В результате к 1 января 1904 г. в Порт–Артуре в кампании находились на внешнем рейде броненосцы «Полтава» и «Цесаревич» (прибыл 19 ноября 1903 г.), крейсера «Баян», «Боярин» и «Новик». В первый день Новою года к ним присоединились «Аскольд» и «Паллада», а 3 января — «Петропавловск» под флагом начальника эскадры вице–адмирала О. В. Старка Остальные броненосцы и крейсера стояли в бассейнах в 12–часовой готовности. Эскадренных плаваний не было…
Зиновий Петрович в Санкт–Петербурге не оставлял эскадру своими «заботами» об экономии. 14 января 1904 г. (в день визита В. И. Семенова!) наместник получил от него телеграмму с предложением сократить расходы на плавание еще на 1,5 млн руб., мотивировка — решение Государственного совета. Исполнительный товарищ юности и. д. начальника ГМШ — начальник морского штаба наместника контр–адмирал В. К. Виттефт — составил новый расчет плавания кораблей: 7 месяцев 1 неделя в год вооруженного резерва и 4 месяца 3 недели — в кампании. Выполнить эту программу было уже не суждено.
Наконец, адмирал Е. И. Алексеев, который, по мнению многих, все‑таки сознавал себя «самодержцем» Дальнего Востока («вице–король» — писали иностранцы), не выдержал и приказал О. В. Старку начать кампанию 18 января 1904 г. В этот день на рейд вышли «Победа», «Диана» и «Енисей», за ними последовали другие корабли. Начал кампанию и Владивостокский отряд.
21 января вице–адмирал О. В. Старк вывел эскадру в учебный поход с целью упражнений в эскадренном плавании, маневрировании и использовании беспроволочного телеграфа. Впервые на эскадре в этом походе использовали двухфлажную сигнальную книгу. Всё, естественно, носило характер подготовительного класса — начального периода обучения…
Поход 21 января невольно ускорил нападение японцев: в Токио подумали, что русские могут упредить. Броненосцы и крейсера российской эскадры после похода остались на внешнем рейде — под угрозой внезапной минной атаки.
Через день после похода адмирал Алексеев, зная о том, что А. А. Вирениус предполагает быть в Сабанге (Голландская Индия) 18 января 1904 г., телеграфировал в Санкт–Петербург о скорейшем присоединении к эскадре хотя бы одного «Осляби». 25 января наместник приказал «выделить «Ослябя» из отряда и послать его вперед спешно». Миноносцы же поручались командиру «Дмитрия Донского» капитану 1–го ранга И. Н. Лебедеву, который должен был идти с ними впереди других больших кораблей. Но до Сабанга отряд А. А. Вирениуса оставался в подчинении ГМШ, а З. П. Рожественский и его ближайшие начальники — адмиралы Ф. К. Авелан и великий князь Алексей Александрович — безмолвствовали. Есть свидетельство (Г. Ф. Цывинского), что на большом балу в Зимнем дворце 19 января адмиралы Г. П. Чухнин, А. А. Бирилев, З. П. Рожественский и другие говорили о близкой войне. Здесь же родился слух, что командовать флотом в Порт–Артур пошлют Г. П. Чухнина. Однако следов конкретных распоряжений по этому вопросу или какой‑либо активизации действий ГМШ в документах нет.
24 января 1904 г. последовало заявление Японии о разрыве дипломатических отношений. Через день об этом стало известно наместнику, но без важных подробностей о том, что японцы декларировали право на «независимое действие». Тем не менее кое‑кто спохватился. Начальник Генерального штаба генерал–адъютант А. В. Сахаров 26 января в особой записке предложил военному министру генерал–адъютанту A. Н. Куропаткину в ответ на высадку японских войск в Корее начать активные действия на море. Еще более проницательным оказался главный командир Кронштадтского порта вице–адмирал С. О. Макаров, который в тот же день направил Ф. К. Авелану рапорт, содержавший предупреждение об опасности держать эскадру Тихого океана на внешнем рейде Порт–Артура — под угрозой внезапного нападения противника.
Документ стал просто вкладом в историю, так как ни З. П. Рожественский, ни Ф. К. Авелан на него не отреагировали, или не успели. Вероятно предположить следующее: не только не успели, но и не собирались, считая, что Е. И. Алексееву и О. В. Старку на месте виднее. Известно, что 26 января утром у Николая II высшие руководители армии, флота и Комитета по делам Дальнего Востока обсуждали мнение А. В. Сахарова и решили «не начинать самим». После этого участник совещания Ф. К. Авелан получил записку С. О. Макарова. Судьба ее была предрешена: сам император только что утвердил решение предоставить инициативу противнику. Оставалось ждать, надеясь на предусмотрительность наместника и начальника эскадры.
[79]
И ждать пришлось недолго. Поздно вечером того же дня, вернувшись из театра (давали «Русалку»), император был потрясен телеграммой Е. И. Алексеева о ночной минной атаке японцев и подрыве «Цесаревича», «Ретвизана» и «Паллады». Разница в астрономическом времени между Порт–Артуром и Санкт–Петербургом составляет около 6 часов в пользу Артура. В то время когда японцы выпустили первую мину (около 23 час. 35 мин. 26 января), в Санкт–Петербурге день только клонился к вечеру. Даже если бы приказание убрать эскадру с внешнего рейда последовало из Санкт–Петербурга днем 26 января, допустим, в 12 или в 14 часов (записку С. О. Макарова, очевидно, надо было доложить царю), то Е. И. Алексеев все равно не успевал его выполнить. Следует учесть, что вход эскадры во внутренние бассейны Артура проходил в два приема только во время полной воды...
В этой первой неудаче нашего флота на Дальнем Востоке, как и в том, что японцам удалось перехватить в Чемульпо крейсер «Варяг» и мореходную лодку «Кореец», уничтоженные после геройского неравного боя своими командами, несомненно, просматривается вина ГМШ и его начальника Думать надо было раньше. Получив известие о внезапном нападении, З. П. Рожественский, как уже указывалось со ссылкой на Александра Михайловича, оказался в растерянности. Однако 31 января 1904 г., не без его личной инициативы, последовало распоряжение о назначении ил НГМШ командующим отдельным отрядом судов, идущим на подкрепление эскадры Тихого океана, то есть — прямо вместо А. А. Вирениуса
[80]
.
Но Зиновию Петровичу было не суждено возглавить отряд. А. А. Вирениус, получив 31 января в Джибути известие о нападении японцев на Порт–Артур, был так потрясен успехом противника, что его буквально «холодом пробрало»
[81]
. Узнав о гибели «Полтавы» (что было неверно), повреждении «Цесаревича» и «Ретвизана», впечатлительный Андрей Андреевич вообразил, что победоносные японцы перехватят его отряд в пути (до Сабанга), и телеграфировал в Санкт–Петербург о необходимости возвращения своих кораблей навстречу сильным подкреплениям из состава Балтийского флота.
Как ни странно, точка зрения А. А. Вирениуса победила: адмиралы великий князь Алексей Александрович, Ф. К. Авелан и З. П. Рожественский, который, казалось, был готов сам отправиться в путь, доложили императору о необходимости возвращения отряда. И Николай II повелел возвратить все корабли Вирениуса на Балтику и в Севастополь. И это при том, что первый командующий флотом в Тихом океане С. О. Макаров и наместник Е. И. Алексеев (еще до войны и в ее начале) просили об ускорении движения отряда, а Макаров даже обязался его встретить.