Кто по тебе плачет - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Дружков cтр.№ 11

Груды всякой строительной ценности: плиты, остекленные рамы в картонной упаковке, дверные блоки, водопроводные трубы, унитазы, балки, мешки с цементом, забитые крепко ящики, банки с масляной краской, штабеля досок, многое другое, наверное, полезное, только негодное для еды — все это лежало под легким навесом из металлических труб и шифера.

Техники, машин оказалось больше, чем виделось поначалу. Они стояли в ангаре, в котором еще не было стен: крыша на кирпичных столбах и серый бетонный пол. Экскаватор, машина для чистки снега, пожарный автомобиль, машина с длинной платформой, автопогрузчик, небольшой комбайн, если это был комбайн, еще какие-то сельские приспособления вроде косилок и сеялок, могучий автокран, лесовоз, обыкновенный трактор и необыкновенный трактор с большими клещами впереди, с пилой, выступающей как резак. Рядом, собачонками возле слонов — машинки для стрижки газонов. И ящики, ящики, десятка два ящиков. Судя по надписям, они были с моторами, небольшими станками, запасными частями, аккумуляторами, кислотой, маслом для смазки машин и прочим неувлекательным в эту минуту для нас двоих, измученных голодных.

В стороне у бетонной площадки тоже под навесом нормальная бензоколонка. Самый верный признак живой действующей цивилизации. Но вокруг не было ни одного человека.

— Значит, совсем недалеко есть какой-нибудь главный большой поселок. Пойдем искать? — предложил я.

— Не могу… — неуверенно и умоляюще сказала она. — Сторож, наверное, сам придет.

— От кого сторожить?

— От большого поселка.

— Хорошо, тогда будем вести себя как жулики. Он выскочит из леса твой непутевый сторож и поймает нас.

— А мы его…

Совесть меня почему-то больше не удерживала. Я дикий человек, озлобленный и голодный. В конце концов, мы вышли из леса и не желаем знать никаких приличий, никаких условностей. Ходите, вяжите нас, хватайте, ведите в милицию, но только появитесь кто-нибудь!

В оранжерею ломиться не стоит. Постройка под ветряком тоже ничего не сулила. Там, конечно, электрика, двигатели, динамо. Большой дом с одним окном — хорошая приманка, но мои воровские наклонности погнали меня, прежде всего, к водонапорной башне. Там вода.

Мы сумеем расколотить любую дверь. У нас под руками груда могучих инструментов: кувалды, ломики, топоры, лопаты. Но самое незначительное нарушение уголовного кодекса — разбитое стекло…

Я саданул дверь — бесполезно. Рядом, над головой, маленькое в квадрат окошко. Принес из-под навеса нормальную лесенку стремянку, встал на нее, слегка надавил стекло, рама подалась. Она была не заперта! Я спрыгнул внутрь каменного прохладного помещения, посмотрел вокруг и диким голосом начал орать, зовя к себе лесную женщину.

Бутылка с фруктовой водой… На табуретке сияла темная бутылка с фруктовой водой. С картинкой, с алыми ягодами на ней… Завод безалкогольных напитков. Город Рига. Рябиновая. Да здравствует рябиновая!

Боясь разбить, я ножичком отсоединил металлическую пробку и дал эту бутылку ей… Мы пили из горлышка, по очереди, взахлеб. Ну почему раньше я никогда не пил такой неповторимой, такой замечательной воды? В каких магазинах ее прятали, почему не попадалась она в большом городе, в поездках и странствиях?

— Пожалуйста, пейте рябиновую! Покупайте одну рябиновую, — сказал я.

Она смеялась мокрыми счастливыми губами.

Потом я увидел кран. Мы наливали прохладную воду в бутылку и снова пили до изнеможения, до бульканья в груди.

Лесная женщина умылась этой водой, растирая воду по лицу, как бальзам. Через окно-форточку мы вышли на волю. Первая кража состоялась.

Потом, извините нас, люди, мы разбили стекла, тройные стекла в доме, в единственном окне. Приставив к нему такую полезную стремянку, проникли воровским путем в комнату, где были, только четыре стула и запертый всеми своими ящиками длинный казенный стол. И не сгораемый шкафчик в углу. На нем часы «Электроника». Послушал — тикают, как у меня дома. Четыре часа двенадцать минут пятого… Мои часы обгоняли эти всего на две минуты! Солнышко не подвело.

Дверь из комнаты мы тоже потрогали основательно запертую. Стоило бить окно, чтобы оказаться в тупике, в унылой клетушке? Все на крепких запорах, будто на даче брошенной, заколоченной до приезда хозяина.

— Подождем тут, — сказал я, — хоть ночевать будем под крышей. Люди сюда придут.

— А завтра?

— Сломаем к чертовой бабушке все двери…

Остаток дня мы разглядывали чье-то негостеприимное владение. Машины все новенькие, с иголочки — отметил я. Кирпича много, фундаменты еще для трех больших строений. Куда же все подевались?

Придут, непременно придут…

Болели ноги. Лапти уже не помогали, их просто не было. Мы нарвали целый ворох лесной травы, настелили ее на пол комнаты чуть ли не стожок, и вечером, до заката, буквально свалились никчемные от усталости.

Она мгновенно уснула, морща во сне обиженно губы. Распущенные беспризорные волосы тут же переплелись в траве, смешались в тонкие зеленые пряди. Ресницы вздрагивали, смахивая травинки-стебли. Как плачет во сне…

Трава пьянила густым ароматом, похожим на что-то съедобное. Хотелось ее жевать. Как молоко. Хотя молоко не жуют. Или у нее был привкус отменного знаменитого пива, которое мне подавали в одном славянском городе с немецкими домами, улочками, набережными среди мягких зеленых минихолмов. Оно, это пиво, до половины под шапкой, в высокой стеклянной баклаге, таяло во рту, как тает привкус лесного сена, как тает свежесть в разбитом окне…

… Я жил в старинной гостинице над рестораном. Ходил обедать в маленький торжественный праздник, удивлявший меня уютом, хорошо поставленным радушием и настроением.

Однажды увидел в карточке название таинственного «Монако», попросил подать… Жду. Смотрю, как течет незнакомая тихая жизнь в хрустальном окне, вдыхаю пиво неторопливыми глотками. За ближним столом угадываю моих соотечественников туристов. У каждого, кроме баклаги с пивом, чашка бульона и жареные шпикачки. Деньги берегут на магазины…

Я жду. В зал величественно вкатывается хромированная сверкающая тележка. По обеим сторонам ее два «дипломата» в парадных одеждах, отпущенные, вероятно, из Министерства иностранных дел. За ними в парадном фраке шествует метр. Кажется, еще мгновенье — заиграют серебряные трубы!

На тележке нечто серебряное, высокое. Шапка Мономаха в серебряной фольге. Туристы замерли. Шествие приближается ко мне. «Дипломаты», кивнув слегка, по-дружески, удаляются. Вельможный мэтр поднимает серебряные ножички, взмахивает ими, как серебряными лучами, разрезая колпак из фольги, распахивает его, торжественно выпуская на волю, томившийся в колпаке невиданный вожделенный аромат. Я вижу на королевском блюде омлет с утопленными дольками горячих мандаринов.

Слышу, как туристы на московском наречии между собой говорят: «Американец, валюта… Пожалуй, австриец, буржуй…». Слова сказать не могу. С мэтром объясняюсь одними жестами. Убегаю, не доев «Монако».