Римская кровь - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Сейлор cтр.№ 79

Лирник коснулся струн, и Метробий сделал глубокий вдох. Пение возобновилось.

Сулла вернул себе консульские полномочия. Марий был объявлен вне закона. Изгнав врагов, умиротворив сенат и уняв народ, Сулла отправился в Грецию завоевывать славу и гнать Митридата. Позднее недруги порицали его за то, что молниеносный восточный поход был самой дорогостоящей военной экспедицией в истории Рима.

Особенно дорого она обошлась грекам. В прошлом все великие римляне — покорители Греции и Македонии — отдавали дань почтения местным святилищам и храмам, одаряя их золотыми и серебряными приношениями — если и не в знак уважения к современным грекам и македонянам, то по крайней мере в память Александра и Перикла. Сулла обошелся с храмами совсем иначе — он их разграбил. В Эпидавре со статуй была снята позолота. Священные приношения из Олимпии были переплавлены в деньги. Сулла написал хранителям Дельфийского оракула и потребовал выдать ему храмовые сокровища, утверждая, что в его руках они будут в большей безопасности от превратностей войны и что, если ему случится их истратить, то он непременно все вернет. Посланец Суллы Кафис прибыл в Дельфы, проник внутрь святилища, услышал напев невидимой флейты и разрыдался. В письме к Сулле Кафис просил его пересмотреть свое решение. Сулла отписал ему, что звук лиры — несомненный знак не гнева, но одобрения Аполлона. Громадная серебряная бочка была распилена на куски и вывезена на телеге. Ценности меньших размеров были унесены в мешках. Оракул смолк. Этого эллины не забудут и через сто поколений.

Греки, особенно афиняне, приветствовали Митридата, радуясь возможности стряхнуть римское иго. Сулла их покарал. Если бы греки могли произвести нового Еврипида — поэта агонии и ужаса, он нашел бы свою тему во всепожирающем стремлении Суллы покорить Афины, вот только Суллу не постигла кара за спесь: в его жизни были только неотступные ласки Фортуны — настойчивые, как морские волны. Осада была жестокой и упорной. Вынужденное голодать население поддерживало свой боевой дух, сочиняя похабные песенки про Суллу. Тиран Аристион измывался над римлянами с городских стен, осыпая оскорблениями Суллу и его четвертую жену Метеллу и сопровождая свои тирады обширным и запутанным словарем непристойных жестов, многие из которых были увидены римлянами впервые; впрочем, римляне быстро освоились с новизной, и теперь эти жесты вошли в моду среди уличных шаек и праздной городской молодежи. Многим из них присвоены шутливые названия, по большей части обыгрывающие тему изнасилования Суллой Афины к досаде его законной супруги.

После того как воины взошли на стены и открылись городские ворота, разыгралась ужасная бойня. Говорят, что огороженная рыночная площадь была буквально по локоть залита кровью. Когда ярость улеглась, Сулла положил конец грабежам и взошел на Акрополь, чтобы сказать несколько хвалебных слов о древних афинянах и произнести свою знаменитую фразу: «Я прощаю немногих ради многих, живых ради мертвых»; эти слова нередко цитируют то в подтверждение его глубокой мудрости, то как образчик его весьма сухого остроумия.

Между тем в Риме закипала и булькала гражданская война, словно стены города представляли собой обод одного большого котла. Италийские союзники роптали на медленную раздачу гражданских прав, обещанных в конце союзнической войны; консерваторы из сената роптали на то, что привилегии гражданства катастрофически выхолащиваются; изгнанник Марий переезжал из Италии в Африку и обратно, как Улисс, преследуемый гарпиями. Антисулланский консул Цинна — еще один радикальный демагог — призвал Мария в Рим и объявил вне закона самого Суллу. Посреди беспорядков и кровопролития Марий в седьмой раз был избран консулом лишь для того, чтобы умереть семнадцать дней спустя.

Оттеснив Митридата назад в Понт, Сулла без проволочек провозгласил, что восточный поход завершился полной победой, и со всех ног поспешил в Италию. Здесь легенды и «Записки» рассказывают о новых встречах с льстивыми предсказателями, о новых возвышенных снах, но к чему повторяться? Богиня Беллона снабдила его новыми перунами, а Сулла вручил их своим верным военачальникам — в первую очередь Помпею и Крассу, которые метали их в Италии и Африке, обращая врагов Суллы в пепел. С лица Фортуны не сходила улыбка. При Сигнии Сулла сразился с войском Мария, сына Мария. Двадцать тысяч марианцев были убиты, восемь тысяч взяты в плен; Сулла потерял всего двадцать три воина.

Вторая осада Рима оказалась куда менее легкой. Сулла и Красс приближались с севера, Помпей с юга. Левое крыло, которым командовал Сулла, было уничтожено, а сам он едва успел уклониться от вражеского копья; позднее он приписывал свое спасение золотой статуэтке Аполлона, которую он похитил из Дельфов и в сражениях всегда носил при себе, часто поднося ее к губам, бормоча молитвы и нашептывая слова обожания, точно любовник. Молва о гибели Суллы распространилась с обеих сторон и даже заразила войско Помпея отчаянием. Наконец после наступления темноты Сулла получил известие о том, что отряд Красса разгромил врага.

Оказавшись в Риме, Сулла велел окружить остатки оборонявшегося войска — шесть тысяч обезоруженных самнитов и луканцев — и загнать их, словно скот, в Большой Цирк. Тем временем он открыл заседание сената; как только были произнесены первые слова его речи, в Цирке началась резня. Вопли жертв были слышны по всему городу; шум, оглашавший здание сената, напоминал вой мертвецов. Сенаторы онемели от ужаса. Сулла продолжал говорить чеканным ровным голосом, как будто ничего необычного не происходило. Присутствующие встревожились, закружили по залу и начали перешептываться, пока Сулла не топнул на них ногой.

— Не обращайте внимания на шум снаружи, — сказал он сенаторам. — По моему приказу там вразумляют нескольких негодяев.

С согласия сената Сулла провозгласил себя диктатором, пойдя тем самым на конституционный захват власти, который вот уже более ста лет никто не осмеливался предпринять. Став диктатором, Сулла подавил всяческое недовольство и вознаградил своих верных военачальников. Он был освобожден от ответственности перед законом за все свои прошлые действия. Он перекроил законодательство, чтобы урезать чрезмерную власть народных трибунов и масс и восстановить привилегии знати. Когда истек первоначальный, предусмотренный законами год диктатуры, сенат — на беспрецедентных и юридически небезупречных основаниях — продлил диктаторские полномочия Суллы до тех пор, пока не будут завершены необходимые труды по спасению государства.

Некоторое время Сулла правил справедливо, и город вздохнул с облечением, как будто наконец наступила весна после долгой, лютой зимы. Но Сулла не был удовлетворен почти полным своим триумфом. Быть может, некий предсказатель предостерег его об опасности. Быть может, во сне Беллона вложила ему в руки новые перуны.

Начало проскрипциям положил «список восьмидесяти». На следующий день появился второй список, в который оказалось внесено более двухсот имен. На третий день был вывешен еще один перечень, снова включавший в себя более двухсот имен.

Сулла был, как всегда, остроумен. На четвертый день он произнес публичную речь, оправдывая убийства. Когда его спросили, не появится ли еще и четвертый список, он сослался на то, что в старости память начала ему изменять: «До сих пор мы назвали имена всех врагов государства, которых я смог упомнить. Когда я припомню новых врагов, мы назовем новые имена». В итоге счет списков пошел на тысячи.