Рожденный бежать - читать онлайн книгу. Автор: Кристофер Макдугл cтр.№ 38

Не способствовало делу и то, что было очень трудно выяснить, где и когда могут состояться эти гонки. Кабальо открыл свой сайт, но обмен сообщениями с ним напоминал ожидание послания в бутылке, которую когда-нибудь выбросит на берег. Чтобы проверить электронную почту, Кабальо приходилось пробегать более 48 километров, переваливаясь через гору, и переходить вброд реку, добираясь до крошечного городка с названием Юрик, где он упросил школьного учителя позволить ему пользоваться скрипучим школьным персональным компьютером. Путь туда и обратно он мог проделывать только в хорошую погоду; в противном случае рисковал сломать себе шею, сорвавшись со скользкого от дождя крутого обрыва или оказавшись в ловушке между бушующими потоками. Телефонная связь добралась до Юрика лишь в 2002 году, поэтому работала в лучшем случае спорадически. Так что вымотанный дорогой Кабальо мог прибегать в Юрик только за тем, чтобы обнаружить: линия уже несколько дней не работает. А однажды он пропустил проверку сообщений из-за того, что на него набросились дикие собаки и ему пришлось отправиться на поиски медицинской помощи, чтобы сделать уколы от бешенства.

Всякий раз, внезапно обнаруживая в окне входящих сообщений «Кабальо Бланко», я неизменно чувствовал огромное облегчение, ибо даже при его наплевательском отношении к риску его жизнь, безусловно, кишит опасностями. Его грела уверенность, что наркобандиты списали его со счетов как безобидного «гринго-индейца», но кто знал, что они думали на самом деле? Кроме того, у него случались странные обмороки: время от времени он терял сознание и падал без чувств. Временная потеря сознания и без того опасна даже там, где есть связь с «911», но на пустынных просторах Барранкаса бесчувственного Кабальо никогда не нашли бы… или, коли на то пошло, вообще не заметили бы его отсутствия. Однажды он пережил почти невероятное спасение, упав на короткое время в обморок, едва появившись в деревне. Придя в себя, он обнаружил плотную повязку на затылке и запекшуюся кровь на волосах. Если бы обморок случился получасом раньше, он до сих пор так и валялся бы где-нибудь в глуши с раскроенным черепом.

И хоть пока его не сгубили ни снайперы, ни собственное коварно скачущее кровяное давление, смерть по-прежнему постоянно кралась за ним по пятам. Достаточно было неверно оценить даже один «гаденыш» на какой-то из этих тараумарских троп, похожих на вощеную нить для чистки зубов, и от Кабальо осталось бы лишь эхо его воплей, которые он едва успел бы издать, исчезая в глубоком ущелье.

Однако ничто не могло его остановить. Бег, похоже, оставался единственным в его жизни чувственным удовольствием, а посему он воспринимал его не как испытание, а наслаждался им как лакомством. И когда оползень чуть ли не сносил его хибару, Кабальо выползал из-под обломков, чтобы выйти на пробежку, даже не потрудившись водрузить крышу на ее законное место.

Но пришла весна, а вместе с ней катастрофа. Однажды утром я получил электронное письмо следующего содержания:

«Привет, амиго, я в Юрике — после важного забега и нещадно хромаю. За многие годы я впервые в жизни подвернул себе ногу левую! Я так и не привык бегать на толстой подошве, вот и получил сполна за то, что хвастался и носил кроссовки, стараясь приберечь легкие сандалии для соревнований да чтобы бегать побыстрее! Я был неблизко от Юрика, но понимал, что «хряп» этот не к добру, и пришлось мне, чертыхаясь от боли, тащиться в Юрик, а что еще мне было делать, кроме как добраться сюда? Кстати, ступню так раздуло — стала как у слона!»

— О, черт! — Я почувствовал укол нечистой совести. Несчастье с ним — это моя вина! Перед самым расставанием в Криле я заметил, что у нас одинаковый размер обуви, поэтому выудил из рюкзака пару новых кроссовок фирмы Nike и отдал их Кабальо в качестве благодарственного подарка. Он завязал шнурки узлом и перекинул башмаки через плечо, полагая, что они могут прийтись кстати в трудную минуту, если его сандалии совсем развалятся. Он по своей деликатности даже не напомнил мне о тех башмаках, но я был совершенно уверен: он имел в виду именно ту обувку, в которой нога вихляет во все стороны из-за толстой подошвы.

К этому моменту меня уже грызло чувство вины. Я обманывал Кабальо во всех отношениях. Во-первых, эти кроссовки — они стали бомбой замедленного действия; во-вторых — статья. В погоне за колоритом я придал в ней излишнюю выпуклость его странностям, рассчитывая на резонанс как рекламу. Кабальо лез вон из кожи, чтобы дело выгорело, а теперь, после стольких месяцев усилий, единственным человеком, который мог бы явиться к нему, оказался я: мерзкий, полухромой, приносящий ему одни огорчения.

Кабальо был способен закрыть глаза на правду, хоронясь от нее за удовольствием, какое доставлял ему бег сам по себе, но, беспомощный, с травмой, в Юрике, не мог не ощущать гнета реальности. Нельзя вести такой образ жизни, какой вел он, и не выглядеть в глазах всех придурком, и вот теперь он расплачивался: никто не воспринимал его всерьез. Он даже не был уверен в том, удастся ли ему завоевать доверие тараумара, а уж они-то были почти единственными в мире, кто знал его больше других. Так в чем же дело? Почему он гоняется за мечтой, которую все остальные считают забавной шуткой?

И, не сломай он лодыжку, ответа ему пришлось бы ждать долго. Но при сложившихся обстоятельствах, поправляясь в Юрике, он получил послание от самого Господа. По крайней мере от того единственного бога, которому он молился.

Я всегда выхожу на эти соревнования с самыми возвышенными целями, словно собираюсь совершить нечто чрезвычайное. Но стоит только моему самочувствию хоть немного ухудшиться, как оценка целей сразу занижается… и лучшее, на что я могу надеяться, — это не опуститься до того, чтобы начать во всем винить свои кроссовки.

Эфраим Роумсберг, инженер-атомщик и супермарафонец, участник пробегов в Бэдуотере

Несколькими днями раньше в крошечной квартирке в Сиэтле, которую он делил с женой и кучей трофеев, величайшему супермарафонцу Америки тоже пришлось на собственном опыте узнать, что такое пределы возможностей собственного тела.

Это тело все еще выглядело отлично, то есть достаточно красивым и крепким, чтобы кружить головы женщинам всякий раз, когда Скотт Юрек и его изящная белокурая жена Лия катались на велосипедах в окрестностях Капитолийского холма, заходили в книжные магазины, сидели в кофейнях и навещали свои любимые тайские рестораны со строго вегетарианской кухней, — красивая молодая пара битников на горных великах, которые они купили вместо автомобиля. Скотт был высоким гибким мускулистым парнем с томным взглядом карих глаз и по-мальчишески хулиганской улыбкой. Он не стриг волосы с тех пор, как Лия порвала с ним по телефону перед его первой победой в «Вестерн стейтс», наградив его буйной кудрявой шевелюрой на зависть греческим богам, спустя шесть лет покрывшей всю его голову и струившейся по ветру во время бега.

Как мог долговязый чудак, этот Дрыгун, как он был прозван, стать звездой супермарафона? Это по-прежнему озадачивает тех, кто видел, как он рос дома, в Прокторе. «Мы лупили его до полусмерти», — вспоминал Дасти Олсен, звезда легкой атлетики в Прокторе в ту пору, когда они со Скоттом были подростками. Во время забегов по пересеченной местности Дасти и его приятели имели обыкновение забрасывать Скотта грязью и пускались наутек.