Измена, сыск и хеппи-энд - читать онлайн книгу. Автор: Светлана Гончаренко cтр.№ 52

— Вы очень неправы. Приглядитесь получше: он не красавец, но интересный — именно такое слово подходит. Море обаяния! Он довольно сильно похож на писателя Алексея Толстого — не Льва (тот с бородой) и не Алексея, написавшего “Царя Федора Иоанновича”. Этот тоже бородатый. Я имею в виду Алексея Николаевича Толстого. Он написал…

— …про Буратино, — подсказала Вика.

— Именно! Вы совершенно правы. Это был представительный мужчина, тоже в очках, с чувственным ртом. В него влюблялось множество женщин, несмотря на то, что он тоже достаточно рано начал лысеть. Облысение не помеха мужскому шарму. Есть масса артистов с лысинами — Дуров и… больше не помню, но их масса! А гениальный Жванецкий!

— Да что вы меня уговариваете? — засмеялась Вика.

— Вы молоды, а я знаю жизнь. Одних отдыхающих я видела тысяч восемь, не меньше. Поэтому послушайте меня: он сейчас стоит там, на воздухе, и у него такое несчастное лицо, что смотреть неудобно. Он вас любит и тоскует. Это заметно даже в темноте. Пойдите к нему… Нет, не возражайте! Ничего и говорить не надо, если не хотите. Просто постойте поодаль, на крыльце, и он поймет, что вы его оценили. Это будет так романтично!

“Только романтизма мне теперь и недостает, — подумала Вика. — И романтика с лысиной гениального Жванецкого. Всем остальным я уже обеспечена: с работы меня после сегодняшнего, конечно, вышибут, бандиты с ног сбиваются, чтоб меня прикончить, а завтра чернобровый следователь Пролежнев потащит меня глядеть на покойника по фамилии Всяких. Вот это жизнь! Как в Парагвае! Но, может быть, эта несчастная старуха не так уж неправа. Сейчас самое подходящее время рассказать Гузынину о том, что произошло сегодня. Надо же что-то делать дальше — скрываться от банды Очкастого, например”.

Вика набросила на плечи куртку и вышла на крыльцо. Пока глаза привыкали к темноте, она никак не могла определить, где Гузынин. Холодное синее небо было полно звезд (Вике даже казалось, что их много больше положенного), зато на земле царила сплошная, непроглядная чернота. Пахло свежестью и волей. Через несколько мгновений Вика уже сумела увидеть желтый “Москвич”. Гузынин приткнул машину на выезде у главного корпуса — побоялся съезжать с крутой горы. Тишина стояла вокруг, и, как всегда, где-то в самой глубине этой абсолютной тишины жил слабый, непонятный, непрекращающийся гул. Или это поезд далеко идет? Или стучит движок в Дряхлицыне?

— Виктория Сергеевна! — тихо позвал голос Гузынина. Так вот он где, романтик! Теперь видно, что он стоит на дорожке под елками. Вика решительно направилась туда.

— Юрий Петрович, я вам должна сказать, — начала она резко.

Гузынин зашевелился в темноте и приложил палец к губам.

— Тише! — прошептал он. — Здесь нельзя говорить так громко. Все спит. Даже какие-то птицы — здесь, над нашими головами, в гнездах — тоже спят.

— Это вороны. Подумаешь! Даже если я их вспугну, завтра днем они отоспятся. Какие у них проблемы?

— Никаких проблем! Нигде. Ни у кого. Только тишина. И столько звезд! Посмотрите! Даже думать страшно, что это все не просто блестки на синем полотне. Они страшно далеко, причем одна звезда дальше, другая ближе, и многие невыносимо пылают, а только отражают свет, хотя выглядят не хуже горячих; одни рождаются, другие умирают или умерли уже…

Вика подняла голову, и невообразимые дали тихо опрокинулись на нее. Какие из звезд сейчас умирают? Ведь каждая светится! Чем дольше на них смотришь, тем ближе они придвигаются, роятся перед самыми глазами и даже, кажется, шуршат сухо и нежно, как елочный дождь, совсем рядом шуршат, а под ногами пустота, бездна. “Где это я?” подумала Вика и не сразу сообразила, что целуется с Юрием Петровичем, а в щеку ей колючим неживым пальцем тычется еловая лапка.

“Я сошла с ума. Это шампанское”, — встрепенулась Вика и вскрикнула возмущенно:

— Вы что, с ума сошли!

— Да, я сошел с ума! — охотно признался Юрий Петрович. Он не пожелал выпустить Вику из объятий, и она стала отбиваться локтем, краем глаза подглядывая, в какой степени Гузынин похож на автора “Буратино”. Некоторое сходство имелось: лысина, тяжелые щеки, губастость, очки. И все-таки многих достоинств знаменитого писателя Юрий Петрович не имел — ни славы, ни блеска, ни графского титула.

— А ну вас к черту! — прошипела Вика, сердито уставившись в звездное небо, которое отражали гузынинские очки. — Думаете, ананас привезли, и я у ваших ног? Да я видела толпы мужчин, которые в тысячу раз состоятельнее и лучше вас!

— Не сомневаюсь. Но я вас люблю, — не унимался Юрий Петрович.

— А меня, возможно, завтра убьют! — выпалила Вика.

Хватка Гузынина сразу обмякла, и он с ужасом и нежностью прижался к Викиной щеке своей щекой. “Слушайте, — тихо начала Вика, — пока вас не было, я решила изменить внешность и перекраситься в мышиный цвет. И вот нынче утром в “Грунде”…

Викин рассказ произвел на Гузынина ошеломляющее впечатление. Он так и сказал:

— Я ошеломлен. Да я, увидев этого Вову и миллионера с Балеарских островов, бежал бы без оглядки, а вы решились на такое! Да еще и следователя вызвали! Какое-то безумство храбрых! У меня в голове это не укладывается. Но ведь теперь что-то предпринимать надо, да?

План спасения, предложенный Юрием Петровичем, не отличался оригинальностью. Гузынин считал, что Вика должна немедленно взять отпуск или даже вовсе неожиданно и бесследно исчезнуть из “Грунда” и из Нетска. Лучше всего ей временно переселиться к его, Гузынина, тетке в райцентр Повалихино. Поскольку тетка работает там директором школы, Анютка могла бы благополучно закончить учебный год. Вика сразу сообразила, что Юрий Петрович догрузит ее и Антоном, раз уж Лариска с Пашкой сбежала на море. Все эти переезды к тетке были сущей глупостью, но никакого своего плана Вика придумать не могла. Ей никогда прежде не приходилось попадать в серьезный переплет.

— Не собираюсь я сейчас об этом думать! — отмахнулась она. — У меня и без того голова пухнет. Теперь вы все знаете, так оставим проблемы до завтра. Здесь нам ничто не грозит. Ни одна живая душа не знает, что мы тут. Дайте дух перевести!

— Хорошо. Будем молчать и смотреть на звезды, — согласился Юрий Петрович и снова попытался обнять Вику. Но в эту минуту по еловой аллее, где только что было тихо, как в комнате, прошел шуршащий ветерок. Какая-то ветка длинно и скучно заскрипела.

— Холодно стало, — поежилась Вика. — Пойдемте в дом.

— Я не хочу! Я тут был счастлив. С вами! Если мы чуть сдвинемся с места, то волшебство улетучится, — уперся романтичный Юрий Петрович. — Здесь хорошо, здесь можно до утра простоять, пока солнце не встанет вон там, над той кривой крышей.

Вика хмуро глянула на крышу главного корпуса, действительно кривую. Господи, почему мир перевернулся вверх тормашками? Последние Викины дни были такие невероятно длинные, каких не бывает и в разгар июня, и такие сумасшедшие, каких вообще не должно быть. Не хватало только рассветы встречать под елкой!