ЧЯП - читать онлайн книгу. Автор: Эдуард Веркин cтр.№ 4

Синцов стал дышать, стараясь не глядеть на старушку, а она точно застыла возле сосны, стояла не шевелясь, как бы превратившись в чучело, словно зависнув над серебряным мхом.

Подумаешь, старушка! Синцов улыбнулся, постарался во всяком случае. Мало ли старушек в лесу? Грибы собирает, ягоды…

В сумку.

Или просто гуляет, дышит воздухом, тут хороший воздух, может, она бывшая чемпионка по спортивной ходьбе, продолжает поддерживать себя в хорошей форме.

Может, она тоже заблудилась, может, ей помощь требуется, а она стесняется подойти? Старенькая ведь…

– Бабушка, вам помочь? – спросил Синцов. – Я, правда, сам немного… Может, вас до города подвезти, у нас тут машина.

Ему не ответили.

– Бабушка! – позвал Синцов.

Старушка не повернулась, как стояла, так и стояла, может, чуть покачиваясь только на невидимом ветру.

– Бабушка, а вы не знаете, где тут дорога?

Синцов услышал, как дрогнул его голос, свалился в позорный писк, так что пришлось повторить уже басом.

– Бабушка, а где здесь дорога?

Старушка не обернулась. Убежать захотелось сильнее, Синцов подумал, что он, пожалуй, не стал бы стесняться и побежал бы, чего уж там, только вот бежать он явно не мог. Ноги не слушались. Они сделались как длинные макаронины, гнулись в коленках и не хотели двигаться.

Захотелось закричать, но вдруг Синцов понял, что крикнуть тоже не получается. Ничего не получалось, только стоять и смотреть. Вот и вышел прогуляться…

Белый халат на старушке был не совсем белым. Приглядевшись, Синцов обнаружил продолговатые темные пятна, а приглядевшись лучше, увидел, что это не пятна. Дыры. Белый халат оказался выеден временем, а пятна оказались просто дырами, халат порвался от ветхости, не порвался, а, наверное, распался. Но хуже всего было то, что в этих прорехах Синцов заметил.

Шерсть.

Под халатом у старухи темнела шерсть, точно старая протертая марлевая накидка была надета на медведя.

А яркая зеленая сумка была сплетена из свежей травы и напоминала гнездо.

Старуха не двигалась. Синцов не мог оторвать от нее взгляда, смотрел и смотрел, чувствуя, как начинают болеть глаза, особенно левый. В него точно насыпали ложку песка, накапали жгучего перечного соуса и дунули горячим ветром. Хотелось проморгаться, немедленно, но Синцов не мог, откуда-то он знал, что если он моргнет, на секунду закроет глаза, то старуха окажется ближе. Рядом. А потом еще ближе, так что Синцов услышит ее тяжелый земляной запах…

А потом старуха начала оборачиваться. Медленно. Она оборачивалась и не оборачивалась одновременно, как это объяснить, Синцов не понимал, просто знал, что если она все-таки повернется к нему лицом, ничего хорошего не случится.

Синцов заорал, на этот раз получилось, но не громко, а как через шальную апрельскую ангину. Он шарахнулся, и ему удалось вырвать из земли ноги, но он тут же снова упал, вцепившись руками в мох.

Старуха оказалась рядом. И действительно запахло землей, но не гнилой и тяжелой, а чистой и свежей, запах был не страшный, а наоборот, весенний, запах песка и последнего льда, но все равно Синцову стало… уже не страшно. Настоящий клубящийся кошмар.

Синцов попробовал ползти, не смог, точно влип в землю, точно на плечи навалилась мягкая безнадежная тяжесть. Синцов задохнулся.

Синцов проснулся, со свистом втянул воздух.

Прямо над головой старался давно голодный дятел, штробил древесину, усердно точил висок, Синцов дернулся и очнулся окончательно. Он сидел в машине, навалившись грудью на руль. Слева у двери стоял отец и стучал согнутым пальцем в стекло, прямо перед капотом возвышалась траченная временем «Беларусь», тракторист разматывал с передка ржавый трос и дымил папиросой.

Синцов огляделся. Никаких старух, никакой земли, никаких красных яблок. Сон. Двойной. Это все жара, он уснул внутри сна и увидел себя со стороны, редкое явление, Синцов читал о таком в какой-то книге и читал, что сны во снах особенно мучительны и правдоподобны.

– Открывай! – позвал отец. – Надо петлю из багажника вытащить!

Синцов открыл дверцу. Внутрь машины ворвался свежий лесной воздух и с ним парочка голодных слепней, Синцов выбрался из салона и стал дышать. Он смотрел на лес, точно такой же, как в его сне, только светлее и прозрачнее, и никак не мог избавиться от странного ощущения.

– Что с тобой?! – отец похлопал его по плечу, сунул в руку бутылку с холодной газировкой.

– Да так, ничего. Угорел немного…

Синцов потряс головой, стараясь выбить из нее остатки сна.

– Потерпи, скоро приедем, – успокоил отец. – Я бабушке уже позвонил, она окрошку режет. И пиццу печет с зеленым луком.

Синцов любил пиццу с зеленым луком.

– В сторону лучше, – посоветовал тракторист. – Сейчас дернем чутка, и все поедет…

Тракторист вкрутил в бампер стальной крюк, прицепил к нему трос, полез в «Беларусь».

Отец устроился за рулем, Синцов отошел в сторону и на всякий случай укрылся за сосну, мало ли, трос расплетется…

– Сейчас дернем, – тракторист выпустил дым, отстрельнул пальцем в сторону окурок.

«Беларусь» загудела, сдвинулась и потащила «Опель» по дороге.

– Тяни! – кричал отец. – Давай по-малому!

Дымок в месте, где упал окурок. Берегите лес от пожара, вспомнил Синцов. Он шагнул к месту, где дымило, и действительно обнаружил, что отброшенный трактористом окурок упал удачно – в центр поросшей моховой кочки. И теперь разгорался пожар, маленький такой аккуратный пожар, дунет ветер, и все.

Синцов свернул крышку с горлышка, залил огонь. Попил водички, залил огонь еще раз. На всякий случай сбил мох кедом, притоптал. Под кочкой открылась земля, песок и немного мелкой, с горошек, гальки. И гвоздь. Синцов сразу его заметил, необычный гвоздь, он был вбит в почву под острым углом и почти по шляпку. Синцову подумалось, что это странно, гвоздь в лесу, и он нагнулся и хотел этот гвоздь достать, но тут позвал отец.

– Константин! – крикнул отец. – Константин, поспешай!

Синцов оглянулся. «Опель» выбрался из колеи, отец ходил вокруг и отскребал с корпуса грязь. «Беларусь» поджидала в стороне, тарахтела, плевалась соляркой.

– Что там копаешься?

Ну гвоздь, подумал Синцов. Мало ли гвоздей?

Проснулся Синцов действительно под балдахином.

Ложился спать на непривычно старинную койку, бодрое пружинное ложе, звеневшее от одного прикосновения, покрытое мягким снежным матрасом… То есть периной. Это была настоящая перина из сказок, Синцов понял это, едва прилег. Перина, легендарная пуховая перина, воспетая классиками и почти не знакомая современникам, испорченным матрасами с кокосовой стружкой, смешанной с холофайбером. Конечно, Синцов никогда не спал на аутентичной перине, однако стоило ему в ней оказаться, как он ее немедленно опознал, видимо, сработала генетическая память. Да и бабушка тоже рассказывала…