Кесем-султан. Величественный век - читать онлайн книгу. Автор: Эмине Хелваджи, Ширин Мелек cтр.№ 36

Гимнастика бывала разной – от обычного подкрепления телесных сил до упражнений для интимных участков тела – таких интимных, что язык не поворачивался обсуждать подобное даже с подругами. Чего стоило одно хождение по двору, в то время как ягодицы удерживали монетку! Но сейчас, хвала Аллаху, калфа требовала лишь обычной растяжки да танцевальных упражнений, каковые Махпейкер даже умудрилась полюбить. Особенно если исполнять их в «зеркальном отражении» с Башар.

Шаг влево – и Башар, словно зеркало, копирует все, даже улыбку на твоих губах. Затем шаг вправо. Пируэт… Наставница-калфа удовлетворенно кивает: это единственный жест одобрения, который она позволяет себе. Ничего, все ничего, главное – танец. Танец увлекает Махпейкер, заставляя забыть о неприятностях. Есть лишь ветер, продувающий насквозь маленький дворик, есть лишь танец – и напарница, тенью следующая за тобой, повторяющая твои позы, даже самые немыслимые, самые сложные, требующие максимальной концентрации.

– Довольно! – хлопнула в ладоши калфа. – Поменялись!

Теперь Башар стала ведущей, а Махпейкер превратилась в ее тень, отражение, копирующее одну на двоих сущность. Иногда ей казалось, что во время таких вот тренировок теряется ее собственное «я», теряется «я» Башар, и из двух человек создается нечто новое, единое в стремлении танцевать, обладающее собственным разумом и собственными чувствами.

Затем это ощущение уходило, оставляя после себя изнеможение в вымотанном суровой тренировкой теле. А еще она ловила на себе… задумчиво-восхищенный взгляд Башар.

Они никогда не обсуждали свои упражнения. Тут или все ясно без слов, или объяснить все равно не удастся. Они просто ждали их снова и снова.

Обе.

* * *

Когда девушки появились из своего укрытия, Ахмед уже десять раз успел проклясть и себя, и свой чересчур длинный язык.

Вот это ляпнул так ляпнул! И ведь мог же сообразить, то есть даже знал достоверно, что Махпейкер и Башар – не те гаремные розы без шипов, которые любят воспевать придворные поэты. И нежными лилиями, вянущими, стоит к ним прикоснуться, им тоже как-то сроду не доводилось быть.

Хорошо еще, Хадидже в это все безобразие не ввязалась! Хотя, может, ее там не было? Может, после той вылазки, во время которой Ахмед их застукал, Хадидже немного набралась разума, а вот Башар и Махпейкер как были сорвиголовами, так и остались?

Или после того, как он назвал ее «жирафой», она до сих пор таит обиду? Но ведь сама виновата: тоже еще взяла манеру – быть выше своего господина и повелителя!

В любом случае двое – не трое. За что и вознесем хвалу Аллаху!

И ведь что особенно обидно: винить некого, кроме себя самого! Девчонки формально исполняли приказ своего господина, ведь они числятся в гареме шахзаде, а следовательно, обязаны повиноваться ему и являться по первому его слову. Так что все верно: он сказал – они явились.

Довольные, как лисы, пробравшиеся в курятник по прямому приглашению хозяина. Башар этого даже не скрывает, вон как сияют глазищи – словно темный янтарь! Близнецы, похоже, дар речи потеряли, уставившись на нее и разом позабыв все правила приличия. А с этой дуры как с гуся вода, даже не покраснела! Махпейкер хотя бы глаза занавесила длинными ресницами – впрочем, это еще хуже, потому что именно такие ресницы и сравнивают со стрелами, разящими врага без промаха.

– Мы не очень разбираемся в воинском искусстве, господин. – Голос у Башар ласковый-ласковый, струится, как ручеек, да только пить из того ручейка Ахмед никому бы не посоветовал: вода в нем наверняка отравлена чем-то похуже цикуты. – Но мы всегда счастливы оказать услугу нашему повелителю.

– Воистину так! – подхватила Махпейкер. И хоть бы улыбнулась, маленькая лисичка! – Что от нас требуется?

Еще не поздно было сказать, что передумал, отослать девчонок обратно в гарем, но Ахмед медлил. Вот как делать глупости – так он вечно на язык быстрый, а как их исправлять – словно печать закрывает уста, заставляя глядеть в смеющиеся глаза своих девчонок и совершенно по-глупому ухмыляться!

Ну и дождался, естественно, – Яхья дружески хлопнул его по плечу и выступил вперед, улыбаясь широко и непринужденно:

– А ведь хорошо мой братец придумал! Смотрите, что надо делать…

Ахмед смотрел, как Яхья наскоро объясняет девушкам основы рукопашного боя (раз уж решили, что сегодня им предстоит ближняя схватка, а не классический матрак, то не передумывать же!), как, отойдя от первого шока, подключаются к этому занятию вначале Картал, а затем и Доган… Смотрел долго, пока не получил новый хлопок по плечу – на этот раз от Мустафы.

– Ну? – Младший брат глядел на редкость ясно и открыто. – Ты ведь доволен, правда? Все, кто тебе нравится, сейчас здесь. Разве это не хорошо?

И словно камень упал с души. Ахмед глядел, как Доган пересмеивается с Башар, уже успев получить от нее чувствительный тычок; как Яхья и Картал совместно показывают нужные движения внимательно глядящей на них Махпейкер, как та кивает, прикусив губу и примериваясь… Глядел – и понимал: да, Мустафа прав.

Это то самое, чего Ахмед желал на самом деле.

Кто-то когда-то сказал, что измена – темное озеро, которое начинается с небольшого шага в воду, а затем чудовища, живущие на глубине, хватают тебя и утаскивают на дно.

До дна Яхья пока что не доставал и ощущал это совершенно точно. Однако глупо говорить себе, что первый шаг еще не сделан. Сделан, и осознавать это необходимо, если не хочешь, подобно Мустафе, повредиться рассудком.

Или быть удавленным, подобно многим и многим принцам из династии Османов.

Султаны редко жалели кого-либо. Они сами, их дети, отцы, братья, жены и наложницы – все перемалывалось всесокрушающей поступью власти, повергалось в прах колесницей под названием государственное управление, сминалось в блин или тугой бесформенный ком под ступенями всевластного османского трона…

Существует Блистательная Порта, во главе которой стоит султан, и Аллах бережет его. Его – но не тех, кто его окружает.

Да и его-то временами не слишком сильно…

Отец опять ударился в пьянство и распутство, и во дворце об этом говорили уже даже не намеками, а совершенно открыто. Валиде Сафие поджимала губы, но поделать с этим ничего не могла, а может, и не хотела. Надеялась, что султан опомнится и вернется к более подобающим правителю империи занятиям, а пара-тройка особо горячих голов, срубленная за очередную государственную измену, ничего не значит, как не значила до сих пор и вряд ли будет хоть что-либо означать в обозримом будущем?

Яхья не знал. Хотел ли знать? Пожалуй, да, чтобы не повторять ошибок отца. Чтобы, когда придет время, править страной самостоятельно, а не находиться под пятой какой-нибудь женщины, если не матери (вот когда гибель потенциальной валиде начала восприниматься как благо!), так наложницы или жены.