– Принял! Иду!
Прибыл капитан Володин:
– Слушаю, Сергей, – обратился он к Жилину.
Командир боевой группы передал ему суть разговора с полковником Северцовым.
Старший группы наводчиков, кивнув, спросил:
– Как я понимаю, нужен наводчик со знанием арабского языка?
В разговор вступил Смирнов:
– Лейтенант Опарин. Все же не на прогулку пойдем, в разведке может произойти все, что угодно, а Опарин уже показал себя при ликвидации снайпера в Сааре.
– Ничего не имею против.
Жилин взглянул на Смирнова:
– Забирай Соболя, сирийца и ступайте, готовьтесь. Опарину будет передан приказ о вхождении в разведгруппу. Сбор у подножия холма в двадцать один сорок пять. Вопросы, Смирнов?
– Никак нет, командир.
– И смотри мне, чтобы узнал все, что нужно, и обеспечил работу наводчика. Особо предупреждаю, дальше Черного холма не выходить.
– Мы не идиоты идти к «духам».
– Знаю я тебя. Увидишь, что в проходе никого нет, пойдешь смотреть.
– Не пойду. В другой ситуации пошел бы, но сейчас нет, у меня наводчик.
– Наконец-то слышу от тебя что-то разумное.
– Как будто до этого я гнал хрень. Все по делу.
– Ступайте. Карту не забудь.
– Ничего я не забуду.
– Свободен.
Внизу сирийскому снайперу кое-как жестами объяснил, чтобы шел в свое отделение и отдыхал. О маскхалате Смирнов не говорил, бесполезно. Позже Опарин все ему объяснит. А собраться – пара минут. Отправив на отдых сирийца, Смирнов и Соболь направились в расположение группы.
У траншеи встретили Опарина:
– О! А я к вам. Думал, еще на КНП.
– Как дела, Леня? – улыбнулся Смирнов.
– Порядок. Капитан Володин приказал мне в ночь идти с вами в разведку. С решением одновременно собственной задачи.
– Ты имеешь что-то против?
– Ну, что ты, нет, конечно.
– Отлично. У вас в группе наводчиков маскхалаты есть?
– Ты имеешь в виду обычную сетку?
– Я имею в виду «сетку» под местный пейзаж.
– Не знаю, не уточнял. Обычная камуфлированная темно-зеленая есть.
– Не пойдет, ладно, возьму тебе костюм. У нас будет проводник, он же снайпер Абдулла. По-русски – ноль.
– Это не проблема.
– Приятно иметь дело с людьми образованными. У меня школьный друг, в одном классе учились, в одном доме жили, тоже умный, отличник, строительный институт окончил, отучился, прорабом стал. В отпуске заходил к нему на стройку. Обрадовался Эдик, так зовут его, достал пузырь коньяка, конфеты, бокалы, короче, устроились выпить. А у него бригада из гастарбайтеров. Один – черт из какого-то глухого кишлака, то ли Узбекистана, то ли Туркмении, в общем, оттуда. По-русски – как сириец, наш проводник. Моя твоя не понимай. И тут он свалил с работы и отсутствовал дня три. Мы с Эдиком по рюмочке выпили, закусили, и тут появляется этот абрикос, гастарбайтер, имя у него еще то ли паша-Ахмед, то ли Ахмед-паша, неважно, в общем. В руках огромная дыня. Эдик ему: ты где пропадал, чудик? А он дыню протягивает и кое-как выдает: женщин, надо был, совсем не мог, ходил и – хорошо. Эдик, хоть и считался в школе ботаником, но на стройке заматерел. Какой, на хрен, женщин? – кричит. – Чего не мог? А тот все свою дыню сует.
Эдик не выдержал. Все, говорит, клоун, надоел ты мне. И погнал, что аж я удивился, а меня, знаете, удивить сложно. Мол, я твой нюх топтал, я твой род топтал, все твое племя, пошел на хрен, чтобы глаза не видели. А тот – дыня. Вай, какой дыня. Эдик: и дыню твою топтал, исчезни.
Соболь явно ожидал продолжения, но Смирнов замолчал.
– И что дальше? – спросил прапорщик.
Смирнов посмотрел на Соболя, перевел взгляд на Опарина:
– Слышал, Леня, дальше ему. А дальше, Соболь, кое-что мешает, понял?
– Нет!
– С тобой как в анекдоте коротком. Три клетки в зоопарке, в левой макака, в правой жираф, посредине лев. Лев зачуханный, морда опухшая, как с перепоя. А тут комиссия. Видит такие дела и спрашивает льва: что это с тобой, не заболел ли. Лев голову приподнял: заболеешь тут, соседи, уроды, спать не дают. Макака весь день анекдоты травит, а жираф, идиот, всю ночь потом смеется.
– И при чем тут я? – удивился Соболь.
– А с тобой как с жирафом. Долго доходит временами. Не всегда, признаюсь, но частенько. Сейчас отдых всем, подъем в девятнадцать тридцать. Ко сну, Соболь, глядишь и догонишь.
– Да иди ты, юморист. Выдыхаешься, Боря.
– К делу готовлюсь, прапорщик, на выходе не до анекдотов и историй будет. Там как бы в хреновую историю не попасть. Ну все, парни, спать!
Смирнов прошел в блиндаж.
Соболь взглянул на наводчика:
– Не, ты понял, Леня, и опять я, получается, в дураках.
– Не привык еще?
– К чему?
– К другу своему? К его характеру?
– А? Привык, но иногда не понимаю. Вот так всегда перед выходом. На выходе Боря – боевая машина.
– Так и должно быть!
– А кто спорит? Ладно, идем в блиндаж. Выспаться действительно надо, ночь предстоит бессонная.
– Ты ступай, а мне «маяки» забрать надо.
– Тяжелые?
– В смысле?
– «Маяки» тяжелые?
Опарин рассмеялся:
– А Смирнов прав, что-то не догоняешь, Дима.
– Откуда мне знать, что за «маяки» у вас?
– Не обижайся. А «маяки» – это небольшие приборы, граммов по сто.
– Так бы и сказал. Умные все кругом, куда только деваться?
Бурча себе под нос, прапорщик Соболь зашел в блиндаж.
Вскоре там укрылся и Опарин. После того как уложил в ранец приспособления для лазерного наведения авиации, в просторечии «маяки». Через минуту все спали.
В 16.10 к командиру отряда ИГИЛ «Куфир» Самеру аль-Диабу заглянул связист:
– Можно, господин?
– Что значит можно, ты что, первый год служишь?
– Извините, разрешите?
– Что у тебя?
– Только что на связь выходил наблюдатель.
– Почему на тебя?
– У вас, извините, радиостанция не включена.
– Что?
До этого главарь лежал на топчане.
Он вытащил из чехла портативную радиостанцию, та действительно была отключена:
– Шайтан, я и не услышал, как щелкнул тумблер. Ступай, я свяжусь с наблюдателем сам.