Прежнего уважали и ценили за честность, непредвзятость, справедливость. Но свято место пусто не бывает. Уже через три дня областное руководство назначило и представило нового начальника – капитана Щеглова.
На собрании, где его представляли, он закатил речь. О текущем моменте, о плохой работе райотдела, о том, что отныне он жесткой рукой наведет порядок, улучшит показатели, снизит преступность. Милиционеры понимали – перед представителем областного управления пыжится. Но и при прежнем начальнике Балашихинский райотдел не числился в отстающих. Крепким середняком был. Операм новый начальник не понравился, в кабинете поделились впечатлениями. Николай папиросу закурил.
– Мне начальники угро других районов говорили о нем. Сотрудников гнобит. Если удача, так заслуги себе приписывает, а если провал – сотрудники неумехи, лентяи.
– Посмотрим-посмотрим, – ответил Андрей.
Первое впечатление не всегда верное, время все расставит по своим местам. Уже через неделю Щеглов выбил на райотдел «козлика». Под таким прозвищем знали «ГАЗ-67». В войну на его шасси выпускали броневичок «БА-64», а после победы «ГАЗ-64» модернизировали, стали выпускать как «ГАЗ-67», а потом «ГАЗ-67Б». Сотрудники райотдела машине обрадовались – будет на чем оперативно выехать на происшествие. Не тут-то было. Начальник ездил на нем сам, утром из дома на службу, вечером домой. А днем то на торговые базы, то в магазины. Да еще и жил в Щелково. Случись ЧП в районе, еще попробуй ночью дозвониться. Хоть и соседний район.
После войны количество машин в городах и на дорогах увеличилось. Автопроизводства начали производить легковые машины. «Победа» появилась в 1946 году, одновременно с «Москвичом-400», являвшимся модернизированным немецким «Опелем-кадет К-38».
Продавались в автомагазинах, но стоили несусветных денег. «Москвич» – девять тысяч рублей, «Победа» – 16 тысяч, а появившийся немного позднее «ЗИМ» – 40 тысяч. Люди ходили посмотреть, покупали единицы. Но машины были надеждой на новую жизнь. В Москве и подмосковных городах кипело строительство.
Немецкие военнопленные активно восстанавливали то, что сами разрушили во время боевых действий: дома, заводы, дороги.
Андрей тоже видел, как с каждым днем и месяцем восстанавливается страна, хорошеет. А еще снег выпал, укрыл грязь, разруху. В первых числах декабря Андрей в Москву на выходной поехал, к тетке.
Поужинали, поболтали о том о сем. Андрей разговор вдруг вспомнил с Марией.
– Баба Маня, ты не помнишь, кем был мой дед? Отец про него молчал, а я не спрашивал.
– Я и сама знаю немного.
– Скажи, что знаешь.
– Не думаю, что тебе понравится.
– Нет уж, ты скажи, а я сам решу, понравится или нет.
– Бабка твоя, Катерина Матвеевна, перед смертью отцу твоему рассказала. Дед твой жандармским полковником был, в… нынешнем Ленинграде служил. В доходном доме квартиру свою имел на Литейном проспекте. А как революция свершилась, пьяные матросы его к стенке поставили. Да не его одного. Сколько людей почем зря постреляли! Бабка твоя, с сыном, отцом твоим, еле ноги унесла. К родне своей в Тверь, потом фамилию сменила, помогли добрые люди. А уже из Твери в Москву перебралась. При большевиках Москва снова столицей сделалась. На железной дороге служила, нормировщицей, хотя пансион благородных девиц окончила.
Андрей был шокирован. Он комсомолец, а дед его, оказывается, – жандармским полковником был. Понятно, любое государство орган защиты имеет – полицию, суд, армию, жандармерию.
А аналоги их в СССР есть. Только вместо полиции – милиция, а вместо жандармерии – НКВД. Но открывшаяся правда была тяжелой, ужасающей. Он в школе, как и все, царский режим обличал. Угнетатель трудового народа, деспот! А дед царю верой и правдой служил. Иначе в полковники не выбился бы. Андрей молчал, осмысливая услышанное.
– Ты чего молчишь? – спросила тетка.
– Перевариваю.
А может, и не надо было знать правду? Может, без нее жить спокойнее? Об открывшейся истории семейства сказать никому нельзя, вмиг НКВД станет известно. И в себе носить тяжело. Отважится он рассказать правду будущей жене или детям? Если только перед смертью. Или унесет тайну с собой в могилу, так детям жить будет проще.
– Спать давай, поздно.
Тетка уснула быстро, сбросив груз с души. Андрей же ворочался, уснул под утро. Встал с головной болью, разбитым.
– Тетка, а какие-нибудь документы, фотографии – сохранились?
– Упаси боже! Бабка все сожгла, за свою жизнь и сына боялась. Одна ведь его поднимала, трудно было. Не всегда досыта ели, но подняла на ноги. И ты по стопам деда пошел.
– Да ты что, баба Маня! Я же в милиции служу.
– Давай прекратим этот разговор. У стен уши тоже бывают.
Андрей на вокзал отправился, на электричке до Балашихи добрался. А мысли вокруг услышанного от тетки крутятся. Лучше бы он не ворошил семейные тайны.
В милицейском общежитии прохладно. По-зимнему темнеет рано. Андрей достал заначку – бутылку водки. Выпил залпом стакан, поморщился. Закусить бы, да нечем. От таких известий о предках напиться впору, только сомневался он, не поможет. Но уснул сразу, угревшись под одеялом.
Утром в комнату постучал комендант.
– Фролов, вам из милиции звонили. Просили прийти срочно!
– Бегу!
На сборы пять минут ушло, не забыл, как по тревоге подниматься надо. И бегом к райотделу. У дежурки уже Николай стоит.
– Привет! Что за пожар?
– Убийство ребенка. Едем, эксперта по дороге подберем. Прокуратура тоже с минуты на минуту выезжает.
Андрей сел в коляску, дерматиновый полог до шеи натянул. Куда только остатки сна делись, холодный ветер забирался под куртку, отбирал тепло. На поворотах мотоцикл на снегу заносило, приходилось крепко держаться за ручку, чтобы не вывалиться. Николай резко затормозил перед двухэтажным бараком. Из подъезда вышел полусонный эксперт, взгромоздился на заднее сиденье. Николай рванул с места. Ледяной ветер и лихая езда сразу привели эксперта в чувство.
– Николай, поосторожнее. Убитый уже никуда не денется, дождется. А я бы хотел до пенсии дожить.
Ехали к поселку Грабари, входившему в городскую черту. Въехав, Николай сбросил ход. У кирпичной постройки стояли люди. К ним Николай свернул.
– Кто милицию вызывал?
Вперед вышел сторож. В тужурке и валенках, с берданкой на плече.
– Я звонил.
– Веди. А вы, граждане, расходитесь. Не цирк.
Сторож свернул за угол. Кирпичные здания, почти без окон.
– Это что за предприятие?
– Кирпичный завод.
Андрей удивился. На кирпичном заводе сторож с берданкой. Что тут охранять? Печь для обжига кирпича? Глину или готовый кирпич? Так его, если в мешок нагрузить, не поднимешь. Сторож остановился.