Кесем-султан. Величественный век - читать онлайн книгу. Автор: Эмине Хелваджи, Ширин Мелек cтр.№ 5

Свет в глазах Анастасии померк. Если она не с Софийкой, то зачем она вообще здесь?

Зачем все это? Ну подумаешь, попадет она в проклятый султанский гарем, увидит проклятого султана, покарай его Господь. Допустим, она даже станет там главной – как там, хасеки, да? Допустим. И что? Сумеет выяснить тогда, куда делась Софийка, и забрать обратно в султанский гарем?

Ой, вряд ли…

Сейчас Анастасию не радовало абсолютно ничего. И хотя Мария тем временем оказалась рядом, а противную, дерущую нос Аниту-старшую отвели направо, но порадоваться этому девочка не могла.

К небольшой группке девушек, отобранных для султанского гарема, присоединилась Серафима. Черноглазая красотка тоже была расстроена – ее подружку, Аниту-младшую, отправили в другую группу. Расплакалась отвергнутая Айше, удивленно распахнула глаза тихоня Чеслава, к которой валиде внезапно отнеслась благосклонно… Анастасия почти не видела и не слышала, что происходит вокруг. Все ее внимание было приковано к растерянной Софийке.

На миг глаза подруг встретились, и Анастасия, слабо понимая, что делает и что хочет сделать, рванулась было к Софийке – но цепкие руки евнуха обхватили девушку и швырнули за спины прочих, к стене. Больно ударившись, Анастасия застонала, не удержавшись, а евнух все шипел и шипел слова, которые девушка не могла и не желала слышать. Что-то о счастье быть избранной, об ответственности…

– Да сиди же смирно, иблисова слюна! – наконец, разозлившись, рявкнул он.

Неизвестно, послушалась бы его Анастасия или нет, но в этот момент Софийка отвернулась. Анита-младшая – не Анастасия, другая! – обняла малышку за плечи, а саму Анастасию обхватили другие руки, и голос Марии успокаивающе, напевно начал утешать подругу.

Голос Марии. Так похожий на мамин… Анастасия сама не поняла, когда начала всхлипывать. Мария держала ее за плечи, бормотала слова, смысла в которых, похоже, не было, но важны были не они сами, а интонации, такие ласковые, журчащие, будто вода. Они текли сквозь сознание Анастасии, тихой вешней прохладой окутывали ее воспаленный разум.

– Ну, тише, маленькая, тише. Все будет хорошо, вот увидишь. Мы вместе, все хорошо, мне так жаль, но все хорошо, а ты успокойся, хочешь – поплачь, хочешь – позлись, мне так жаль, так жаль, тише, пожалуйста, тише…

Анастасия рыдала, уткнувшись в грудь Марии, а та обнимала ее за плечи и продолжала говорить – тихо, нежно, спокойно, – и постепенно рыдания стихли.

Когда Анастасия отважилась вновь поднять голову и оглядеться, Софийки уже нигде не было. Девушек, не подходящих для султанского гарема, куда-то увели.

Она больше никогда не увидит Софийку, поняла Анастасия, и снова хотела было заплакать, но слез уже не осталось. Лишь тупая, отчаянная обреченность и покорность судьбе.

– Идем, – шепнула Мария, и Анастасия позволила увлечь себя туда, куда показывал пухлой рукой разодетый в пух и прах евнух.

Ее новая жизнь началась с потери. Но она все-таки была новой, и кто знает, что еще встретится на ее пути?

Девочка была маловата ростом для своего возраста, а королева – очень высока для женщины.

Девочка думала – королева будет сияющей, с отблеском божественной власти на лице. Так было бы легче объяснить и принять то, что именем Ее Величества было сделано с семьей герцогов Киллеарн и что, вероятно, ждало и саму девочку, когда она чуть подрастет – лет до семнадцати, как леди Джейн Грей.

Но королева была обыкновенной – некрасивой уставшей старухой. Спокойное лицо с острыми чертами. Рыжие волосы с закрашенной сединой. Узкий рот, внимательный прищур.

Королева стояла у окна и рассматривала девочку, которую тоже звали Элизабет. Ярко рыжеволосую, как она сама когда-то. Девочке велели не поднимать глаз, не распрямлять шеи, вести себя как можно более скромно, чтобы вызвать жалость. Но она смотрела на королеву, сцепив руки над тяжелой, шитой золотом юбкой, не опуская глаз, не склоняя головы.

Девочка уже говорила на трех языках и читала Гомера и Овидия в оригинале, она понимала – если Елизавете выгодно, то она все равно умрет, сейчас или через несколько лет заточения в каком-нибудь захолустном замке, и смирение и мольбы тут не помогут. А если королева решит, что Элизабет ей пригодится живой – для какой-нибудь политической игры, – то ей важно знать, с кем она имеет дело.

– Ну? – сказала королева. – Как ты меня находишь?

Элизабет мельком подумала, что стоило бы, чуть лопоча и пришепетывая, сказать: «Вы очень красивая, Ваше Величество» или «Я вижу ваше величие».

– Вы – очень опасный враг и талантливый монарх, – сказала девочка, не опуская ярко-янтарных глаз. – Я бы хотела вас ненавидеть, но осознаю, что интриги и само существование нашей семьи могли бы представить некоторую опасность для стабильности вашего трона. Небольшую, – добавила она учтиво, – но, учитывая особенности политической ситуации и ваш возраст, Ваше Величество, я понимаю, что заставило вас принять такое… безжалостное решение.

К середине тирады брови королевы поднялись от изумления, но она почти сорок лет правила великой державой и повидала всяких людей. Интереснее всего во власти ей всегда казалось именно бесконечное человеческое разнообразие – желания и страсти хорошо виделись с высоты трона, обращенные вверх лица было легко читать.

Впрочем, следует быть честной перед самой собой: да, людей-то она повидала всяких… но таких, как этот ребенок, ей доселе видеть почти не приходилось.

Елизавета поднялась с кресла, прошлась по комнате. Когда она решила посмотреть на девчонку, ту тайно привезли в Ричмондский дворец, который королева очень любила. Конечно, они не были в тронной зале – небольшая уютная комната была обшита набивным бархатом и светлыми дубовыми панелями, забранное решеткой окно выходило на Темзу. День был светлый, небо – высокое, на реке рыбачили лондонцы, команда бурлаков тянула по бечевнику вдоль дальнего берега баржу с ярким парчовым шатром.

– Ты рано потеряла мать, дитя, не так ли? – спросила Елизавета.

– Да, Ваше Величество, мне и трех лет не исполнилось, – ответила девочка и, помолчав, добавила: – Она была добрая и красивая, я хорошо ее помню. Она играла со мной и смеялась. У нее были очень яркие волосы и красивый голос. Она хорошо пела – я и сейчас могу услышать ее Te Deum и Ave Maria, если закрою глаза и постараюсь.

– Католики, – поморщилась королева. – Еще одна беда твоего рода, Лиззи.

– Это не беда. – Девочка пожала плечами. – Просто несчастливое несоответствие государственному моменту. Господу-то все равно.

Тонкие губы королевы изогнулись в усмешке. Удивительный ребенок! Не так уж много лет назад куда за меньшее сжигали заживо. Впрочем, возможно, ее откровенность – дань отчаянию.

– Когда ты научилась читать? – спросила Елизавета.

– Бабушка Сара меня с младенчества научить пыталась, – ответила Элизабет. – Показывала буквы, объясняла. А потом, когда мама умерла, я стояла у ее камня в полу церкви и смотрела на значки, которые на нем высекли. Мне очень хотелось понять, что на нем написано о той, которую я так любила и которую положили под этот камень. Я видела, какой он тяжелый. Я понимала, что ей оттуда никогда не встать…