Как сделать капитализм приемлемым для общества - читать онлайн книгу. Автор: Колин Крауч cтр.№ 3

Повторим вводный параграф более развернуто. Отличительной чертой современного западного общества является наличие у него колоссальных коллективных потребностей и взаимозависимостей. Изменения климата и другие экологические проблемы, многие из которых вызваны нашим образом жизни, угрожают самому этому образу жизни до тех пор, пока мы не объединимся и не найдем способы избавления от них. Экономики и общества, сложившиеся в разных странах мира, становятся все более зависимыми друг от друга, поскольку происходит глобализация обмена товарами, услугами, а также финансовых потоков. Эти взаимозависимости проявляются как конкуренция соперников разной национальной принадлежности. Но в международной торговле продолжительный успех любой группы людей в большинстве случаев означает и успех всех остальных. Сложно устроенная экономика требует передовой инфраструктуры – транспортных и коммуникационных сетей, ресурсов квалифицированного труда и общих регулятивных стандартов, – для создания которой необходимо прикладывать коллективные усилия. Западные общества, в общем, являются богатыми и не только могут позволить себе решать задачи посредством коллективных усилий, но предлагают подавляющему большинству людей хорошо обеспеченную частную жизнь. В то же время в них все более углубляется неравенство, снижается склонность к производству общественных благ или покрытию коллективных рисков, а непрерывно возрастающие богатства достаются все более ограниченному меньшинству.

Казалось бы, мир достиг такого состояния, что он с готовностью должен откликнуться на предложения социал-демократии. Но нет. Как ни парадоксально, господствующая в наши дни идеология – неолиберализм – ведет публичную политику в прямо противоположном направлении: все большее внимание уделяется чисто индивидуальным потребностям, прежде всего тех, кто принадлежит к привилегированной элите, а коллективные нужды и тревоги подавляющего большинства людей оставляются без внимания. Как ни парадоксально (но никак не удивительно), непрерывно усиливающаяся взаимозависимость сопровождается растущей ксенофобией и подозрительностью по отношению к чужеземцам. В теории ксенофобия и неолиберализм несовместимы в принципе, но в современной политике они прекрасно уживаются друг с другом во многих влиятельных правоцентристских партиях или коалициях.

Разгадка этих парадоксов в том, что логика политики заключается в логике власти, а не в отсутствии противоречий между доводами. Современная логика власти включает несколько составляющих. Я подробно описал их в своих книгах «Постдемократия» и «Странная не-смерть неолиберализма». Здесь я просто суммирую приводившиеся в них аргументы. Одним из первых следствий глобализации стало расширение возможностей выбора для инвесторов капитала относительно того, где именно, в какой стране они будут осуществлять свои вложения. Трудящиеся промышленно развитых государств обнаружили, что им приходится конкурировать за рабочие места с жителями гораздо более бедных стран, где расходы на оплату труда и социальные издержки, уровень налогообложения хозяйственной деятельности, стоимость предоставления общественных услуг значительно ниже, но имеется возможность вести производство и получать прибыль, осуществляя координацию из развитого мира.

Точно так же правительства промышленно развитых государств осознали вдруг, что их страны, рассматриваемые как места осуществления инвестиций, соперничают со странами, чьи правительства предлагают инвесторам более низкие налоговые ставки, значительную свободу ведения хозяйственной деятельности и возможность не слишком волноваться об условиях труда работников. Первоначально казалось, что развитые страны столкнулись с непреодолимой проблемой. Но нет. Для некоторых видов деятельности фирмам необходимы высококачественная инфраструктура и квалифицированная рабочая сила, которые способны предоставить только государства с сильной коллективной политикой и высоким уровнем налогообложения, что, как мы увидим несколько позже, является важным компонентом уверенной в себе, напористой социал-демократии. Через некоторое время глобализация стала означать, что по крайней мере некоторые жители беднейших стран начинают зарабатывать достаточно для того, чтобы приобретать товары и услуги, поставляемые из наиболее богатых частей света. Этот процесс начался уже довольно давно. Так, например, китайские потребители покупают немецкое производственное оборудование, английские автомобили и итальянскую обувь. Первоначальное шоковое воздействие глобализации привело к изменению расстановки сил в переговорах между международными инвесторами, с одной стороны, и национально укорененными правительствами и рабочим классом развитого мира – с другой. Оно и объясняет алогичный на первый взгляд союз неолиберализма и ксенофобии: первый стремится к безграничным глобальным рынкам; если народные массы проникнуты подозрительностью и нетерпимостью, они едва ли примут транснациональные режимы, которые являются единственными институтами, способными регулировать эти рынки.

Однако параллельно с глобализацией происходило дерегулирование финансовых рынков. Как нам теперь известно, инвестиционные банкиры разработали целый ряд рискованных инвестиционных стратегий, позволивших очень узкому кругу людей приобрести невиданные богатства ценой дестабилизации глобальной экономики в целом. Следствием этого стал англоамериканский финансовый кризис 2008 г. Но система нерегулируемых высокорисковых финансов сохранилась. Наша зависимость от банковской системы привела к тому, что правительства самых разных стран помогли банкам выбраться из ловушки, в которую они угодили по собственной инициативе. Во многих случаях, чтобы получить необходимые средства, государства должны были пойти на сокращение социальных расходов. Для того чтобы спасти супербогачей, пришлось взывать к бедноте. Более того, государства поощряли банки к возвращению к безответственной деятельности, но с условием, что они несколько умерят свой пыл, рассчитывая на восстановление платежеспособности. В прошлом, в пору успехов, нерегулируемая финансовая модель использовалась для демонстрации способности банков и рынков совместно решать множество мировых экономических проблем; отсюда в социал-демократическом подходе, основывающемся на регулируемых рынках и сильной социальной политике, не было необходимости. Если же модель потерпела неудачу, следует как можно быстрее «поставить ее на ноги», чтобы не оставить социал-демократическому подходу ни единого шанса. Орел – выигрывает неолиберализм, решка – проигрывает социал-демократия.

Кроме того, необходимо упомянуть о важнейшем изменении в современном капитализме, предшествовавшем первым двум и произошедшем в базе поддержки социал-демократии. Изначально это политическое движение опиралось на занятых физическим трудом рабочих предприятий обрабатывающей промышленности (прежде всего на мужчин), на рабочий класс. Признание его прав и обязанностей стало первым случаем в истории организованных обществ, когда множеству обычных трудящихся было позволено сыграть эту роль. Представители рабочего класса пополняли ряды сторонников политических течений, признававших ограниченность свободного рынка и требовавших предоставить трудящимся шанс на безопасную достойную жизнь. Этот класс создавал профсоюзы, кооперативные движения, а также социалистические, социал-демократические и рабочие партии. Однако начиная с 1970-х годов в странах Северной Европы, а затем и в других государствах мира разворачивается процесс сокращения и абсолютных, и относительных размеров рабочего класса. Непрерывное повышение производительности труда в обрабатывающей промышленности привело к снижению потребности в большом количестве промышленных рабочих; на начальных этапах глобализации происходило перемещение значительной части промышленных производств в новые развивающиеся экономики; а увеличивавшийся спрос на услуги различных типов привел к появлению нового типа рабочей силы. Важнейшей составляющей этой рабочей силы было участие в предоставлении общественных услуг: в сфере здравоохранения, образования, охраны общественного порядка и безопасности, в государственном управлении. Это обеспечило социал-демократам новую базу поддержки, поскольку они выступали за рост сферы государственных услуг. Социал-демократическим партиям удалось заручиться и поддержкой женщин, занимавших значительную часть рабочих мест, связанных с предоставлением общественных услуг. Сфера частных услуг оказалась более устойчивой к влиянию социал-демократов, но не потому, что ее работников привлекали другие партии и политические силы. Нет, она оказалась довольно аморфной, не способной «произвести на свет» некое определенное политическое направление. Казалось бы, с этой проблемой сталкиваются все партии. Но именно социал-демократия, как сила бросающая вызов основному распределению власти в экономике, нуждается в положительной, четко определенной базе поддержки. Таким образом, общее ослабление политической идентичности оказало на социал-демократию более сильное влияние, чем на партии, представляющие группы интересов, сильными сторонами которых являются рынок и экономика сами по себе.