— Понял, — кивнул Механик, — дело житейское. Меньше знаешь — спокойней спишь.
Комаров надел на голову Еремину мешочек из непрозрачной черной ткани, а затем, повернув Механика несколько раз вокруг оси, повел его в сторону, противоположную от входной двери. Там в кабинете Баринова находился потайной лифт, позволявший директору ЦТМО перемещаться по своему учреждению скрытно от нежелательных свидетелей…
Примерно через пятнадцать минут после спуска на лифте, пешего перехода по тоннелю, подъема еще на одном лифте и еще одного перехода по довольно длинному коридору Комаров снял с Олега Федоровича мешок.
Оказалось, что Механика привели в некий предбанник, то есть маленькую комнатушку между двумя белыми, больничного типа дверями, где за столиком сидела здоровенная тетка в голубой униформе, которая при входе начальства встала и даже вроде бы приняла строевую стойку.
— Ну как она? — спросил Баринов, мотнув головой в сторону двери, которая находилась прямо перед Механиком. Еремин моргал глазами, привыкая к свету.
— Нормально, — доложила «тетя Мотя», поглядев на маленький монитор. — Сидит, вздыхает. Ругаться перестала.
— Отпирай! — велел профессор, а Механик, пока суд да дело, нервно глянул на экран. Монитор был маленький, черно-белый, толком лицо не рассмотришь. А вдруг ошибка какая-то?
— Заходите, — сказала тетка, отворяя дверь и пропуская в нее Механика.
— Ты иди один, — напутствовал его Баринов. — Не стоит, чтоб она наши морды видела.
Механик вошел. Помещение напоминало добротную госпитальную палату, куда в старопрежние времена не стыдно было бы положить секретаря одного из московских райкомов КПСС. Девица в больничном халатике, сидевшая на кровати, встрепенулась, услышав скрип двери и звук шагов. Захлопала глазками с явным удивлением — должно быть, лицо вошедшего ей показалось знакомым, но кто именно пришел — не поняла. Еще бы! Ведь Гале было только четыре годика, когда Механика посадили. Разве могла она его запомнить? Как-никак, тринадцать лет минуло.
Сходство с Лидой, конечно, Механик сразу заметил. Как и сходство со своей покойной женой. Ростом девахи, конечно, не в него пошли. А вот в мордашках кое-что проглядывает.
— Здравствуйте… — нерешительно произнес Олег Федорович, не рискнув называть юную даму на «ты».
— Здравствуйте! — ответила Галя. — Почему меня похитили из поезда? Я американская гражданка. В чем меня обвиняют и почему нет адвоката?!
Должно быть, ввиду того, что Еремин был одет намного приличнее, чем все, с кем Галя общалась до этого, она приняла его за большого начальника. Или за главного мафиозо, возможно.
— Американская гражданка, стало быть… — вздохнул Механик, которого эти самые слова очень сильно резанули. Хотя он сам, вообще-то, согласно одному из паспортов, числился гражданином Республики Хайди.
— Да, именно так! — запальчиво воскликнула Галя. — И у вас будет масса неприятностей, если мне не предоставят адвоката!
— Понятно, — сказал Еремин. Нет, если внешне девки очень похожи одна на другую, несмотря на пять лет разницы, то по характеру сразу чуется, кто есть who.
— И вообще я не хочу разговаривать с вами! — объявила мисс Твиггс.
— А зря, между прочим, — заметил Механик, срочно припоминая, что могла запомнить эта большая и сердитая с тех давних времен, когда, топая пухленькими ножонками по полу, подбегала к пришедшему со службы папочке и пыталась дотянуться до нижних пуговиц шинели. Лидуська, которая тогда была намного рослее и бойчее, как-то неназойливо оттирала младшую сестричку от родителя, а та с расстроенным личиком все тянула ручонки и пищала: «Я тозе к папе хосю!» — или что-то в этом роде.
Лихорадочное копание в мозгах привело к тому, что Еремин сумел вспомнить лишь один случай, который мог бы, по его разумению, запечатлеться в памяти у малышки.
Произошло это при встрече того самого рокового 1989 года. По мнению Механика, год этот стал роковым не только для него лично, ибо Олега именно в этом году посадили за кражу списанного движка, но и для всей страны. Именно тогда Горбачев вывел все войска из Афгана, расписавшись в том, что проиграл эту войну. Именно тогда созвали I съезд нардепов СССР, на котором высветились все грядущие неприятности. Опять же тогда как из дырявого мешка посыпалось: Карабах, Тбилиси, Фергана…
Но поскольку продажа списанного двигателя принесла Механику кое-какой навар, встречал он этот год вполне прилично, благо начпрод полка сумел добыть для товарищей офицеров и прапорщиков весьма неплохие заказы. С шампанским, водкой, красной рыбой, шпротами и даже с баночкой лососевой икры. Правда, в нагрузку еще какой-то колбасы дали, типа «собачьей радости», которую кот Вася осторожно понюхал и не стал жрать, да еще к тому же поскреб пол лапами, будто дерьмо закапывал. Но это так, мелочи жизни.
В общем, свой последний новогодний праздник в кругу родной семьи Механик надолго запомнил. И на зоне его вспоминал, и в бомжатниках, и во всех иных местах, куда его позже закидывала судьба. Даже на Хайди, в раю земном, и то вспоминал встречу 1989 года, как нечто самое светлое и безвозвратно утраченное. И дело было не в советских деликатесах. Просто настроение тогда у Еремина полностью соответствовало понятию «праздничное», с женой у него на тот момент вроде бы все хорошо складывалось, девчонки не болели — чего еще надо? Даже начальство, которое еще ничего не знало о движке, поощрило к празднику. То ли грамотой, то ли благодарностью — этого Еремин уже не помнил. Конечно, опасения насчет того, что о движке узнают, почему-то не грызли старшего прапорщика. Ведь тот дизель все равно должен был уйти в мартен. А Еремин его восстановил и колхозникам продал. Все польза народному хозяйству! Выговора ожидал, конечно, может быть — досрочного увольнения, но суд, два года… И в мыслях не было!
Так вот, на тот Новый год, который Еремины собирались встречать исключительно в семейном кругу, начали гулять часов с восьми. А в десять уложили девчонок спать и стали какие-то передачи смотреть. Потом без пяти двенадцать Олег начал шампанское открывать. Верхний свет потушили, свечи на столе зажгли, елку включили. Налили бокалы, чтоб чокнуться ими ровно с двенадцатым ударом часов. Вот тут-то, когда куранты уже начали полночь отбивать, послышалось: топ-топ-топ! — и появилась Галочка, в одной ночнушке и босиком. Встала посреди комнаты с открытым ртом — вылитый галчонок! Она ведь до этого ни шампанского пузырящегося не видела, ни свечей горящих — так и обалдела. И хотя, конечно, Механик понимал, что девчушке надо спать, а не встречать Новый год, его аж заворожило то выражения счастья и восторга, которое сияло на Галькиной мордашке. Потом, кажется, мать заругалась на нее, сцапала на руки, унесла спать укладывать, и девчонка довольно долго ревела, не могла успокоиться. Своим ревом она и Лидуську разбудила. Жена, отчаявшись успокоить это «бабье царство», призвала на помощь Олега, и Механик, как ни странно, справился с этой задачей. Он начал на ходу придумывать, будто только что видел сердитого Деда Мороза, который подлетал к окошку и спрашивал, все ли дети спят? И сказал будто бы, что те, кто не спит, подарков не получат. Девки испугались, спрятались под одеяла и довольно быстро заснули. Зато утром, обнаружив подарки с конфетами и куколками, радовались до ужаса…