкнула выключателем, вагон погрузился в темноту.

— Думаете, он снова придет? — Мысль о следственном эксперименте не пришла ей в голову. — Теперь хорошо?

— Спасибо.

Темнота оказалась относительной — не ночь, поздние сумерки.

Сквозило. У Денисова появилось чувство, будто он должен заболеть, простыл, и голова тяжелая, и что-то мешает глотать.

«Этого еще не хватало…» Он вспомнил вокзальный медпункт, плакатик «Болезни жарких стран» рядом с боксом для инфекционных больных. Слово «жарких» было выведено черным — как бы дым испепеленной безжалостным африканским солнцем растительности.

Ощущение это прошло незаметно, как появилось.

Он вынул «Фише-Бош», записал: «Не потому ли Голей интересовался у всех человеком с собакой, что Судебский и его дог вошли в состав с нерабочей стороны и Голей потерял их из виду на посадке?»

Денисов прошел в десятый вагон, повернул назад. Он повторил путь Шалимова, когда тот, разбуженный Ратцем, бежал в одиннадцатый. Со света бригадир попал в темноту, тусклые блики лежали на полу, против переходной площадки.

«Позднее Шалимов скажет, что в тамбуре кровь…»

Рядом, в окне, плыли огни — без мачт, без людей и строений, лишенные основы и смысла. Ночной железнодорожный мираж.

От служебки подошла Суркова.

— Зажигать можно?

— Зажигайте.

Денисов услышал щелчок открываемого замка. В коридоре появился Вохмянин с журналом, с трубкой. Он словно не собирался спать.

— Опаздываем, — пригласил к разговору Денисов. — Симпозиум откроется утром?

— После обеда, — завлабораторией перегнул журнал.

— Гетерогенная система?..

— Да, сейчас поймете. Взять, к примеру, смесь различных кристаллических модификаций. Скажем, ромбической и моноклинной…

С графиком что-то произошло. До Гмелинской несколько раз останавливались. Завлабораторией все больше нервничал и не пытался это скрывать.

— Доклад? — спросил Денисов.

Вохмянин махнул рукой:

— Не о том забота. Я уже делал его у себя в… — Он повертел холодную трубку. — Думаю, запротоколировать мои показания много времени не отнимет… — Вохмянин взглянул вопросительно. — Если так — надолго вы меня не задержите… Пожалуй, самое главное, что у меня в памяти, — это лицо Голея. Но для вас это не существенно.

— Что вы запомнили?

— В нем было что-то растерянное, щенячье. Я держал собаку, знаю, — он улыбнулся. — Месяц, как отдал. В связи с переездом.

— Крупную?

— Мальтийскую болонку… Нет, Николай Алексеевич вовсе не имел в виду моего Тёпу, уверяю! Иначе уж полная абракадабра!

Денисов показал Вохмянину на трубку:

— Раскурить не пытались?

— Что вы! Зажженная трубка хуже никогда не изведанной…

Представляя мысленно Вохмянина инспектором, Денисов упустил это качество — страх перед необходимостью выбора.

«И, несмотря на это, он все-таки пытается ввести меня в заблуждение, указывая ложную дату приезда в Москву…»

Дополнительный пошел тише, вскоре остановился совсем.

«Путевое здание 1108 км», — виднелось на трафарете. Под окном раздались когтистые удары лап — Судебский вывел дога. Саблевидный хвост Дарби-Воланда с силой прочертил по металлической обшивке вагона. Под ногами Судебского скрипел песок.

— Вы, наверное, с детства мечтали стать следователем? — Вохмянин переложил журнал из руки в руку.

— Нет. Кроме того, я инспектор.

— Никогда не мог обнаружить разницу.