Метод Лиепа: Философия тела - читать онлайн книгу. Автор: Илзе Лиепа cтр.№ 25

И этот Красс, его сегодняшний герой, вобрал в себя все. И то, что ему, Марису Лиепе, 40 лет. Всего 40! Но когда тебе 40, в этой сволочной (его слово) любимой профессии нельзя останавливаться, надо все время жить в ней. И что он чувствует в себе достаточно сил, чтобы победить все преграды, которые препятствовали его появлению на сцене Большого театра, и воспрянуть из небытия.

И еще он постарается закрыть глаза и забыть, что попал в винт огромной машины: театра, государства, времени. Машины, которая перемолола многих и уже перемалывает его. А сейчас она просто притормозила, дав глоток воздуха и надежду на долгожданный спектакль. Последний?

Нет, он не хочет верить, что последний! А, может быть, он не думает об этом? Не позволяет себе думать.

Как мучительно мешают мысли. А надо работать, работать, работать. Через «не могу», через боль, до головокружения.

За окном зала, где я занимаюсь, порыв ветра поднял желтые листья, и теперь они кружат, как золотая метель.

Я уже дошла до fondus (фондю). Тело делает привычную работу. Не отвлекаюсь на придумывание комбинаций. Делаю все «крестом». То есть вперед, в сторону, назад, в сторону, и с другой ноги. Как же тяжело заставить себя делать ЭТО каждый день.

Особенно, когда ты один в зале. Когда тебя подстегивает только совесть или предстоящий спектакль. Когда нет педагога — нет этих глаз, необходимых любому танцовщику как зеркало, проверка и поддержка, чтобы найти силы и превозмочь свою лень, боль и свое «не могу».

Мы знаем, ему нужно, чтобы хоть кто-то сидел в зале, — это помогает. А для нас с Андрисом это лучшая школа и счастье — быть на его репетициях, дышать этим творческим воздухом.

Все рухнуло в один момент

Выхожу из балетного зала, потому что он пуст и в назначенный час отца нет. Спускаюсь по ступенькам.

Он появляется вдали, у лифта. Енотовая шуба расстегнута, шапка, как на фотографии лорда Споудона. И выражение глаз такое же, как на этом снимке. Как будто заглядывает куда-то за грань или смотрит через тебя.

Идет — не торопится. Я застыла. Понимаю, случилось что-то страшное. Произнес медленно.

— Мне… не дали… спектакль…

Голос задрожал.

— Тебе же дали.

— А теперь о-то-бра-ли.

Это был страшный удар, но не последний.

Мы вышли из театра вместе. Снег блестел под театральными фонарями у первого подъезда. В машине его ждал друг: лаял и бился о стекло дворовый пес Кузя.

И все же, сделав один оборот, этот страшный винт еще раз затормозил, занавес взлетел вверх. Отец на сцене. Он по-прежнему силен и прекрасен.

В сцене «рабов» белой головой и красивым телом выделяется брат Андрис. Его все еще запихивают в кордебалет, хотя он давно уже премьер. Но сейчас — это чудо: они на одной сцене, вместе, в одном спектакле. Отец и сын.

«Наверное, ему сейчас легче», — думаю я, «быть там на сцене, рядом с отцом, а не умирать здесь, в 6-й ложе бенуара от волнения и страха. Потому что теперь мы досконально знаем: вот здесь у него уже «сели» ноги. (Этого никто не видит.) Но мы-то помним все его гримасы боли на репетициях. Вот сейчас на диагонали двойных essembles (ассамблее), с которыми и молодые-то Крассы не всегда могут справиться, у него еле хватает дыхания, чтобы дотянуть кусок до конца. Но это знаем только мы: отец на сцене, Андрис рядом с ним и я — в зрительном зале.

Маленькая пауза, успеваю вытереть мокрое лицо полотенцем. Adagio (адажио) у станка.

Уже давно мой главный педагог — Андрис. Люблю попасться ему на глаза в репетиции или занятиях, чтобы получить подсказку. Он — гениальный педагог. Складываю в копилку памяти его пометки, его замечания, а во время занятий извлекаю и стараюсь выполнить.

— Андрис, что главное в adagio у станка?

— Главное — внутренними мышцами держать ноги и правильно проверять на plie (плие).

Мы прилетели в Ереван.

Накануне отец позвонил, попросил заменить заболевшую партнершу, станцевать с ним «Болеро» из «Дон Кихота» в правительственном концерте.

В Москве еще (или уже) нет тепла, а здесь яркое солнце, море цветов на улицах. Как будто всё озарила моя радость: «Я сегодня танцую с моим отцом!»

Отец спокоен и весел.

Я немного волнуюсь из-за предстоящей репетиции. Как это будет? (Получится ли у него из отца превратиться в кавалера? И смогу ли я стать его дамой?)

В гостинице (конечно, лучшей в городе) слышу вопрос, обращенный к отцу:

— Вам и вашей партнерше удобнее, если номера будут рядом?

— Нет! — артистично громко отвечает отец. — Нам один и большой!

Головы поворачиваются в нашу сторону.

Отец наслаждается произведенным эффектом до тех пор, пока дамы за стойкой не заглядывают в мой паспорт и не находят фамилию «Лиепа».

— Ах, это дочка! — облегченно вздыхают они. — Очень, очень рады!

Номер роскошный, но мы спешим в театр на репетицию. Танцуем сегодня же.

Дощатый пол балетного зала под ногами. Я жду. может быть, наставление, или пожелание, замечание, или хотя бы вопрос???

Ничего!!!

Заиграла музыка. Отец сделал свой выход, я догнала его, он улыбнулся мне обаятельно и задорно. И мы прошли номер на одном дыхании.

Выступление пролетело.

Кастаньеты в его руках звенели, то немного опережая, то догоняя меня. Я была партнершей, дамой. Он завоевывал мое внимание, окружал облаком своего мужского шарма, преподносил меня! И ни тени покровительственного тона! Это было. так здорово!

— Маленький, ты сегодня танцевала гениально.

Это он сказал в другой раз.

Некоторое время назад я танцевала Мерседес в «Дон Кихоте». Он видел. После спектакля раздался телефонный звонок. Звонил отец.

— Маленький.

Сердце хранит это не как похвалу моим танцам, а как меру его любви.

Потом мы в гостях у друзей, Нурика и Эсмы. Едим армянскую похлебку и абрикосы. Нам очень весело. Нас прямо переполняет веселье.

Идем в гостиницу, держась за руки, и хохочем от счастья.

— Что? Уже за полночь и отключили воду?

Ха-ха-ха!

— Сколько ты съела абрикосов?

Ха-ха-ха!

— Ты с какой стороны будешь спать? Посередине?

Ха-ха-ха!

Так и заснули: мгновенно, в одной постели, от усталости и счастья.

Сердце бешено колотится.

Капли пота капают на пол рядом со мной. Надо бы сделать Adagio «обратно», то есть всю комбинацию повторить, начиная с вынимания ноги назад. Но сегодня нет на это сил. Стою, согнувшись, упираясь руками в колени, пока четыре пропущенные музыкальные фразы дают мне возможность отдышаться