33. В плену темноты - читать онлайн книгу. Автор: Гектор Тобар cтр.№ 80

Среди чилийцев и экспертов НАСА, которые принимали участие в разработке спасательной капсулы «Феникс», оказались и два представителя военно-морского флота, один – американец, а второй – чилиец, обладавшие большим опытом подводных операций своих флотов. Оба подводника неоднократно принимали участие в спасательных операциях, аналогичных той миссии, что предстояло выполнить на «Сан-Хосе», и потому специалисты сошлись во мнении относительно того, что при подъеме шахтеров на поверхность должен соблюдаться принцип подводных спасательных работ. Первым в капсулу войдет самый сильный и стойкий духом мужчина, потому что он лучше других сможет справиться с осложнениями, которые могли возникнуть во время подъема. Именно по этой причине руководители чилийской спасательной команды остановили свой выбор на Флоренсио Авалосе, крепком тридцатиоднолетнем бригадире и заместителе Луиса Урсуа, которому предстояло первым из тридцати трех шахтеров подняться на поверхность.

Но, прежде чем Флоренсио Авалос поднимется, кто-то должен спуститься. В 10:00 того дня, на который была намечена операция, Мануэль Гонсалес узнал, что ему выпала честь стать спасателем, который и должен войти в капсулу. После легкого завтрака в прибрежном городке Байя-Инглеза водитель привез его на шахту «Сан-Хосе» к скважине «плана Б» в фургоне с тонированными стеклами, обеспечивающими некоторую защиту от спектакля, разыгрывающегося снаружи. Некогда голые и неприветливые склоны вокруг рудника сейчас были усеяны толпами людей: здесь собрались родственники шахтеров и спасатели, уловившие, что вот-вот начнутся торжества, а также репортеры и операторы, которым предстоит оповестить весь мир о знаменательном событии. После того как Гонсалес спустится, а первый шахтер поднимется, двое флотских медиков спустятся вслед за ним в шахту, но пока что в фокусе был именно он. После наступления ночи и завершения последних приготовлений строгое и полное внутреннего напряжения лицо Гонсалеса транслировалось на гигантском экране в лагере «Эсперанса», специально установленном для родственников, чтобы они могли следить за ходом операции. Оторвав взгляд от буровой площадки, Мануэль увидел репортеров и кинокамеры, выстроившиеся на склоне холма в лучах света, словно он вот-вот должен был войти в амфитеатр, где разворачивалась величайшая драма современности.

Гонсалес подошел к капсуле, и его пристегнули ремнями. На Мануэле были ярко-оранжевый комбинезон и белый шлем. На лице читалось выражение человека, которому не удалось полностью подавить страх перед неизведанным. Его заверили, что система, которая сейчас доставит его вниз, на рудник, сконструирована с большим запасом прочности, – среди прочего, грузоподъемность австрийского крана, который будет опускать и поднимать капсулу, составляла 54 тонны, то есть более чем в 100 раз больше массы самой капсулы. Тем не менее он понимал, что под ногами у него пропасть глубиной в 130-этажный дом и свободное падение с такой высоты будет длиться двенадцать секунд и закончится неминуемой смертью.

– Не волнуйся и держи себя в руках, – сказал ему руководитель спасательной команды. – Я верю в тебя.

Здесь же находились президент и министр горнодобывающей промышленности.

– Удачи, Маноло, – ласково обратился к нему Пиньера, назвав уменьшительным именем.

В 23:17 «Феникс» начал спуск. Шахту у себя под ногами Гонсалес видеть не мог, поскольку капсула вошла в гору под углом в 82 градуса. У него был радиопередатчик, но сигнал пропал уже через 100 метров или около того, хотя в капсуле была и видеокамера, чтобы он рукой смог подать аварийный сигнал. «Моя задача состояла в том, чтобы убедиться, что все работает нормально». И во время спуска, длящегося семнадцать минут, он с любопытством оглядывался. На глубине около 200 метров он заметил струйку воды, сочащуюся из трещины в стене. Нарастала и жара: на поверхности стояла ночная прохлада, а в глубинах его поджидало тропическое лето. Примерно в 150 метрах нижней точки Гонсалес ощутил легкое изменение направления движения: теперь капсула опускалась вертикально. Более всего его беспокоило состояние людей внизу; он опасался, что кто-нибудь из шахтеров запаникует и попытается ворваться в капсулу до того, как наступит его очередь.

А внизу перед шахтерами в полный рост встала проблема противоположного плана. Среди них нашелся тот, кто не хотел покидать рудник. Во время одного из испытаний на крышу «Феникса» упали сверху несколько камней, и теперь Виктор Сеговия твердо уверовал в то, что, стоит ему войти в капсулу, как эти камни заклинят ее. Что еще хуже, постоянные содрогания горы привели к образованию огромной трещины в стене каверны, в которую и должна опуститься капсула.

– Здесь, внизу, я жив, – заявил он. – Почему я должен влезать в нее, чтобы умереть?

– Послушай, – сказал ему Флоренсио Авалос. – Я буду подниматься первым, и, если застряну, никто из нас не выйдет на поверхность.

Слова Флоренсио успокоили Виктора. Немного погодя, когда Авалос начал готовиться к подъему, мужчины склонили головы в последней молитве. Шестьдесят девять дней тому они опустились на колени, моля Господа дать им возможность выбраться из этого места; теперь же они просят Его уберечь и защитить Флоренсио во время первого «путешествия» к свободе. Наступил последний момент уединения, после чего начнется шоу. Ощущение театральных подмостков усиливал и яркий свет, падающий на то место, где должна была появиться капсула, и камера, которая начала передачу в прямом эфире наверх по оптоволоконному кабелю. Чилийское правительство, в свою очередь, раздавало сигнал на выходе представителям средств массовой информации к их фургонам спутниковой связи, нацеленным на далекие звезды тарелками антенн, и несколько сотен миллионов людей по всему миру собрались перед большими и маленькими экранами, чтобы своими глазами увидеть внутренности шахты «Сан-Хосе», к которому сейчас приближалась капсула. В Сантьяго часы показывали 23:30, в Лондоне и Париже близился рассвет, в Нью-Дели был уже полдень, а в Лос-Анджелесе наступил вечер.

Но вот капсула выскользнула из ствола шахты и очутилась в пещере на отметке 135. Йонни Барриос, голый по пояс, в белых шортах, первым подскочил к двери и приветствовал Гонсалеса, который вышел наружу в своем девственно чистом оранжевом комбинезоне. Он заметил, что в глазах у Йонни блестят слезы, и двое мужчин крепко обнялись. Повернувшись к остальным, спасатель объявил:

– Там, наверху, вас ждет чертова прорва народу, парни! – Шахтеры потянулись к нему, чтобы пожать руку и обнять, и Гонсалес нервно пошутил: – Эй, ребята, вы со мной поосторожнее! Потому что сейчас сюда должны спуститься двое боевых пловцов, а уж они-то драться умеют!

Шахтерам, которые безвылазно провели под землей почти десять недель, высокий Гонсалес показался невообразимо чистым и выбритым. Со своей обаятельной улыбкой, румяными щеками херувима и кожей, опаленной солнцем Атакамы, он выглядел гостем из невероятно далекого и сверкающего солнцем и светом мира. «Нам казалось, будто других людей не существует», – признался кто-то из шахтеров, и вот теперь среди них вдруг появился настоящий и живой представитель человеческой расы.

А Гонсалесу шахтеры показались какими-то первобытными людьми. Некоторые расхаживали голыми по пояс, другие закатали рукава рубашек, третьи носили сапоги с обрезанными голенищами. «У меня возникло стойкое ощущение, будто я угодил в какое-то первобытное пещерное племя». Гонсалес проведет внутри двадцать четыре часа, и немного погодя у него появится возможность осмотреться: за углом он наткнется на алтарь в память о человеке, погибшем под обвалом, и чем дольше он станет бродить по коридорам, тем сильнее ему будет казаться, будто он перенесся назад во времени, в куда более примитивную и опасную эпоху зарождения горного дела. «Они ведь были совершенно беззащитны», – скажет он о тех людях. Он не обнаружит ни респираторов, ни защитных очков, а такой жары и влажности он не встречал еще ни на одном из рудников. Условия труда и жизни, по его словам, иначе как «нечеловеческими» и назвать-то нельзя. Один день, проведенный в таких условиях, можно смело считать тестом на выживание, а эти люди прожили здесь шестьдесят девять суток. Как же им это удалось, во имя всего святого, спрашивал он себя?