Елизаров ковчег (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Муравьева cтр.№ 25

Полина взглянула на мать и задумалась. Была ведь когда-то нормальная женщина.

Вечером она с запинкой пригласила своего знаменитого любовника приехать к ним с мамой на дачу: там все расцвело. Любовник ее знаменитый задумался. Засвечиваться он не хотел, это правда. С другой стороны, заглянуть и понять, что это за дача, куда она рвется, какие вокруг там гуляют парнишки, в какие они волейболы играют…

– Приеду! – сказал он, целуя ей шею.

Договорились на пятницу. В выходные нельзя: Валентиночка удивится. Писатель решил повести себя так, как будто он старший товарищ и друг. Приехал по дружбе, был неподалеку.

В ночь с четверга на пятницу Полининой маме приснилось такое, что мама стремглав побежала к соседке, все той же усатой и властной Тамаре. Тамара была толкователем снов.

– Я вижу себя совершенно в воде. Ну, в море, как будто.

Тамара курила вполне равнодушно и дым выпускала из губ в виде шариков.

– Я ползаю будто по дну и ищу в песке, там, на дне, что-то вроде ракушек. И вроде съедобных.

– Ракушки? А формы какой?

– Большие такие и продолговатые.

– Так-так, понимаю… Ну, что замолчала?

– Вдруг вижу: скала.

– А оттенок какой?

– Оттенок какой? У кого?

– У скалы! Ну, не у меня же, наверное, господи!

Тамара была грубиянкой и часто срывала на людях свой скверный характер.

– Ну, синий почти. Хотя нет! Не совсем. Там черный присутствовал. Черного больше.

– А форма?

– Что форма? Скала как скала.

– Вот каждое слово клещами тащу! Нет, Фрейд бы мне не позавидовал!

– Фрейд? Так он же… – И мама понизила голос: – Он разве же не запрещен, этот Фрейд?

– Мне не запрещен. Продолжай, говори.

– А близко от этой скалы лежит птица. Такая вот тоже: синющая, с черным. Глаза приоткрыты.

– Пернатая, значит, – сказала Тамара.

Полинина мама сглотнула ком в горле.

– Я вроде подумала: «мертвая птичка»…

– Размером какая?

– Кто?

– Птичка! Не я же!

– Размером? Ну, с лошадь.

– Как с лошадь?

– Да, с лошадь. А может, и больше. Огромный зверюга! Лежит и не дышит.

– А ты все в воде?

– Я в воде. Но я отползаю по дну, чтобы выйти скорее на берег и чтоб убежать. И вижу вдруг: птица-то эта живая! Летит надо мной, аж крылом задевает!

– Какого размера крыло?

– Я не помню. Но очень уж страшно!

– А вы все хотите, чтоб вам показали «Вокзал на двоих»? – Тамара откинулась в пышных подушках. – Послушал бы Фрейд, он бы сразу описался!

У мамы пропал скудный дар ее речи. Представив себе, как описался Фрейд, она замолчала и вся побелела.

– Тут я вылезаю, – шепнула она, – а там одни скалы. Ни берега нет, ничего. Только скалы.

– А эти, ракушки твои? Где они?

– Не помню. Наверное, обронила…

Тамара рывком погасила огонь, а дым облизнула с губы и задумалась.

– Забавненький сон, – прошептала она. – Готовься, моя дорогая, готовься…

– К чему мне готовиться, Томочка, а?

– К событиям, вот что. К большим испытаниям. Ракушки твои – это проще простого. Большой сексуальный желаемый символ. Опять же вода. Ты по горло в воде. Ну, тут комментировать нечего, ясно… А вот эта птица… Я думаю так: прямая опасность и есть эта птица. Писатель ваш этот, любовник. А кто же?

Вернувшись домой и заглянув в комнату дочери, чтобы убедиться, что бедняжка ее крепко спит, мама сказала себе:

– Еще мы посмотрим, кому тут опасность! Ишь, мертвым прикинулся! Птичка какая…

Утром той же самой пятницы, которая, как на грех, оказалась тринадцатым числом, Яков Сергеев, которого часто узнавали по телефону незнакомые люди, поскольку он выступал по радио, читая отрывки из своих произведений, позвонил в библиотеку, где работала Полина.

– Алферову вам? Подойдите, Полина!

– Ну, что? Я заеду тогда к четырем? – спросил он, однако невесело как-то.

Полина задумалась.

– Яков, не надо… Я вижу, что ты ведь не хочешь. Не надо…

– Хочу – не хочу, мы решили. Так я тогда, может быть, сыру возьму? Икорку купил. Тут заказ у нас был…

Писатель Сергеев звучал очень мрачно.

Приехали ровно к шести. Большой белый стол был накрыт на террасе, и магнитофон пел на полную мощь. Полинина мама сидела на стуле с таким молчаливым решительным видом, как будто слова этой ласковой песни ее и не трогали вовсе.

– «Дурманом сладким веяло, когда цвели сады…» – Сам голос на пленке был сладок: наверное, хорошая, милая женщина пела.

– Романс, – сказал мрачно писатель Сергеев. – С ума посходили на этих романсах.

– Да, ретро сейчас очень в моде, не спорю, – сказала печально Полинина мама и руку ему протянула, знакомясь: – Мадина Петровна.

– Нечастое имя, – промолвил Сергеев. – Татарское?

– Что вы? Какое татарское? Гора есть такая в Усуйской долине. Мадина. Гора. Вот отсюда и имя.

– А что за долина такая: Усуйская? – опять удивился капризный писатель.

– У вас нелады с географией, что ли?

– Да. И с географией тоже. Однако… – Сергеев достал из портфеля икорку. – Вот это к столу, так сказать. Очень свежая.

– Ах, это к столу? – И Полинина мама вдруг встала в красивую гордую позу. – К нам, знаете, чаще с цветами приходят…

– Хотел, – стиснул зубы писатель Сергеев. – Искал. Нет цветов. Еще не завезли.

Полина уже догадалась, что мама и Яков Сергеев друг друга не любят, но и отступать было некуда, поздно.

Мама между тем внимательно разглядела писателя и, найдя в нем сходство с бросившим ее мужем, огорчилась и закипела. Ну, сходство действительно было. Во-первых: очки. Хотя у мужа они были старомодными и круглыми, а у Якова Сергеева – по самому последнему требованию современности и в черной к тому же, тяжелой оправе. Но это не суть. Суть была в том, что и у мужа, и у писателя были похожие, низкие и влажные, голоса, на которые так падки женщины, молодые девушки, подростки вертлявого женского пола и даже старухи, которым, казалось, дай булку с изюмом – и все. А вот и не все! Старухи такие бывают влюбленные, так головы часто теряют, что ужас. Ведь ты же – старуха! Ну, зеркало есть у тебя или нет? Зачем в голове одни тряпки да мальчики? Зачем маникюр на себя налепила? А внуки там, правнуки или праправнуки ее не волнуют, такую старуху.