Джокер старого сыскаря - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Шурупов cтр.№ 10

– Поезжай немедленно! Из оперативников возьми с собой майора Кротова, и поезжайте. Да, а Тимофей Кузьмич в курсе? – Игнатов втайне от руководства давно уже считал Репнина сотрудником своего отдела.

– Конечно, в курсе!

– Ну, давай тогда, не трать время зря.

– Слушаюсь, Дмитрий Петрович!

…Полковник Игнатов уже безоглядно хватался за любую возможность продвинуть следствие по этому сложному делу. Ладно бы там иконы, так ведь ещё убийство! А «мокроту», как известно, начальство держит на особом контроле. Интуиция подсказывала Дмитрию Петровичу, что и «Чёрный квадрат», и староверческая молельня, и прежние антикварные «глухари» – работа одних и тех же рук.

Безжалостно теребя пуговицу кителя, как будто она была в чём-то виновата, полковник угрюмо шагал по кабинету. Он уже не сомневался, что в городе появился крупный «искусствовед». Летом из областного музея снова пытались выкрасть Острожскую Библию, найденную лет десять назад в Сосновке школьниками. А ведь цена той книжечки не всем известна, только профессионалам. Жалко, вспугнули тогда музейщики вора своей несговорчивостью, не удалось выйти на его след. Потом ограбили самую старую в городе и особенно почитаемую православными верующими Богородичную церковь. Правда, дело быстро закрыли, сочтя его внутриконфессиональным, но факт остаётся фактом – действует дерзкий и знающий толк в церковном антиквариате преступник. Или преступники? Местные или залётные? Кому, по каким каналам сбывается краденое?.. Одни только вопросы. А Игнатова интересовали ответы и ещё раз ответы, которых у него пока не было.

…Жаров с Кротовым и Тимофеем Кузьмичом Репниным успели в Сосновку вовремя. Гость отца Константина, напившись чаю с земляничным вареньем, которое горазда была варить матушка Пелагия, собирался возвращаться домой. Начальник стройки уже прислал машину, чтобы с комфортом доставить старовера в родной скит.

– …Как дело-то было, – с удовольствием усевшись за вновь накрытый попадьёй стол, Никанор Карпович, так звали гостя отца Константина, неспешно повёл свой сказ. – Утресь того дни, слышь ты, выхожу я из избы снег размести маненько, а уж моя Груня с распластанными руками бегёт от шабра [46] нашенского, Микиты, да орёт о всю мочь, мол, забили, забили Архипушку с Панкратом. И молельню нашу, слышь ты, супостаты подчистую ограбили, опоганили святое место… Пока я туды-сюды, и народ уж собралси. Побёгли мы к молельне. Дверь нараспашку, поп наш Архип валяется, родимый, ничком. Малахай в стороне, а головушка-то размочкалена [47] , как быдто бы поленом вдарили горемычного. Малость в стороне, слышь ты, Панкрат убиенный. Так и валяются. – Дед Никанор старчески шмыгнул, рукой вытер нос, набожно перекрестился и задумался.

– Испейте чайку, гости дорогие, – улучив удобную минуту, пригласила всех к столу хлебосольная матушка Пелагия. – Вот вареньице вам, бублики. Ешьте на здоровье да разговоры разговаривайте, а я по своим делам побегу. Батюшка, угощай добрых людей, чего сидишь как не свой.

Разомлевший от тепла чистенькой, уютной комнаты и выпитого ещё до приезда следователей чая дед Никанор не преминул воспользоваться предложением попадьи и снова налил себе крепкого, душистого напитка из диковинного для него электрочайника с подсветом.

– Слышь ты, сынок, – продолжал он, обращаясь к далеко немолодому Репнину, приняв, наверное, его за главного, – мы по привычке скрадом [48] живём. Не жалаем лишний раз якшаться с ненашенскими. Правда, о летню пору изредка детки кой к кому наведываются, внучатки. Зовут с собой, лают нас грешных. Но мы уж соборно порешили в своём скиту доживать. Только одна Матрёна Лушникова и ушла к дщери своей. Уж поболе десятка годков будет, как ушла. Померла топерь, поди. Царствие ей Небесное! Да ишо из Кочкарей наезжают торговы люди. Не шибко часто – по лету да в морозы, коли путя стойки. А ваших, то бишь сосновских-то, слышь ты, я отродясь не видал, окромя чудноватого купца Михайлы. Он к нам в скит иконы каки-то на сохран привозил. Ну, я ишо о ту пору мало́й был. Да ишо Ивашку Карнаухова знаю. Он в последни лета нет-нет и нагрянет к нам на лошади. Его дед, слышь ты, в нашем скиту всю жисть прожил. Видать, Ивашку-то на старости тоже к нам потянуло. Посидим, быват, побалясничаем [49] . Вот и ноне, слышь ты, он доставил меня к вашему попу. Беда! Дорога никудышна. Потому и в городу Сосновском я николи не бывал. Впервой я туточки, слышь ты, а и то по нужде…

Дед Никанор со вкусом отхлебнул чай, запивая едва слизнутое с ложечки варенье. Репнин внимательно слушал старика, но пока ничего полезного для себя из его рассказа не извлёк. То, что Иван Макарович Карнаухов иногда наезжал в Святое Поле, ни для кого из сосновских не было секретом. Однако упоминание Ивашки Карнаухова интуитивно насторожило Тимофея Кузьмича. Но сразу вспомнить, с чем это имя может быть связано, ему не удалось. Да и продолжающийся разговор со стариком Никанором был сейчас куда интереснее и важнее.

– Никанор Карпович, а что за нужда привела вас в Сосновку? – как бы между прочим спросил Репнин, тоже сделав глоток из чашки.

– Нужда, слышь ты, сынок. Нужда велика… Коли́ [50] супостаты-то грабили нашу молельню, обронили они впопыхах больно дорогую для нас Казанску икону Пречистой Девы Марии Матери Божией. Старинна икона, намолена, чудотворна. Покудова часовенка наша на святом ключе не распалась от гнилости, иконка энта в ней и стояла. Пособляла при болестях разных, слышь ты, зело-о [51] пособляла. И водица в ключе целебной была. Знамо дело, подобрали мы утерю-то супостатскую, а куды деть её – неведомо. В молельню не вернёшь – опоганена она топерь. В избу себе, слышь ты, обчественное тоже не возьмёшь – грех большой. Вот и наметили сообча сосновскому попу ту иконку преподнесть. Церковь-то у вас больно лепотна, Богородице тута в самый раз станет. Конешно, нам бы её в Кочкари жалательней отдать было, так тамо и церкви-то нету.

– Где вы подобрали икону, Никанор Карпович?

– В снегу, слышь ты, иконка-то и валялась. Лицом в небушко запрокинута была. Саженях в трёх, може, чуток поболе от молельни-то и валялась. Не далась, слышь ты, супостатам! Чудотворная! Ладно, усмотрели, стоптать её никого не угораздило. Айто было б делов! Мы, как подобрали её, так к ключу сразу и приставили, на брёвешко…

«Как же я не заметил икону? – укорил себя Жаров, слушая старика. – Ведь подходил к роднику, осматривал его. Иэх, тоже мне, Шерлок Холмс!»

– В полицию о случившейся беде звонили из Кочкарей. Так ведь? А кто из вас туда добрался? – всё больше заражаясь следственным зудом, спросил Тимофей Кузьмич. – Пять вёрст – пешком, понимаешь, не пробежишь в ваши-то годы…

– Так, оно, так, сынок. Меняла кочкаринский, Матвей, о ту пору жил в скиту. Он на лошади своей, слышь ты, быстрёхонько и ускакал сообчить куда надо. Как же, смертоубийство! Такого у нас сроду не бывало. А тут две невинные души загубили супостаты! Опять же иконы святые жалко больно. Нам бы их Бог пособил возвернуть, а молельню вот поп Константин освятит сызнова, очистит от погани. Ведь мы, слышь ты, давно уж единоверы. Айто пропадёт скит без молельни-то. Как можно жить без молитвочки соборной? Никак не можно, слышь ты.