История гражданского общества России от Рюрика до наших дней - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Кривоносов, Вячеслав Манягин cтр.№ 74

Так вроде бы неожиданно, чисто случайно возникла – и не где-нибудь, а на пленуме ЦК! – совершенно новая тема – постепенного выхода советов (правда, пока без указания – какого же конкретно уровня) из-под жесткого партийного контроля, превращения их в самостоятельную на деле, а не на словах, ветвь власти.

Еще более неожиданным для собравшихся и настораживающим оказалось следующее. Своеобразное объяснение того, что Яковлев назвал в докладе историческим поворотом, который производит конституция, прозвучало из уст самого Сталина. В самом конце прений, когда речь зашла о поиске наиболее беспристрастной формы подсчета голосов, Иосиф Виссарионович заметил, что на Западе, благодаря многопартийности, такой проблемы нет. И вслед, за тем внезапно бросил в зал весьма странную для подобного собрания фразу: «У нас различных партий нет. К счастью или к несчастью, у нас одна партия» (выделено мной. – А. К.). Он предложил поэтому, но лишь как временную меру, использовать для беспристрастного контроля за выборами представителей все тех же существующих общественных организаций, а не ВКП(б), как можно было бы ожидать от секретаря ЦК ВКП(б). ^[293]

Тем самым был брошен открытый вызов партократии.

И хотя 27 июня Пленум ЦК единодушно поддержал проект нового избирательного закона и утвердил на 7 июля созыв сессии ЦИК СССР для его принятия, однако, как вскоре выяснилось, покорность членов ЦК была обманчивой, – пишет А. Костин. – Контрудар последовал незамедлительно. Девять секретарей обкомов и крайкомов 1-го и 2 июля посетили кабинет Сталина. Особенно долго генсек общался с И. М. Варейкисом и Д. А. Булатовым. В результате их требований Политбюро 2 июля постановило разрешить провинциальным руководителям учреждать судебные тройки (в составе региональных шефа НКВД, прокурора и партийного секретаря), которые обретали право брать под арест и приговаривать к расстрелу возвратившихся из ссылок «кулаков и уголовников», подозреваемых в антисоветской, диверсионной деятельности в колхозах, совхозах, на транспорте и в промышленности.

Сталин, развязавший борьбу с «врагами народа» наверху, не мог проигнорировать настойчивое желание местных партийных лидеров развернуть аналогичную кампанию внизу, в собственных «вотчинах» защищать партию от контрреволюционных элементов, взять на себя часть забот вождя по очистке советского общества от агентов капитализма и прочей сволочи. Не прислушайся Коба к общественному партийному мнению, которое, бесспорно, выражали приходившие к нему на прием персоны, члены ЦК могли обвинить самого генсека в сочувствии и потакании «врагам народа», после чего повернуть против него им же вынутый из ножен репрессивный меч (выделено мной. – А. К.).

…Широкомасштабные репрессии, да еще направленные против десятков и сотен тысяч крестьян, были выгодны, прежде всего, первым секретарям обкомов и крайкомов. Тем, кто в годы коллективизации восстановил против себя большую часть населения, которую и составляли колхозники и рабочие совхозов: верующих – бессмысленным закрытием церквей; рабочих и служащих – отвратительной организацией снабжения продовольствием, предметами широкого потребления в годы первой и второй пятилеток с их карточной системой.

«Именно местным партийным руководителям, и именно теперь, в ходе всеобщих равных, прямых, тайных, да еще и альтернативных выборов, грозило самое страшное – потеря одного из двух постов, советского, обеспечивавшего им пребывание в широком руководстве, гарантировавшего обладание неограниченной властью. Ведь по сложившейся за истекшее десятилетие практике первые секретари крайкомов и обкомов обязательно избирались сначала депутатами всесоюзных Съездов советов, а уже на них и членами ЦИК СССР, как бы подтверждая тем полную и единодушную поддержку всего населения края, области. Потеря же депутатства, теперь уже в Верховном Совете СССР, означала утрату доверия со стороны, как беспартийных, так и членов партии. А в таком случае чуть ли не автоматически мог возникнуть вопрос о дальнейшем пребывании данного первого секретаря и на его основном посту, партийном…

Столь же выгодными массовые репрессии оказывались и для НКВД, карательной в основе организации, существование которой после фактического завершения «разоблачений» и арестов подлинных или мнимых сторонников Троцкого, Зиновьева, Бухарина теряло смысл.

7 июля 1937 г. открылась четвертая сессия ЦИК СССР седьмого созыва, На ней с докладом о проекте «Положения о выборах в Верховный Совет СССР» выступил все тот же Яковлев. На третий день работы сессия ЦИК СССР единогласно утвердила «Положение о выборах в Верховный Совет СССР». Новая избирательная система, включая альтернативность, стала законом. Однако массовые репрессии, начавшиеся в те же самые дни, сразу превратили закон в ничего не значащий листок бумаги.

На XVIII съезде ВКП(б) в марте 1938 г. Сталин вновь возвращается к вопросу о реформе партийно-государственного аппарата. Кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП(б) и руководитель Ленинградской партийной организации А. А. Жданов, выступая с докладом по внесению изменений и дополнений в Устав партии, в продолжение сталинского отчетного доклада от 21 марта 1939 года о реформировании партии в ближайшие десять-пятнадцать лет, прямо заявил, что реформа предполагает отделение партии от государства и такая необходимость диктуется чисто экономическими причинами: «Там, где партийные организации приняли на себя несвойственные им функции руководства хозяйством, подменяя и обезличивая хозяйственные органы, там работа неизбежно попадала в тупик». Именно этим объяснил он все просчеты и неудачи предыдущих пятилетних планов. Рассуждая не о горкомах, обкомах или райкомах, а об аппарате ЦК ВКП(б), отметил: «Производственно-отраслевые отделы ныне не знают, чем им, собственно, надо заниматься, допускают подмену хозорганов, конкурируют с ними, а это порождает обезличку и безответственность в работе». ^[294] И, не заботясь о том, как отнесется к его предложению партократия, объявил о ликвидации подобных отделов. ^[295]

Почему же такая реформа не была осуществлена на практике? – спрашивает А. Костин. И сам же отвечает: у Сталина еще не было всей полноты власти, прежде всего, в армии и органах госбезопасности. И только несколько лет спустя после победоносного завершения Великой Отечественной войны, в 1951–1952 гг. Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) смог вновь начать борьбу с партократией.

Первый звоночек прозвучал для номенклатуры на XIX съезде КПСС (октябрь 1952 г.). В отчетном докладе ЦК ВКП(б) XIX съезду, с которым выступил Г. М. Маленков, открытым текстом прозвучал тезис о необходимости пересмотра роли партийных организаций в жизни советского народа.

«Создалась известная опасность отрыва партийных органов от масс и превращения их из органов политического руководства… в своеобразные административно-распорядительные учреждения… <…> Партии нужны не заскорузлые и равнодушные чиновники, предпочитающие личное спокойствие интересам дела, а неутомимые и самоотверженные борцы за выполнение директив партии и правительства, ставящие государственные интересы превыше всего…» И далее Маленков заявил, что: «У руля руководства в промышленности и сельском хозяйстве, в партийном и государственном аппарате должны стоять люди культурные, знатоки своего дела».