Заключения мира в замке Бреды.
9 августа, когда лейтенант-адмирал находился на траверзе Плимута, из порта к нему вышла шлюпка под белым флагом. Подойдя к «Семи Провинциям», с нее взобрались на палубу два английских офицера, объявившие, что только что заключен мир между Лондоном и Гаагой.
– Есть ли при вас соответствующие бумаги? – поинтересовался Рюйтер.
Бумаги были ему немедленно дадены. Ознакомившись с ними самым внимательным образом, командующий велел:
– Вино и бокалы!
Прием в салоне адмирала длился более двух часов. Заключенному миру голландские моряки были рады не меньше чем англичане, а потому радостная весть, в одно мгновение облетевшая все корабли, вызвала целую бурю чувств у тех, кто своим потом и кровью приближал этот долгожданный день.
Когда шлюпка, наконец, отвалила от борта, ей с «Семи Првинций» салютовали. В ответ Плимутскую крепость так же заволокло дымом холостых залпов.
После отъезда англичан Рюйтер собрал совет капитанов. Посовещавшись, решили продолжать блокадные действия, пока не будет получено подтверждения из Голландии. Однако, едва начали выбирать паруса, как из Плимута прибыла большая лод ка-кеча с одним из вчерашних офицеров. Англичане привезли в дар Рюйтеру быка, баранов, куриц и уток, угрей и фрукты, семгу и даже корзину морковки. Отблагодарив хозяина лодки горстью талеров, Рюйтер принял подарок.
В крейсерство на перехват английских судов он, несмотря на столь щедрые дары, отправился.
Спустя неделю лейтенант-адмирал получил, наконец, официальную депешу о том, что в Бреде в конце июля подписан мир, однако, до размена актов Рюйтеру повелевалось нападать на все английские суда и ждать новых бумаг. И хотя крейсерство продолжилось, настроение у всех было уже далеко не боевое. Увидев на горизонте очередной парус, матросы и офицеры всем сердцем желали, чтобы это оказался не очередной осточертевший англичанин, а почтовый бот с долгожданным приказом о возвращении домой. Такое непонятное крейсерство между миром и войной продолжалось до середины октября, когда, наконец-то, было получено долгожданное повеление следовать в Голландию. Ошвартовав корабли у родных причалов, Рюйтер немедленно отбыл в Гаагу, где его уже ждали с отчетом о проделанной работе в море. И снова предоставим слово историку, на сей раз французскому: «Он (Рюйтер) немедля поехал в Гаагу и когда вошел в собрание Генеральных Штатов, то на лице каждого написано было удовольствие. Он отдал отчет в своих действиях обо всем происходившем. Гонкинг, президент собрания, сказал ему: „Их Высокомочия весьма довольны вашим благоразумием, вашею деятельностью и вашими подвигами в последнюю экспедицию. Все ваши действия благоприятны для нации, и вы принудили неприятеля просить мира. Все это составляет вашу славу. Вы входите в это почетное собрание, увенчанные лавровой короною и с оливковой ветвью в руке“. Приказано выбить в Амстердаме медаль в память последней РЮЙТЕРОВОЙ победы и последовавшего мира».
21 июля 1667 года после долгих переговоров в Бреде был заключен мир. Несмотря на успехи последних лет, Голландии пришлось заключить мир на невыгодных для нее условиях: она потеряла некоторые колонии, должна была снова обязаться первой производить салют английскому флагу, приспускать свой флаг перед английским и спускать марсели. Однако крупным судовладельцам и коммерсантам удалось добиться ограничения этих оскорбительных для самолюбия нации правил. Франция, боясь оставаться один на один с Англией, немедленно так же заключила мир.
В целом же мир обеспечил процветание Голландии еще на долгие-долгие годы, пока, ставшая поистине первой морской державой мира, Англия не приберет постепенное все ее заморские рынки к своим рукам. Но все это еще будет не скоро, а пока голландцы праздновали свой такой долгожданный и такой выстраданный мир.
Глава пятая
Между войнами
Долгожданный мир немедленно отозвался эхом нового политического альянса в Европе. Голландия заключила союзный трактат с Англией и Испанией (названный Тройственным союзом). Чуть позднее к трактату присоединилась и Швеция. По существу союз был направлен против Людовика Четырнадцатого, бывшего еще совсем недавно верным союзникам голландцев в их борьбе с англичанами. Но политика как разноцветный калейдоскоп: чуть сдвинул и уже перед глазами совершенно новый рисунок. По Голландии сразу же пошли сплетни о французском короле. Якобы, будучи еще дофином, он изнурял своих кормилиц жестокими укусами. Будущий король даже родился с двумя зубами и первым, что сделал, появившись на свет, – это укусил до крови свою кормилицу. Быстрое усиление Франции и увеличение аппетита Людовика к соседним землям сделали Версаль слишком опасным для каждой из европейских государств.
Пока политики сколачивали новые союзы и уже вовсю планировали новые войны, Рюйтер отдыхал от походов и боев в кругу своей большой и дружной семьи. Стоило адмиралу показаться на улице, как знавшие его амстердамцы, останавливаясь, приветствовали его, приподнимая свои шляпы. Будучи человеком вежливым, Рюйтер отвечал каждому тем же, а потому даже за время самой короткой прогулки сильно уставал, почему и принял решение гулять без шляпы. Теперь дело пошло на лад и на приветствия горожан он уже отвечал лишь кивком головы.
И снова характеристика Рюйтера, данная ему одним из его первых биографов: «Рюйтер раскрывал все свои военные таланты на море. На берегу же, являл он все качества любезного человека. Он был весьма воздержан, не предавался никаким излишествам. С друзьями был весел, принимая вид важный и степенный с незнакомыми, и говорил с ними мало. Никогда не гордился блеском величия, на которое возвели его одни только заслуги. Оказывал всегда благодарность своим благодетелям, всегда был учтив с равными себе, дружествен с низшими, доступен и щедр с несчастными. Он оказывал дружбу к тем, кто были ему равны в начале его жизни, сохранял даже с ними обходительность, доказывая тем, что с переменой состояния, он не переменился в своем характере. Он столько чуждался тщеславия, что начальству флотом… имел только одного слугу и ходил всегда без свиты. Не стыдясь состояния, в котором он был во время своего ребячества, рассказывал в обществе, даже в присутствии знатнейших людей, что он служил прядильщиком, а на море юнгой. Иногда он побуждал простых матросов не унывать, исполнять их обязанности, говоря им, что он был меньше их, и что они могут дослужиться чести выше его. Он хвалил охотно действия других, говоря всегда о своих со скромностью, и готов был всегда извинять недостатки других… Бывши на берегу, он оставлял все свои занятия, чтобы идти к обедне. По вечерам он читал Священное Писание среди своего семейства и часто пел псалмы. Жена его и дети слушали его с удовольствием. Он внушал в них свою набожность и имел прекрасный голос. Герой этот обладал всеми добродетелями и не имел никакого порока».
Чтобы сделать Рюйтеру приятное Генеральные Штаты в обход всех очередей и списков произвели его девятнадцатилетнего сына Энгеля в корабельные капитаны, а чтобы он мог сразу же проявить себя, назначили мальчишку командовать фрегатом, который отправился в Лондон за назначенным в Голландию полномочным английским посланником Жаном Мерманом. Посланник представил младшего Рюйтера королю с королевой, герцогу и герцогине Йоркским, принявшим мальчика весьма благосклонно. Особое ж внимание и заботу о молодом капитане проявил давний противник его отца генерал Монк, неизменно приглашавший Энгеля к себе на обеды, во время которых предавался бесконечным рассказам о своем противостоянии с Рюйтером старшим. Затем король пожаловал молодого капитана кавалером со всеми полагающимся при этом церемониалом. Успел посетить младший Рюйтер и арсенал с портом в Чатаме, где с особым удовольствием любовался на стоящие под берегом многочисленные обгоревшие днища кораблей, сожженных его отцом.