Взрослое лето - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Голубев cтр.№ 13

– Пиррь-пиррь.

Беру её в руки и вижу: клюв открыт, а в нём застрял обычный жёлудь. Поняла я всё. Нашла палочку, обломила кончик, сделала его поострее, попробовала и вытащила жёлудь. Отпустила птицу и иду дальше, вот уже и лес начинается. А сойка от меня далеко не улетает, рядышком: то спереди, то сбоку. Зашла в ельник, иду по белому мху, чудно и необычно, смотрю на ветке чёрный тетерев глядит на меня, как на пустое место. Иду дальше, тут под ногами прошмыгнул зайчик. Вскоре, глядь, а в полумраке, между ёлок, огромная сосна, да такая, что хоть всем классом хоровод вокруг неё води. Во, думаю, куда забрела? Только поближе подступила, смотрю на свободном пятачке стоит высокий бородатый мужчина в белом балахоне, отороченном серебряным мехом, а руки за спиной. Над ледяными глазами, царапавшими меня взглядом, нависли густые белые брови. Глядит, не моргает, словно буравит меня. Я перепугалась до смерти, вроде на грибника или охотника совсем не похож, и когда к нему подошла, он мне говорит:

– Здравствуй, Алёна! Выходит, пожалела и спасла от лютой гибели сойку?

– Здравствуйте. Спасибо за добрые слова, только ничего такого особенного я не сделала.

– «…Не сделала», – повторил последние слова девочки Лесной дед. – Добро, коль не хвастлива, хотел я тебя сурово наказать за то, что родную мать ослушалась, и без спроса ушла из дома. Но за добродушие надо возвращать токмо добро.

У меня тут сердце в пятки ушло, затряслось, как у последнего зайчонка, ну думаю, всё – попала в переделку! Боязно, но всё равно отвечаю ему:

– Дедушка, простите меня, намаялась я одна дома сидеть целыми днями, да ещё в такую жарищу.

– «…в такую жарищу». За славное твоё сердечко прощаю нынешний огрех.

– Благодарю, дедушка, больше без маминого разрешения из дома ни ногой.

– «…ни ногой». Хвалю. А обо мне не поведал тебе дедушка?

– Нет, не рассказывал.

– «… Не рассказывал». Ну, да ладно, выходит, не настала ещё пора. Ступай домой, а чтобы не забывала Лесного деда, пожалую тебе малый подарочек.

– Спасибо дедушка, да не надо мне ничего. Только бы домой вернуться.

– «…домой вернуться». А ещё, что бы не блудила по ельникам и топям, впереди тебя пущу ежака, – тут, откуда-то сверху, на плечо Лесному дедушке опустился почтенный филин и сложил серые крылья, а под ногами у Алёнки оказался колючий комочек.

– Дедушка, спасибо за ёжика.

– «…Спасибо за ёжика». Идите, а ты, балунья, заруби себе на носу, мы за тобой приглядываем!

Тут из-за спины он вытащил левую руку, в которой оказался скрученный чёрный кнут. Я поклонилась, сама не знаю почему, и мы пошли: ёжик впереди, а я за ним. Прошли метров сто, и вслед нам дед громко щёлкнул несколько раз своим витым кнутом, как заправский деревенский пастух. Но я даже не решилась обернуться, так мне было страшно, только глядела на ежика, шла за ним, как нитка за иголочкой, куда он – туда и я.

Вскоре мы очутились дома, и я больше в те места не ходила, да мне кажется, я их сейчас и не найду. А ёжик с тех пор, каждое лето живёт в нашем саду. Но самое поразительное, после той странной встречи я стала замечать, что когда слышу враньё, у меня в ушах начинает звонить маленький колокольчик или бубенчик. Вот это, я думаю, и есть подарок от Лешего.

– От кого? – недоумённо переспросил Женя.

– От Лесного царя, Лешего или Лесного хозяина, у него полным-полно имён и прозвищ!

– Вот это да! Никогда бы не подумал, что такое существует. Ладно «снежный человек», а то леший.

– Живёт он рядом с нами. А теперь пошли. Ты хотел ехать в редакцию.

Они вышли во двор, солнце пригревало, и девчонка прищурилась от яркого света. Где-то в лесу нежданно-негаданно защёлкал филин или, может, тот самый кнут, о котором только что говорили, кто разберёт, неведомо? Парень вдруг воротился от калитки и остановился около старой раскидистой ели, росшей около забора и прикрывавшей дом от холодного северо-западного ветра. Обняв руками корявый бурый ствол с пятнами нефритового лишайника, Женя улыбнулся и запел:

– В лесу родилась ёлочка!

Поражённая происходящим, Алёнка подхватила:

– Точно, в лесу она росла! Но рубить её нельзя, да-да!

– Да я и не хочу, но такую красавицу не грех и в Кремле установить на Новый год!

– Точняк, она дикая прелестница. Мы с мамой её любим. Хотя по ночам на неё бывает страшно смотреть, особенно когда полная луна, и слушать в сильный ветер.

– Подожди, я думаю, что на этот ствол можно прибить несколько ступенек из дощечек, и ты сможешь подниматься вверх, как по мачте корабля.

– По чему?

– Ну, по мачте парусного корабля!

– А поняла, Дантес тоже плавал на таком корабле.

– Ты залезешь и сможешь мне позвонить. Точно, давай в 12 часов дня у нас будет контрольный созвон или эсэмэска, если у кого-то из нас есть свежая информация.

– Согласна. Только кто будет палки прибивать и где их взять, а?

– Не переживай. Я завтра приеду и сам всё сделаю. Пока.

– До встречи. Постой! Не будем ничего говорить маме! А то я чувствую, она будет на меня ругаться.

– Смотри сама, тебе видней.

Жёлтый скутер, тарахтя и выпуская сизоватый дым из непрогретого мотора, удалился в сторону земной цивилизации, подпрыгивая на кочках. Прозрачный наэлектризованный воздух неожиданно запузырился и лопнул, и перед девочкой разлился неведомый оранжевый свет, нет, скорее, возник огромный апельсин, подвисший над поляной. Чувство страха и опасности мелькнуло, но растворилось в потёмках вместе с резким звуком, и осталось далече, словно их и не существовало в этот долгий миг жизни девчонки. Вместо привычного леса ей привиделась белая мощёная дорога, ведущая из первобытной пещеры ввысь, к неописуемым дворцам и башням под бирюзовыми бездонными небесами, а в душе пролился, подобно янтарному дождю, покой и предстала лишь несказанная радость от созерцания неведомого пути. Следом перед глазами, как в кино, поплыли пёстрые холмы с выжженной солнцем травой. Взор обратился к нескладному Каину, она ощутила доподлинно, что это именно он: не выспавшийся, с пульсирующей веной на левом виске, и с запутавшейся пчелой в бороде. Уходя, спотыкаясь о камни, по вытоптанной ложбине в долину, он обтирает насухо руки об края одежды с красными кистями, не сводя глаз с небес цвета индиго, с пугающими пурпурными всполохами. Желая только одно – поскорее достигнуть жилища, с серым от пыли садом, а там сбросить пояс, смочить горло и омыть руки. А дальше приклонить голову с колотящейся внутри болью, где-нибудь в темноте и мраке, опустив седые пряди на лицо, пряча от света печать Творца, и дождаться вечерней звезды, возвещающей о приходе ночной прохлады. Но в эту ночь долгожданный ветер не принесёт облегчения с далёких снеговых вершин… Каин ещё не ведает – на закате, вместо одной прекрасной и привычной для глаз Дили-пат ^[1], на небе взойдёт второе око – Муллу-баббар ^[2]. И в его жизни никогда не будет покоя, и не отыщется на земле место, где он сможет смыть красную охру с рук и позабыться в недолгом сне.