Сон Демиурга - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Корепанов cтр.№ 37

Гаргантюа-Тарасенко раскатисто рассмеялся:

– Ваша правда, Виктор Павлович! Каждому свое, и у каждого – свое. Вообще-то, этого зверя чаще считают не драконом, а единорогом. Разумеется, за этот вот рог, – историк легонько постучал пальцем по изображению сирруша. – Хотя, конечно, их у него может быть и два, как и уха – просто второго не видно, изображение плоскостное, а не объемное. А ну-ка, посмотрим.

Тарасенко с трудом выбрался из-за стола, протиснулся между стулом, на котором сидел Самопалов, и шкафом – комплекция историка явно не соответствовала размерам кабинета, – и открыл второй шкаф, битком забитый книгами. Поводив пальцем вдоль книжных рядов, он извлек увесистый потрепанный фолиант, который, судя по внешнему виду, был творением еще сталинской, наверное, эпохи. И, листая его, вернулся на свое место за столом.

– Вот он, ваш сирруш, – сказал он, показывая психиатру черно-белый рисунок, как две капли воды схожий с изображением на золотой плитке. – И подпись: «Многоцветные изразцы с изображением единорога».

Протянув книгу доктору, Тарасенко еще раз пробрался к шкафам и вернулся за стол с очередным уловом – толстой книгой поновей, в красной глянцевой обложке.

– Колдевей копал несколько лет, пока добрался до врат Иштар, – сообщил он психиатру, переводящему взгляд с рисунка в книге на плитку и обратно. – Представляете, громадная арка из кирпича, покрытого такой яркой-яркой голубой, черной, желтой и белой глазурью. И везде – быки и единороги, то бишь сирруши, или, возможно, сиррухи – читать можно по-разному. Или мушхуши, по другим источникам. Да… А перестраивал врата Иштар небезызвестный Навуходоносор, и клинописную надпись по этому поводу оставил. – Историк пошуршал страницами. – Вот: «Свирепые рими и мрачные сирруши начертаны на дворе врат» – имеются в виду стены. «Чем я сообщил вратам великолепие чрезвычайное и роскошное, и род людской может взирать на них в изумлении». – Тарасенко поднял голову, поправил очки. – Рими это быки. Так что правду говорит ваш пациент, Виктор Павлович. Он, часом, не историк, не наш выпускник?

– Нет, образование у него не историческое. Юридическое.

– Ясно. – Тарасенко отложил книгу и взвесил плитку на ладони. – Да-а, потянет такое издельице весьма солидно. Видать, пациент не из бедных, да и вообще юристы сейчас не бедствуют. Только на вратах Иштар не золото было, а изразцы.

– А как определить возраст этой штуковины?

Историк еще раз всмотрелся в рисунок на плитке и перевел взгляд на психиатра:

– Думаете, прямо из Вавилона? Это вряд ли, Виктор Павлович. А методов разных достаточно, только не к нам с этим обращаться. У нас же обычный вуз, оборудованием для экспертизы не располагаем. А что, есть такая необходимость?

Доктор Самопалов пожал плечами:

– Даже не знаю… Впрочем, пожалуй, нет такой необходимости.

Ему совершенно не хотелось распространяться о том, что золотая плитка с изображением сирруша якобы попала сюда с Марса, где с незапамятных времен лежала у подножия древнего Сфинкса. А еще он просто боялся возможных результатов такой экспертизы…

Самопалов ехал назад, в больницу, по улицам, покрытым опавшей листвой, и ощущал какое-то внутреннее неудобство, граничащее с тревогой. Словно где-то внутри торчали сплошные острые выступы…

Однако в больнице он забыл об этом своем неудобстве, потому что у него возникли другие хлопоты: резко ухудшилось состояние пациента из пятой палаты – обладателя удивительной способности запоминать тысячи автомобильных номеров. Пациент впал в коматозное состояние, и все попытки привести его в чувство успеха не имели.

Доктор Самопалов вместе с другими врачами изо всех сил старался изменить угрожающую ситуацию – и к вечеру больной начал наконец-то подавать признаки жизни. Впрочем, Виктор Павлович не собирался тешить себя мыслью о том, что проблема решена. Многолетний опыт врачебной деятельности подсказывал ему, что шансов на успешное лечение очень мало – такие больные, как правило, ненадолго задерживались в этом мире…

Домой он вернулся поздно, довольно измотанный, и, наспех поужинав, завалился спать.

А наутро узнал об инциденте в палате номер семь. Ночью пациент Левченко принялся что было силы стучать в запертую дверь палаты, сопровождая этот стук истошными воплями. До того как ему вкатили двойную дозу успокоительного, он успел превратить в клочья собственную рубашку и зубами отодрать подошву от своего же тапка. Скрученный сноровистыми руками санитаров, он прибег уже к членораздельной, хотя и несколько сумбурной речи и пытался объяснить, что сосед по палате сознательно заразил вирусом его, Левченко, внутренние компьютеры. И теперь не помогает никакая перезагрузка. Вместо обычного торса с мишенью и звездой он видел какие-то другие картины, а его собственные программы были якобы непоправимо испорчены.

В течение всего этого полного шумовых эффектов инцидента сосед Левченко по палате номер семь Игорь Владимирович Ковалев продолжал спать – или притворялся спящим.

К тому времени, когда доктор Самопалов приехал в клинику, Левченко, которого переместили в бокс, еще находился под воздействием транквилизаторов и не имел никаких претензий к окружающему миру. Убедившись в том, что состояние пациента пока не внушает тревоги, Самопалов наведался в седьмую палату. Приутихшее было ощущение душевного неудобства вновь вернулось к нему.

Ковалев лежал в постели, заложив руки за голову, смотрел в потолок и едва заметно шевелил губами. Словно шептал что-то. Вопреки уже сложившемуся стереотипу, он, завидев входящего в палату психиатра, тихо, но внятно сказал:

– Здравствуйте, Виктор Палыч.

Отметив про себя это неожиданное отклонение от шаблона, доктор Самопалов ответил на приветствие и подошел к его кровати.

– Как там мой сосед, успокоился? – В голосе Ковалева не звучало никакого интереса и его застывшее лицо напоминало маску, ко рту которой приделаны ниточки: губы шевелятся, а все остальное – неподвижно.

– Успокоился, – ответил Самопалов, бросив взгляд на кровать Левченко со скомканным одеялом и лежащей в изножье подушкой.

– Наверное, это действительно я ему удружил. Наверное, он увидел что-то из моих картин.

– Каких картин? Вы вновь видите картины?

– Ну, это я их так называю, а это на самом деле не картины, как тогда, с Черным графом… Какая-то иная реальность… или иллюзия, это одно и то же. Только теперь я полностью погружаюсь, растворяюсь… Полностью, понимаете? И знаю, что это не сон… Просто превращаюсь в тот мир, словно я и есть – тот мир… Знаю каждую его частицу, каждая его частица – это я, и всё вокруг – тоже я, и я все знаю, и все могу… Сегодня ночью я был драконом, Виктор Палыч… Это так интересно… И не только драконом… Но теперь меня на ночь нужно будет, наверное, привязывать к кровати.

– Вы считаете, это необходимо? – осторожно спросил доктор Самопалов.

– Не знаю… Может быть… Иначе я когда-нибудь останусь где-то там… в тех иллюзиях…