Вика отворачивалась от слепящего света фонарика и от этого ужаса, в который она все-таки угодила. На Стасика смотреть она просто боялась. Зато он рассматривал Вику так подробно и издевательски, что она жалела, почему не прыгнула с обрубленного балкона на ржавые колья.
— Эй, Хряк! — вдруг заорал Стасик. — Кончай там! Сюда греби! Я бабу взял!
Эхо градом тугих мячиков запрыгало по пустым залам и коридорам бывшего санатория, но Хряк не ответил. Когда все отзвуки угомонились, вокруг снова легла такая сплошная, абсолютная тишина, что даже предутреннее еле заметное шевеление веток за разбитым окном в этой тишине казалось явным шумом. Стасик удивился:
— Где же Хряк? Неужто твой плюгавый приятель снова его между елок бегать заставил?.. Нет, нигде вроде не слышно… Чего это так тихо, а?.. Ясное дело: Хряк придурка твоего замочил. Но вот сам он где? Дрыхнет где-то, что ли? Эй, Хряк! Артем!
Как Стасик ни надрывался, ответа ему не было.
— Ладно, обойдемся, — решил он. — Куда Хряк денется? Пошли-ка в машину! Цып-цып-цып!
Он направился к Вике, стараясь попасть круглым бельмом фонарика ей в глаза, и захохотал, когда она заслонилась руками.
— Только не приближайтесь ко мне! — выкрикнула Вика слабым голосом.
— А что, сама пойдешь? Какая цаца! Вот сейчас в узелок тебя завяжу и в карман суну.
Он не ожидал, что Вика так молниеносно вскочит на подоконник и из последних отчаянных сил перешибет ногой гнилой переплет пустой рамы. Ее фигурка быстро мелькнула в просвете окна, и только гигантским обезьяньим прыжком удалось Стасику нагнать ее. Он схватил ее за ногу и куртку, а ведь летела уже Вика на волю, и Стасик едва справился с ее устремившейся прочь и вниз тяжестью.
— Ага, вот ты чего выдумала! — прокряхтел он, обхватив Вику и обдавая ее тяжелым хищным дыханием. — Нет, не выйдет! Сказал — поедешь с дядей, значит, поедешь. Очкастому ты живая нужна, хотя он не говорил, что невредимая. Главное, чтоб разговорчивая была, а это мы устроим. Ишь ты — не тронь ее! Нет уж, попалась, так что многие тебя теперь тронут. И первые мы с Хряком. Я тебя ведь помню, сразу узнал — это ты перед нами в “Бамбуке” выдрючивалась. Я тогда еще подумал: классная телка! Задница какая, а ножки! Вот бы мне ее! Мне и досталась. И Хряку еще. Сейчас в машине мы втроем немножко поиграем. Я знаю много интересных штучек, да и Хряк любит таких вот куколок стройненьких. Славно оттянемся. Тебе понравится — все вы, стервы, это любите. А потом поедем к Очкастому, пускай он разбирается, чья ты Красная Шапочка, кто тебя и с какими пирожками к нам послал. Это уж его дело. А мы свое аккуратненько возьмем. Прямо сейчас!
Вика пыталась отбиться от шарящих рук, от влажного жара, чужого и страшного. С утра, очевидно, Стасик облился крепким хорошим одеколоном, но теперь дорогие ароматы уступили звериному потному естеству. Чем отчаяннее Вика дергалась, тем больше тяжелело и смыкалось вокруг нее это неодолимое злое тело. Короткопалая цепкая рука уже больно тянула и задирала ее куртку. “Зачем я не прыгнула с того балкона!” — в десятый раз с тоской подумала она и от ужаса закричала бессмысленно и истошно. Ее вопль тут же угас, потому что грязная соленая лапа залепила ей губы. Она чувствовала во рту жесткую кожу с тошнотворным металлическим привкусом и могла теперь только бессильно мычать и вздрагивать. В другой, правой лапе Стасика оказался вдруг нож. Нож этот легко кромсал в лоскуты Викину одежду и касался уже тыльной стороной ее кожи. Вика знала, что не только она ничего теперь не может изменить, но и Стасик из грубого человека сделался нерассуждающим слепым зверем, и пока он не выместит на ней свое злое возбуждение, не истопчет, не изорвет в клочья — не на радость, а из ненависти — он не остановится. Даже если понимает, что делает не то, что надо, даже если потом будет жалеть и каяться, хоть перед Очкастым, сейчас он ничего с собой не в силах поделать. Вика никогда в жизни не теряла сознания и в ту минуту жалела, что так глупо устроена. Хотя бы можно было ничего не чувствовать теперь, ничего не знать…
Внезапно тело, с такой силой давившее и терзавшее Вику, дрогнуло от странного звука, негромкого и тупого. Лапы сразу ослабли, зато тяжесть их стала неимоверной и уволокла Вику за собой — в преисподнюю, как подумала она. Там будет легче, там все кончится…
— Виктория Сергеевна! Вика! Вы не ушиблись? — раздался рядом тихий, смущенный голос Юрия Петровича Гузынина. Он наклонился и стал помогать Вике выбираться из-под неподвижного Стасика. Когда Вика поднялась, она вся дрожала, хваталась за лохмотья своей изрезанной куртки и не могла сказать ни слова, как ни пыталась. Перед ее глазами плыл бесконечный серый туман, в котором проскакивали неяркие зеленые искры. Она прогоняла их рукой, но искры не уходили, а бестолково плавали друг за другом, мерцая и множась. Постепенно сквозь слепой туман проступила фигура Юрия Петровича, косо озаренная с пола Стасиковым фонарем. Был Юрий Петрович грязен с головы до ног, а по пояс почему-то еще и совершенно мокр. Его лицо настолько испачкалось, что казалось чужим и осунувшимся, а одно из стекол в очках ветвисто треснуло по диагонали.
— Вы живы! — бормотал Юрий Петрович. — Какое счастье! Вы так закричали, что я чуть с ума не сошел. И хорошо, что закричали, иначе я не смог бы сразу вас отыскать… Только не смотрите на это чудовище. Да, я его убил. И того, второго, тоже. Меня теперь посадят. Ну и пусть! Главное вы живы…
В эту минуту Стасик, широко, вроде морской звезды раскинувшийся на полу, икнул и дернул ногой.
— Живой! Слава Богу! — воскликнул Юрий Петрович. Вика начала понемногу приходить в себя, и признаки жизни в теле Стасика ничуть ее не обрадовали.
— Он встанет сейчас и нас обоих зарежет, — сказала она слабым голосом. Юрий Петрович замахал руками:
— Исключено! Не может этого быть! Я очень крепко ударил его по голове.
— Не его, а меня, — простонала Вика. — Теперь я понимаю, почему у меня и зелень перед глазами, и головокружение.
— Что вы, я вас и пальцем не тронул, просто вы об пол зашиблись, когда падали. А бил я его, этой вот палкой!
— Поздравляю вас, — сказала Вика, потрогав палку. — Вы просто герой боевика. Знаете, что это такое? Бейсбольная бита. Где вы ее откопали?
— Внизу есть пара комнат с отдельным входом. Кажется, новое руководство их обустроило, и там полно всякого спортивного барахла: мячи, каски какие-то, палки разных сортов… Так вот, тот толстый за мной бежал, и я камнем разбил стекло, чтоб шуму больше было… а потом, уже после… я вернулся, влез в окно. Взял палку, то есть биту, и вот это.
Юрий Петрович показал толстый моток витой веревки.
— Вы собирались метать лассо? — изумилась Вика.
— Нет, конечно. Я хотел где-нибудь поперек дороги или лестницы веревку протянуть… толстый бы споткнулся… а теперь мы этого красавца хорошенько свяжем!
Юрий Петрович, с трудом ворочая валкое тело бесчувственного Стасика, придал ему позу египетской мумии и сплошь обвил веревками. При этом он вязал такие ловкие и причудливые узлы, что Вика поразилась.