— А ты утри сопли и сделай так, чтобы я тебя не слышал. Сказано же тебе — разведка будет проводиться, ну чего еще не ясно? Не при сержантах будь сказано.
— Разведка, рекогносцировка. Ну ждите, мать вашу, дождетесь, когда всем головы поотрезают, — Панкратов явно потерял контроль над собой: — За что класть голову тут? За сраный аул? За что?
— Панкратов! — Доронин поднялся. — Пошел вон отсюда, командование высотой передаю сержанту Голикову из взвода спецназа, а ты проваливай куда хочешь.
— Вот ты как? Ты, значит, герой, а я дерьмо. Только не герой ты, Доронин. Дурак ты. Времена Матросовых прошли. Неужели ты этого не понимаешь, ты, которого по возвращении выкинут из армии, как ссаный матрац? За что воюешь, Доронин?
— Ах ты, сучонок! — Егоров вскочил с места, и если бы не Голиков, то Панкратов едва бы увернулся от увесистого кулака капитана.
— Пошел вон, скотина! — не сдержался и Доронин.
— Это вы пошли, герои гребаные! — Панкратов, распахнув завесу, резко вышел из КНП.
— Ну, в натуре, заноза, — ругнулся Егоров, — ты его, Доронин, с колонной в тыл отправь. А то он здесь такого наворочает. И идут же такие в офицеры? За каким чертом? Аксельбанты носить? Так трись тогда возле папочки, не лезь в войска. — Валера знал, что отец Панкратова — генерал. — А знаешь, почему он сюда прибыл? Сказать? Думал, гад, пересидит где-нибудь три месяца, орденочек ему нарисуют и в личном деле отметку — воевал. Как же? Боевой офицер! Тьфу, как же осточертела эта порнография.
— Успокойся, Валер! Черт с ним. Как придет колонна — отправлю в штаб.
Послышались испуганные крики, шедшие откуда-то из глубины траншеи.
— Что за черт? — Доронин встал с места и направился на выход, командиры последовали следом.
Навстречу, чуть не сбив с ног, бросился молодой боец.
— Ты куда летишь как угорелый?
— Там… там, товарищ старший лейтенант, двоих наповал, в голову.
— Кого наповал?
— Там, в третьем взводе.
Испуганный солдат ничего больше объяснить не смог. Доронин приказал всем следовать на свои позиции, сам же с Егоровым и Бобровым быстро направился в расположение третьего взвода.
На стыке двух траншей на земле лежали два бойца. Под головами — кровавое месиво. У одного вместо глаза зияла черная дыра. У второго — аккуратное отверстие— над правой бровью, ближе к переносице. Затылки разворочены, откуда вместе с мозгом вытекала черная кровь.
— Снайпер, — сделал вывод Егоров, — значит, объявились. Это очень плохо. Так! Кто видел, как стояли эти бойцы, куда лицом?
— В сторону леска, товарищ капитан.
— Разрешите доложить, — попросил слова бледный как мел сержант.
— Давай!
— У них задача была контролировать лесной массив.
— «Зеленку», значит? Понятно. Ладно, тела унесите к тем, что лежат за КНП. И не высовываться из траншеи, ясно? Всем передать!
Егоров обернулся к Доронину.
— Почему не сработали мины?
— Ты у меня спрашиваешь?
— У себя. Плохи дела, Сань, раз снайпер прошел минное поле и устроил себе позицию. Вычислить его отсюда будет нелегко. Так что отдавай приказ увеличить насыпь со стороны «зеленки». Без дела по высотам не шастать, головы не высовывать и вообще довести до всех, что рядом — смерть. А я пару своих наблюдателей посажу, пусть присмотрятся, авось и будет толк.
— Это все сделаю. Но может, следует что-то пред принять более эффективное, чем наблюдение?
Егоров задумался и принялся размышлять вслух:
— Примерный сектор нам известен, стреляли прямо напротив, скорее всего, с дерева.
— Может, из зенитки кроны посшибать?
— Тебе всего боезапаса не хватит, чтобы и половину-то деревьев оголить. Это не подходит. Я знаешь что думаю? А не рвануть ли нам дистанционки, все сразу? Судя по схеме, они понатыканы везде, может, и за денет какой?
— Может, и заденет, если снайпер не устроил себе берлогу. Думаю, здесь он надолго.
— Или шугануть? Чтобы заметался по «зеленке»? Но опять-таки как? А терпеть рядом с собой стрелка никак нельзя. Будем думать. Ты своих предупреди, а я своим задачу поставлю.
На этом они разошлись. Доронин, отдав распоряжение по роте о соблюдении дополнительных мер безопасности, прибыл на КНП.
Костя нес службу в своей ячейке. Совсем рядом с теми, кого поразил снайпер. Только его сектор находился в противоположном направлении. Буквально считанные минуты назад один из них — Культя, рядовой Культяев, одногодок Горшкова, — подходил стрельнуть сигарету. А сейчас он и его напарник, с развороченными затылками, лежали, накрытые брезентом, где-то за командным пунктом. И никто из них больше не встанет в строй, не подойдет поговорить, не попросит закурить. А дома? Дома теперь получат похоронки, каково матерям-то? Константину не хотелось верить в случившееся, разум отвергал реальность, словно ничего не произошло и ребята просто отошли на минуту по делам. Но кровавые сгустки, смешанные с землей, упрямо напоминали об убийстве и возвращали в действительность. Костя, тяжело вздохнув, взял автомат, прижал приклад к щеке и серьезно, сосредоточенно стал обводить взглядом отведенный ему сектор.
Колян, находящийся рядом, в соседнем окопе, посмотрел на друга. Он испытывал огромное желание с кем-нибудь поговорить, но, поняв состояние товарища, не стал делать этого, также сильно в душе переживая смерть своих ровесников.
Доронин сидел за столом КНП и думал. Сгущающаяся вокруг роты смертельно опасная атмосфера ощущалась почти физически. Неминуемо и неотвратимо приближалось что-то страшное, и он это чувствовал, хотя и пытался разогнать тягостное настроение. Он думал о состоянии тех, кто принял первые кровавые уроки войны и находился сейчас в окопах в тоскливо подавленном ожидании надвигающейся опасности. Он думал о Егорове и его бойцах. Обо всем, что окружало его, и об ответственности, которую он как командир, офицер нес за всех на этих чужих высотах. Включая и тех, кого уже не вернешь. Виновен ли он в их смерти? Формально нет, никаких инструкций нарушено не было. Оборона организована согласно боевому Уставу, а потери на войне, к сожалению, неизбежны. Но как ответить матерям этих погибших ребят на простой, казалось бы, вопрос: «Почему вы, тот, кому мы доверили своих сыновей, не уберегли их?» Есть ли ответ на этот вопрос? На него ответа нет, и что бы ни говорить, как бы ни оправдывать себя, а виновен он, виновен в смерти своих подчиненных. Пытаясь отогнать тяжелые мысли, Доронин закурил и принялся изучать по карте «зеленку», определяя, где может находиться проклятый снайпер и каким образом ему удалось пройти сложное, плотное минное поле.
Сработала связь с Беркутом.
Доронин включился.
— Первый на связи!
— Первый! Я Беркут. Внизу под нами Шах.