Тайна девичьего камня - читать онлайн книгу. Автор: Майкл Мортимер cтр.№ 15

На лестнице, ведущей обратно вниз, в Голубой зал, Ида споткнулась. Поль подхватил ее, и она плотно прижалась к низким широким мраморным перилам.

И тут через его плечо она увидела их — двух мужчин во фраках с наушниками, а потом еще двоих.

Полицейские. Они быстрым шагом поднимались по лестнице. Она пыталась не смотреть на них, одновременно инстинктивно притянув к себе Поля и спрятавшись за ним.

Он сразу же уловил сигнал и наклонился вперед. Его губы коснулись ее губ, и она позволила этому случиться, будучи словно слепой, глухой и в полном ступоре.

Тяжелый и влажный коньячный поцелуй, от которого все вокруг закружилось. В ту же минуту она услышала первые звуки «Девушки из Ипанемы» и скрип лаковых ботинок полицейских — они быстро прошли мимо и стали подниматься наверх.

— Ясно, что здесь что-то происходит, — заметил Поль.

Они пошли дальше, вниз к сводчатым галереям и в сторону гардероба. На маленькой мраморной лестнице, где всего лишь пять минут назад лежала Йенни, никого не было. Только на полу валялся остаток рации. Голова у Иды опять пошла кругом.

Что я делаю, что происходит?

У гардероба стояло двое мужчин, похожих на одетых во фраки полицейских. Вид у них был решительный и напряженный, они говорили по рации.

— Ответ нет, — произнес один из них. — Мы все еще ждем приметы… Нет, серьезных повреждений у коллеги нет… Ей накладывают пластыри. Нам оцепить все? Прием.

«Почему вы меня не хватаете? — подумала Ида. — Недотепы, что вы делаете? Вот она я!»

Поль взял у нее номерок, и они без труда получили свою верхнюю одежду.

Ида все время смотрела в пол, сердце бешено билось в груди, а в полицейской рации потрескивало:

— Молодая женщина… Одна… Возможно, желтое одеяло… О’кей. Прием.

У самого выхода полицейский с рацией показал рукой, чтобы они остановились.

— Что-то случилось? — спросил Поль почти с детским любопытством.

Полицейский внимательно посмотрел на них и поднял рацию. Раздался треск.

И больше ничего.

— Ничего страшного. Просто небольшой несчастный случай.

Они спустились по низкой лестнице и вышли во внутренний дворик на холод. Последнее, что она слышала, был крик полицейского:

— Правильно ли я понял, что мы должны выпускать только тех, кто не попадает под приметы? Я хочу сказать, что приметы не точные… Прием.

И полицейский за ними замолчал. При ходьбе Ида опиралась на Поля и позволила ему обнять ее. Вскоре они вышли на улицу Хантверкаргатан, и он дал ей виски из маленькой фляжки, которую, очевидно, держал во внутреннем кармане, и ей показалось, что темное стокгольмское небо над ними вращается, как огромная светящаяся юла.

Остаток вечера превратился в судорожную и трудно обозримую вереницу событий. Наряду с мыслями о шкатулке и изуродованном лице Лобова мелькали сцены, где ее в одну секунду угощали колбасками кабанос в магазине 7-Eleven рядом с Фридхемспланом, а в другую она сидела и плакала в битком набитом частном автобусе «фольксваген» на автостраде где-то под Стокгольмом, где два истерика на переднем сиденье распевали застольные песни, а Поль всунул в нее таблетку, и после этого она сама пела без слов мелодию ма-ма-ма-ма Леди Гага, а затем была очень крепкая водка в пластиковых стаканчиках в каком-то клубе, где один или, возможно, два Нобелевских лауреата прошлых лет прыгали вместе со всеми по полу под «Маленьких лягушек», а затем Поль спросил ее, почему она такая странная, взволнованная и печальная и что на самом деле произошло на банкете, а потом она взяла его телефон, чтобы попытаться позвонить Альме, поскольку батарейки в ее телефоне сели, но Альма не отвечала, после чего Поль дал ей еще одну таблетку, за чем последовал длинный провал в памяти, и вот она сидит и опять плачет где-то у кого-то на кухне, а затем лежит на спине на чем-то очень мягком и очень красном, вероятно, на большом плисовом одеяле, и чувствует, как кто-то, наверное, Поль, вводит в нее свой член и они вместе быстро двигаются, пока он наконец не шепчет, что уже почти полседьмого утра и что они оба, спина к спине, должны спать.

Рай, 31 октября

Уважаемая Ида Нордлунд?

Дорогая Ида?

Моя любимая Ида?

Мое любимое дитя?

Прости?

Да, так, пожалуй, будет лучше всего.

Прости!

Я обещала, когда буду писать это письмо, не чувствовать себя ни фальшивой, ни нелепой. Если я позволю взять верх чувствам, это будет не письмо, а жалкие слезы. Самонадеянные слезы. Тот, кто предал, не имеет права оплакивать свое горе.

Как обычно, у меня страшное раздвоение личности: надо ли мне вообще писать тебе это письмо, и как мне это делать? Я и раньше писала тебе письма, несколько раз за эти годы, но письма лежат неотправленные рядом с ведром с поленьями. Конечно, это зависит от того, что я волнуюсь из-за твоей реакции, но и оттого, что я страшно боялась, что они меня каким-то образом найдут. По почтовым штампам или просто потому, что я невольно слишком много пишу о том, где нахожусь. Может быть, я выдаю свое укромное место, просто рассказывая о том, какие здесь сорта яблок. Ну ладно, во всяком случае у меня уже нет такой паранойи, которая была в самом начале моего здесь пребывания.

По всем другим пунктам я хочу дать как можно больше информации. Логичной и четкой. У нас в роду к этому есть склонность, и все эти годы и дни я ее холила и лелеяла. Приносить воду и ухаживать за садом летом, сажать огурцы и морковку, собирать картошку и яблоки осенью. Копаться в генераторе и приносить дрова зимой. Весной сеять. Сохранить порядок можно только за счет практичности, рук, которые работают, и ног, которые ходят. Благодаря этому старому методу выживания я с толком провожу свои дни. Вечера я посвятила тому, что иронически называют изучением Вселенной; на самом деле это способ быть от тебя как можно дальше. Думать о другом. Эта воображаемая стройка разрослась до размеров собора.

Надеюсь, ты счастлива, и если и думаешь обо мне, то только как о смутном сне. Тебе было два с половиной года, когда я тебя бросила. Сегодня тебе исполняется восемнадцать, ты достигла совершеннолетия и вправе делать все, что хочешь, что бы там ни считала Альма. Постарайся уехать из Емтланда после школы, куда — не играет роли. Учись или работай. Тьфу. Кому я даю советы? Я в совершенстве овладела искусством не думать о тебе. Еще несколько лет назад я была в этом деле любителем. В этом заключалось все мое существование. Иногда я могла целыми днями лежать, не вставая с постели, поскольку была полностью занята тем, чтобы не думать о тебе. Мне становилось легче, когда я садилась в комнате на стул или ложилась под стол и смотрела вверх. Как будто здесь, в своем домике, я играла с горем в прятки. А горе в смятении кружило по комнате и через какое-то время находило меня и ввинчивало свою ледяную детскую руку мне в сердце.