Каникулы вне закона - читать онлайн книгу. Автор: Валериан Скворцов cтр.№ 13

Плашка на доме оповещала, что улица, на которую я вышел из «Кафе-ясы», называется «проспект Абылай-хана».

Коренастый азиат отделился от дерева и заорал, размахивая кошельком, что вот-де только что кто-то обронил и, может, посмотрим вместе, что там лежит, потому что ему неудобно открывать кошелек одному без свидетелей…

Видно, действительно с резервами по причине воскресенья у них оказалось туговато. Шли на обострение, выстраивали уличный скандал с дешевым трюком: посмотрим-де кошелек вместе, потом снова появится русского обличья мужичок, который объявит себя его владельцем, и оба скажут, что я присвоил, например, пять с половиной тенге и они могут отволочь меня за это в полицию, ну и так далее… Не знаю, кто такой был Абылай-хан, но на проспекте его имени потомок могучих дружинников хана выставлялся недостойным их памяти. Он липуче шел следом, не сбавляя шага, и орал про кошелек.

До «Детского мира», где определенно имелась частная охрана, которая отсечет его, я не дотягивал.

И тут увидел голубого волнистого попугайчика, скукожившегося на круглой мусорной урне возле ворот. Одинокого и погибающего от холода и страха вдали от родной Австралии. Он напустил бельма на глаза, покачивался, перышки и хвост ерошило сзади ветерком, под напором которого он готовился сорваться вниз и стать частью помоев.

— Ладно, — сказал я громко джигиту, кивая на подворотню. — Давай сюда, тут спокойнее… Посмотрим, что там и сколько.

Заботу представлял только его вес. Странно, но на всем постсоветском пространстве, где бы ни приходилось сталкиваться с ребятами этой службы, они оказывались рыхлыми. Так что потомок подданных Абылай-хана лишился сознания из-за тяжести собственной задницы, оказавшейся выше головы в момент приземления за урной.

С двором повезло. С двух сторон углом поднимались глухие стены, видимо, американского «Детского мира», с третьей крошился от ветхости торец дома в «индустриальном» стиле тридцатых годов, окна которого, видимо, выходили с фасада. Может, из какой-то форточки спровоцированный солнцем попугайчик и улизнул в рассуждении насладиться свободой или жениться на воробьихе.

Русского обличья мужичок влетел в ворота через минуту, как говорится, по расписанию.

— Ты по-казахски говоришь? — спросил я его, хозяйственно роясь в кошельке, изъятом у подельника.

— Говорю, — сказал он, задирая полу черного полупальто.

Господи, подумал я, даже перевязей не выдают, пушки носят под брючным ремнем или в карманах. Интересно посмотреть: какие?

— Ну, значит, языковый экзамен сдал, — сказал я. — Что такое «ак купаб»?

— «Белые уши» переводится… Ругательство про русских, вроде как мы говорим «черножопые»… Кошелек из рук не выпускать! Поворачивайся, ручки на затылок, топаем к стеночке и носиком в штукатурку, ножки шире плеч! Выполняем! А откуда услышал?

— Твой напарник выдал на прощание…

Не следовало ему меня бить сзади, да ещё пинком. Пушки бы я поостерегся, конечно. По правилам, первый выстрел предупредительный, второй — на поражение. Да ведь экспертиза не установит, каким из двух по порядку он бы меня уложил. А теперь лежал сам.

— Злые вы и невоспитанные, — сказал я ему, перед тем как вырубить, по моим расчетам, на два-три часа.

Вокруг было тихо по-воскресному.

С обоих я снял наручные часы, забрал документы и деньги. Пушки у казаха не оказалось. Русский имел «ТТ», дешевый, с маркировкой иероглифами — китайского производства. Привалив спинами, я связал сладкую парочку брючным ремнем, вытащенным у русского, поскольку этот мужичок был полегче. Лица накрыл шапками. Будто воздал почести покойникам. Такой прием называется у меня мерой устрашения преследователей. Теперь поднимут в ружье — или в сабли? — комендантский взвод национальной гвардии. Я вычитал про такую в журнале «Салем», который нашелся в кармане спинки самолетного кресла. На фотографии «Застыли юноши в строю», говоря словами из песни.

А попугайчик исчез с мусорного контейнера. Стряхнуло, наверное, затеянной мною возней. Пришлось ложиться животом на ржавый борт и, вдыхая вонь гнилых отбросов, выуживать сине-желтое тельце, а потом и свалившуюся с головы шляпу. Слава Богу, она упала на картонку, а не в протухшие объедки. Могли бы к воскресенью и очищать контейнеры!

Птичку я закутал в шарф.

На третьем этаже «Детского мира» я расплатился за миниатюрную пластиковую клеточку трофейными деньгами. Цены вообще-то оказались неимоверно кусачими…

— Со мной происшествие, — сказал я скучавшей казашке-продавщице. Клетку я взял для этого попугайчика. Он вывалился из окна, а я подобрал.

В скрученном наподобие гнезда шарфе беглец приоткрыл глаза, хотя головка у него валилась на бок и крылышки раскорячились.

— Ой, да он умирает!

— У вас доброе сердце, — сказал я заискивающе. — Если дать попить и поклевать чего-нибудь, оклемается… Не хотите взять себе? Вместе с клеткой… Если необходимо, я оплачу вперед и корм…

— Ой, да у меня дома кошка!

— А если он поживет в клеточке здесь? Детишкам радость, привлечет покупателей…

Детишек и покупателей, правда, не было. Эскалаторы гоняли пустыми. Просторная торговая точка и внешне, а теперь и изнутри казалась бутафорским механизмом отмывочной машины для наличных, добываемых где-то в другом месте.

Продавщица испуганно оглянулась в сторону прилавка, где паковались покупки.

— Ой, менеджер не разрешит!

Господи, подумал я, отчего на меня вешаются в неподходящее время и в неподходящих местах бродячие кошки, собаки и теперь ещё попугай?

Покойная мама сказала, когда в Харбине я приволок домой брошенного старого, с седыми бакенбардами скотч-терьера: «Это не он, это ты к нему пристал!» Терьер понимал, что погибнет, но хвост держал торчком… Вне сомнения, если разбираться по жизни, к свободолюбивому или сексуально озабоченному попугаю пристал я, а не он ко мне. Ничего не возразишь. И что теперь делать?

— Возникли какие-то проблемы? — спросил симпатичный очкарик-казах в фирменном пиджаке с бляшкой «Менеджер по общественным связям» на лацкане. Бледное лицо свидетельствовало, как быстро вытекает из него жизнь в универмаге, где не отлажена вентиляция и легкие травятся испарениями синтетических красителей от залежей пластикового неликвида.

— Я прошу разрешения оставить на пару часов в клетке, которую я купил, моего попугайчика… За ним заедут и заберут, так сложились обстоятельства… Если вы разрешите ещё и позвонить от вас, — сказал я, мямля и выставляясь придурковатым интеллигентом.

Менеджер с великодушной гордостью протянул мобильный телефон.

Ответил женский голос.

— Попросите, пожалуйста, Усмана, — сказал я.

— Его нет сейчас дома. Что передать?

— Это говорит человек, которого он ночью привез из аэропорта…