Сингапурский квартет - читать онлайн книгу. Автор: Валериан Скворцов cтр.№ 56

Летом 1989 года я вернулся к тайнику, заложил в него шарики и оболочку. Но выйти в море не хватило духу. Штормило. А потом, когда волны успокоились, ветер ещё долго оставался порывистым и противным. Кроме того, мне мерещилась слежка, даже во сне. При сложившейся погоде и с такими нервами я не выгреб бы далеко за одну ночь. Пришлось опять перенести операцию на следующий год. Однако жизнь внесла поправку и в этот срок, выход в море затянулся на пять лет…

В феврале 1994 года, когда я приехал в Анапу, пионерский лагерь пустовал, палаты зияли выбитыми окнами, задворки, примыкавшие к пляжу, заросли рыжим жилистым бурьяном и гигантскими несрубаемыми репейниками. Температура воды была, конечно, не августовская. Предвидя это, я прихватил из Москвы итальянский утепленный гидрокостюм, в котором рассчитывал выдержать две недели в зимнем море… Конечно, границы страны тогда уже открылись. Но так получалось, что опять не для меня. Сто дней после октябрьского побоища в Белом доме я отсиживался на конспиративной квартире, или, как говорили мои работодатели, на «кукушке» в доме на улице Черняховского у метро «Аэропорт». Состоял при портфеле со стодолларовыми купюрами. Ждал, что явится кто-нибудь, кому я мог бы сдать деньги по паролю…

Квартира считалась снятой аудиторским кооперативом, сотрудника которого меня и наняли изображать. Хозяйка жила в Израиле, плату за два года вперед наличными я передал её мужу, писателю, который, не пересчитав, сунул деньги в пиджачный карман и битые полчаса повествовал о дружбе с Константином Симоновым, жившим в том же подъезде…

Сто дней я сидел в пустой квартире. Выходил рано утром и поздно вечером.

Здесь, видимо, я должен сообщить о своих работодателях.

С 1985 года я служил в отделении «Внешэкономбанка» на улице Чкалова рядом с Курским вокзалом. В банк меня, что называется, «слили» из престижного внешнеторгового объединения, где я был главным бухгалтером. На общеминистерском совещании дернуло меня за язык предложить скорректировать расчеты всех внешнеторговых объединений применительно, образно говоря, к новой биологии доллара. Всего-то и сказал, что денежные артерии мировой торговли окрашиваются в «зеленый цвет», что финансовый мир становится однополярным и доллар должен стать, пока не поздно для наших же интересов, если не инструментом, то во всяком случае мерилом внешнеторговых расчетов внутри социалистического лагеря. Рубли и валютные сертификаты я назвал игральными фишками без реальной привязки к хозяйственной жизни. Меня окрестили «польским Валенсой в системе советской внешней торговли».

Во «Внешэкономбанке» я деградировал как специалист. Я стал невыездным, я чувствовал. От меня ушла жена. От прикосновений к затертым карточкам текущих счетов советских загранработников, которые с ночи выстраивались в очереди за валютой или сертификатами для валютных магазинов, у меня началась аллергия. Я задыхался в Москве, вообще в России, где, как раковая опухоль, разрасталась национальная финансовая пирамида в силу того, что правительство и население по взаимному сговору обманывали себя и друг друга. Прыжок в пропасть состоялся с закрытыми глазами, поэтому, пока не разбились, ещё надеялись.

Припадкам аллергии обычно предшествовал один и тот же сон: в могилу под кремлевской стеной гроб генсека тянет за собой ковровую дорожку, на которой покорно стоят собравшиеся на Красной площади, и только я мечусь, пытаюсь зацепиться за что-нибудь… Я пристрастился к бутылке. Пил сухие вина, но начинал за завтраком. Появление в Сухуми и потом в Анапе было бегством. Я решил пробираться морем в Турцию. Как специалист, я бы нашел работу на Западе.

Осенью 1988-го мне стало очевидным приближающееся банкротство «Внешэкономбанка». Директор отделения постоянно отсутствовал. Для замедления выплат наличных с валютных счетов под разными предлогами сократили треть операторов. За дверями банка в очередях начались драки. И в один из вечеров, когда я возвращался домой, на станции метро «Курская» у эскалатора меня придержал за руку плаща человек в форме майора артиллерии. Он представился сотрудником министерства обороны и предложил встретиться на следующий день: ему нужна консультация по бухгалтерской отчетности, услуга может быть выполнена во внеурочное от банковских обязанностей время.

Я предполагал, что он из «органов», но не разволновался. Если бы мой тайник в Анапе выследили и даже проверяли меня после возвращения в Москву, зачем разводить церемонии?

Около двух месяцев я закрывал личные счета в валюте по переданному майором списку, в котором последний порядковый номер был 1935. Проход сквозь очередь у дверей отделения эти люди обеспечивали себе сами. Обычно один получал наличные с пяти-семи счетов сразу в зависимости от размеров общей суммы. Едва закончили список, как двери «Внешэкономбанка», по крайней мере, на улице Чкалова, закрылись навсегда.

Весной 1989 года я уволился с государственной службы. Аудиторский кооператив назывался «Аврора». Мне выдавали копии бухгалтерской отчетности, исключительно копии и без грифов организаций, для составления по ним объективной аудиторской экспертизы. Помимо майора-артиллериста, в квартире на Черняховского появлялись два капитана, летчики, и подполковник, армейский прокурор или как там называют этих людей. Первые двое, как правило, приносили портфели с наличностью, которую я пересчитывал, учитывал, приводил в порядок и конвертовал с указанием сумм. Подполковник забирал портфели. Без пароля, сообщавшегося артиллерийским майором, я не имел права открывать сейфовую дверь в квартиру ни капитанам, ни подполковнику, ни кому-либо вообще. В экстренных обстоятельствах следовало звонить с использованием автопамяти в телефонном аппарате — нажать «единицу» и ждать ответа абонента, номера которого я, конечно, не знал, да и не пытался узнать.

Пользоваться этим каналом не пришлось до октября 1993 года. А когда я, обеспокоенный недельным отсутствием работодателя, позвонил через «единицу» и потом повторял звонок в течение ста дней утром, пополудни и вечером, я слышал только длинные гудки.

15 февраля 1994 года я вылетел в Адлер. Из Адлера на леваке добрался в Анапу. Снял комнату на неделю.

В ночь с 23 на 24 февраля, когда два ближайших прожектора прекратили работу, возможно, по случаю праздника Советской Армии, а расчет на возможность подобного послабления и делался при выборе дня выхода, я быстро спустил плот на воду. Мощными гребками погнал его в ночь. Ветер тянул от берега. Я зацепил концом весла рюкзак с провиантом, и он полетел за борт. Драгоценные минуты ушли на его вылавливание. Мощные прожекторы береговой охраны то медленно тащили лучи по морю, то метались по волнам. Едва полоса света надвигалась, я резко разворачивал плотик так, чтобы меня прикрывала спинка сиденья, сооруженного из надувного матраца. Гидрокостюм был под цвет моря, лицо я замазал синей краской. Несколько раз лучи упирались в плотик. Он оставался неразличимым. Курс я старался держать на юго-восток. Ориентировался по огням Анапы. Когда они пропали, ветер усилился, высота волн достигала, наверное, двух метров. Ледяная вода перехлестывала через плотик. Однако, холода я не чувствовал.

Ни голода, ни усталости тоже. Нервы напряжены до предела. Достигну я нейтральных вод к утру или нет — вопрос жизни и смерти. Офицеры из «Авроры», вполне вероятно, оказались причастными к обороне Белого Дома, попали под следствие или скрывались, и я мог быть в розыске заодно с ними. Именно по этой причине я не решился на легальный уход из России — опасался проверки на пограничном контроле. Да, впрочем, и загранпаспорта у меня не было.