Три косточки тамаринда - читать онлайн книгу. Автор: Елена Вернер cтр.№ 14

– Хорошо, что ты пришла! – обрадовалась завуч начальных классов, только заметив ее на пороге. – Я уж собиралась звонить, а ты сама…

И одной этой реплики, полной заискивания и облегчения, хватило, чтобы Марина поняла: не почудилось и не показалось.

Коллеги уже давно заметили за мамой Олей странности. Рассеянность, плохую память.

– Я уж грешным делом подумала, может, пьет она, – призналась завуч, понизив голос. – Ну, папа-то у вас… После такого горя всякое бывает, женщине одной остаться тяжко. Да еще тебя растила. Заговаривается, иногда как каша во рту, не сразу понятно. Руки у нее трясутся. А перегаром не пахнет. То все хорошо, а то накричит на учеников, девочку до слез довела, с завхозом на переменке так поругались, что… Словом, не знаю, что и предпринять. Уже и родители начали жаловаться.

Марина схватилась за голову:

– Что ж вы раньше не вызвали меня?

– Да я думала, может, обойдется…

– И сколько должно было пройти времени, чтобы вы поняли, что не обойдется? – горько бросила Марина. И не дожидаясь ответа, вышла.

Убедить маму Олю показаться врачу получилось не сразу. Сначала она отнекивалась и пыталась отвертеться вполне цивилизованно, но Марина не сдавалась.

– Мам, я же не прошу чего-то сверхъестественного, – так и эдак заходила Марина. – Вот скажи, когда ты была у врача? Просто у терапевта. Помнишь, как часто ты меня таскала по врачам, когда я была маленькая?

– Ты часто болела, – возразила мама. – А я-то здорова!

– А диспансеризации? – не сдавалась Марина. – Сама же мне говорила, что у вас они обязательные. Как ты вообще умудрилась их избегать?

– Уметь надо, – подмигнула мама Оля. Она явно не воспринимала Марину всерьез. Когда дочь продолжила настаивать, ситуация стала накаляться.

– Не понимаю, чего ты от меня хочешь, Мариш? – довольно резко спросила мама.

– Я просто хочу, чтобы ты показалась врачам. Хочу убедиться, что с тобой все в порядке. Терапевт, окулист, невропатолог…

– Вот, – ткнула мама Оля пальцем чуть не в глаз Марине. – Вот ты себя и выдала! Невропатолог! Хочешь меня в сумасшедшие прописать? В дурку сдать?

– Да о чем ты говоришь?!

– А вот не дождешься!

И мама Оля прытко, особенно для ее веса, умчалась в комнату и заперлась там.

У Марины голова разрывалась. Еще месяц назад она бы вспылила и дней десять не появлялась бы дома. С другой стороны, еще месяц назад этого разговора бы не случилось.

Затащить мать к врачу ей помог счастливый случай. С общепринятой точки зрения никаким счастливым он, конечно, считаться не мог, но хотя бы сдвинул дело с мертвой точки. Мама Оля сломала указательный палец, прибив его железной дверью подъезда. Сопровождая ее в больницу, Марина радовалась какой-то особой, темной радостью, зная, что уж теперь сделает все от нее зависящее, только бы узнать ответ.

Пока маме Оле делали рентген и гипсовали палец, она успела обо всем договориться. И на обследование маму, успокоенную седативным, отвезли прямо из кабинета травматолога. Три часа спустя, после томографии, всевозможных осмотров и анализов, они вернулась домой. За один день на обследование и анализы мамы Марина потратила все деньги, скопленные отчаянными усилиями за полтора года. А еще спустя неделю, когда пришли результаты анализов, доктор пригласил Марину на прием. Одну.

Она долго прождала в кабинете. Сперва ее колотила дрожь, позже она взяла себя в руки и даже успела заскучать, так что от нечего делать принялась разглядывать все вокруг. На столе стопками громоздились документы и истории болезней, торчали черные листы рентгеновских снимков, груша старенького тонометра свесилась со столешницы. С фотографии в рамке лучисто улыбалась привлекательная молодая женщина, очевидно, жена.

Доктор пару раз заглядывал в кабинет, но его тут же окликали из коридора, и он снова закрывал дверь, бросая Марине:

– Простите.

После второго такого исчезновения она осмелела и перевернула небольшие песочные часы, стоящие на тумбочке возле нее. Песок заструился, увлекая за собой время ее жизни, песчинку за песчинкой. Тогда-то доктор Вершинин и появился на пороге. Он широким шагом пересек кабинет, опустился в кресло и провел пятерней по густым, медового цвета волосам, пропустив их сквозь пальцы. Воззрился на Марину всепрощающими зелеными глазами породистого сенбернара, давая себе время, чтобы вспомнить, кто эта девушка и что ей от него нужно. Потом покосился на текущий в часах песок. Марина могла поклясться, что его губы дрогнули – но так и не улыбнулись. Вместо этого он зашуршал бумажками. Протянул ей снимок головного мозга, кончиком шариковой ручки обведя некоторые участки:

– Вот, видите, здесь и здесь. Очаги повреждения. Атрофия. Это место называется стриатум, или еще – полосатое тело. Отвечает за мышечный тонус, поведенческие реакции…

Марина приподняла бровь, и доктор понуро кивнул:

– В общем-то, все подтвердилось. Мне очень жаль. У вашей мамы хорея Хантингтона.

Хорея. Марину кольнуло. Все-таки хорея. Пляска святого Витта, будь она неладна. Не зря гоголевщина мерещилась…

– Хорея? – переспросила она тихо. – Но отчего? Спорыньей-то ведь никто больше не травится.

Вершинин взглянул на нее внимательнее, несколько обескураженно:

– При чем тут спорынья?

– Ни при чем, извините.

– Так вот. Хорея Хантингтона – это генетическое. И, скажу прямо, обнадеживать вас не имею права, – неизлечимое.

Марина закусила губу и взглянула в окно. Там на узкой подъездной дорожке не могли разъехаться белый седан и черный джип. Водительские стекла опустились, и водители пререкались, ожесточенно жестикулируя и указывая руками направления друг для друга, как реальные, так и метафорические. Дело кончилось тем, что девушка за рулем джипа подняла стекло обратно и крутанула руль. Машина заскочила правым колесом на бордюр и проехала, оставляя на влажном зеленом газоне черную рытвину.

– И какие прогнозы? – вернулась Марина в кабинет. – Только честно. Что будет дальше?

– Ну… – Доктор потер ладонью подбородок, к обеду успевший затянуться рыжеватой щетиной. – В таком состоянии, как у нее… еще лет семь. С постоянным ухудшением. Тремор в конечностях усилится. Мышцы будут сокращаться непроизвольно, повсеместно – на лице, в шее. Координация ухудшится, вплоть до полной потери контроля над телом. Возникнут проблемы с приемом пищи, глотание и жевание тоже требует мышечной активности, как вы понимаете.

– Ей нельзя работать, ведь так? – Марина скорее размышляла вслух, чем поинтересовалась.

– А она кто по профессии?

– Учитель младших классов.

Вершинин покивал с сочувственным лицом:

– Да, нельзя. Когнитивные функции будут утрачиваться наряду с физическими, хотя это все сугубо индивидуально. Но в любом случае инвалидность. И недееспособность. Бабушка и дедушка по материнской линии у вас еще живы?