Прощённые долги - читать онлайн книгу. Автор: Инна Тронина cтр.№ 8

– Алик, ну не бесплатно же я стану выявлять человека, который слил автобусы! – Уссер весело развёл руками.

– Простите, шеф, я – осёл, – самокритично сказал Мамедов.

– Вот уж нет! – азартно возразил Уссер. Потом он моментально обмяк и слабо махнул рукой. – Иди спать, сынок. Завтра ты мне нужен свеженьким.

Али застыл у двери, не веря своим ушам. До этого Семён Ильич никогда его так не называл…

* * *

– Останови! – Филипп тронул за плечо Шарифуллина, резервного водителя, которого взял на сегодня вместо Тима.

«БМВ» подкатил к поребрику на чётной стороне проспекта Смирнова и плавно затормозил.

– Свободны. Давайте-ка по домам! – скомандовал Обер, и его телохранители молча выбрались из машины.

Из кинотеатра «Максим» как раз выходила публика – закончился последний сеанс. Водителя Филипп пока не отпускал, несмотря на то, что очень хотел это сделать. Хоть один человек должен был видеть, что с «третьей квартиры» Обер направился именно к себе домой, за город, и никуда больше. Кроме того, Шарифуллин оставил в Песочном свою личную «восьмёрку».

Шофёр снова дал газ и повёл «БМВ» к проспекту Энгельса. Филипп любил именно эти мгновения, когда его сверкающий лимузин быстро и вместе с тем плавно набирал скорость. Широкая трёхрядная магистраль, обсаженная деревьями и кустами шиповника, была застроена «хрущёвками» и кирпичными «точками». В самом её конце, у железной дороги, стояли кооперативные «коробки» в двенадцать этажей.

Проспект слабо освещался редкими фонарями. Из-за пасмурной погоды стемнело очень быстро, и сейчас тучи плотно заволокли небо. В двух шагах на тротуарах ничего не было видно, и лишь белели вдалеке стволы берёзок. Мерцали по обеим сторонам проспекта стёкла магазинных витрин, в которых давно уже не было никакого товара. В стороне Ланской улицы и Удельного парка шумели ещё летней листвой деревья. Проспект Смирнова сейчас не был загазован, как обычно. И Филипп, закуривая при опущенном ветровом стекле, ощутил близость загородной зоны. На Омской улице заливисто лаяли два пса, носившиеся между опорами линии электропередач.

Схема пока ещё держалась в памяти, но Обер боялся, что ему повредит выпитый у Уссера коньяк. Как оказалось, боялся зря – голова давно не была такой ясной. Можно было уже начинать чертить в блокноте, благо водитель вряд ли мог что-то понять в полутьме салона. Но всё-таки Филипп счёл необходимым проявить осторожность и отложить это дело до дома.

Дорога в Песочный выглядела сейчас необыкновенно длинной и однообразной. При свете здесь горбились крутые холмы, зияли распадки – будто не Питер был рядом, а, по крайней мере, Москва. За окружной железной дорогой к шоссе вплотную подобрался Шуваловский парк. По другую сторону магистрали светились окошки деревянных домиков в палисадниках. Филипп любил ездить мимо Суздальских озёр, и даже сейчас почувствовал, что вода рядом. Он сумел заметить блики фонарей на поверхности, а потом берега скрылись за заборами. Было очень тихо, даже на шоссе. И потому ясно слышался перестук колёс поезда, идущего далеко, за озёрами.

Филипп включил подсветку на часах – было ровно одиннадцать. Он посидел немного с закрытыми глазами, стараясь как можно яснее представить себе схему. А когда поднял веки, то увидел, что автомобиль уже в Левашово. Вот этот брошенный, древний «Запорожец», разутый и ржавый, стоит тут уже очень долго. А рядом – дом, тоже хрен какого лохматого года рождения, похожий на сказочный терем. Осталось немного, и вскоре можно будет перенести схему на бумагу.

Тогда возникнет другая проблема – как передать Озирскому последние новости. Самое главное, нужно предупредить его о возможной слежке, вернее, охоте. В любом случае. Андрей должен знать о планах Уссера и прочих. Пусть будет внимательнее, не ведётся ни на какие провокации. Конечно, он выкрутиться сумеет – не в таких заварушках побывал. Но Уссер может сыграть на его азартности, лихачестве, благородстве, а сейчас рисковать нельзя ни в коем случае.

«БМВ» свернул с асфальта на песчаную дорогу и подкатил к воротам усадьбы Готтхильфа, подпрыгивая на корнях растущих здесь сосен. За забором, которым Филипп обнёс свои обширные владения, начинался еловый лес; сейчас здесь сильно пахло хвоей. Этот горьковатый, свежий аромат вместе с дымком далёкого костра, точкой светящегося среди стволов яблонь, теперь был связан в сознании Филиппа со словом «дом». Его первый дом за сорок два года жизни казался самым лучшим из тех, что повидал в разных краях Обер. ЕГО земля, ЕГО постройки, ЕГО куры, кролики, корова, собаки, кошки, огород! Как давно Филипп хотел иметь всё это, и как трудно осуществлялись его такие простые, понятные мечты…

Над высоким крыльцом дома горел фонарь, освещая чистые дощатые ступени. По верху забора была пропущена колючая проволока под током, но Филипп сейчас её не видел. Водитель просигналил, и Магдалина открыла воротца. Девочка была в стареньких джинсах, в ватнике, с распущенными золотыми волосами. Она заметно выросла, окрепла и посвежела за тот год, что прожила здесь, на вольном воздухе. Отец и дочка ударили друг друга по рукам – огни всегда так приветствовали друг друга. Потом Филипп покосился на будку, где обычно в это время дежурил его двоюродный брат.

– Тим не возвращался?

– Нет! – Магда встревоженно смотрела на отца. – Мама звонила в Сестрорецк, в больницу…

– Значит, Татьяна сейчас в больнице? – переспросил Филипп. Потом он заметил переминающегося с ноги на ногу Шарифуллина. Водитель очень испугался, что его заставят ехать туда, да ещё забудут заплатить сверхурочные. – Всё, свободен. Спокойной ночи.

Обрадованный водила уселся в свою красную «восьмёрку», немного повозился внутри при работающем моторе. Потом он включил фары и выехал со двора. Обер молчал, прислушиваясь к стихающему звуку мотора. Магда кусала губы, накручивая на указательный палец прядку тонких душистых волос.

– Да, тётя Таня в больнице – её сразу же увезли в реанимацию. Маме сказали, что она и сейчас в очень плохом состоянии. Они с мужиками на заводе развели какой-то паршивый спирт и выпили. Один из той компании уже умер, а другой ослеп. Тётя Таня тоже ничего не видит. Она только дяде Тиму успела сказать, что сначала перед глазами будто бы мухи залетали, потом снег пошёл. А теперь всё белое, и ничего не различить. Ещё жалуется, что печень очень болит. Мама вся в панике, не знает, что и думать. Это ведь какая-то отрава, да, папка? – Магда смотрела на Филиппа с надеждой, ожидая, что он всё расставит по местам, наведёт порядок.

– Да метанолу они налакались! – сквозь зубы объяснил Филипп. – Это – древесный спирт, страшный яд. Генка там, в Сестрорецке?

– Да, у своей бабушки. Завтра в школу его везти не надо.

Готтхильф сплюнул, затёр это место подошвой и полез за сигаретами. Пальцем выбив одну штучку из пачки «Атлантиса», он щёлкнул зажигалкой и сел на скамейку около крыльца. Двоих детей, что жили в усадьбе, Магдалину и Генриха, кто-нибудь из взрослых каждое утро развозил по школам. Обычно это был Тим, но завтра из-за известных обстоятельств, Филипп должен был его заменить. Одиннадцатилетнего племянника нужно было забросить в Сестрорецк, дочку – на Гражданку, откуда она никак не желала переводиться. Жить у бабушки, Ютты Куртовны, Магда тоже не хотела, потому что влюбилась в эту усадьбу с живностью и огородом. Потому и приходилось ей рано вставать, завтракать в пути, а потом готовить уроки в промежутках между чисткой хлева и заготовкой дров для печек и камина.