Оберег волхвов - читать онлайн книгу. Автор: Александра Девиль cтр.№ 53

В прочитанных Евпраксией строках было сразу два непонятных слова, и Анна попросила объяснить, что значит «ассасин» и «трубадур».

— В Азии большинство народов исповедует ислам, — начала свой рассказ Евпраксия. — А в исламе, как и в христианстве, есть секты, отколовшиеся от основного учения. Издавна существовала мусульманская секта исмаилитов. Она особенно усилилась в Иране после того, как там установили свое господство турки-сельджуки. Исмаилитов возглавила иранская знать, мечтавшая восстановить былую власть и отвоевать утраченные владения. В среде исмаилитов лет двадцать — двадцать пять тому назад возник могущественный орден убийц, и основал его Хасан ибн Саббах — «горный старец», живущий в крепости Аламут, что значит «орлиное гнездо». По-арабски члены ордена называются мулиды, в Европе же они известны как ассасины — то есть убийцы. Это странное слово возникло от «гашшашин» — курильщик гашиша. Так называется вещество, добываемое из индийской конопли. При сжигании в особой трубке оно выделяет дурманящий дым. Человек, накурившийся гашиша, впадает в беспамятство, ему грезится райский сад и небывалое блаженство. В таком состоянии ассасин не чувствует ни страха, ни слабости, он готов идти и на смерть, и на любое преступление по приказу своего господина. Ассасины проходят жестокое обучение, из них с детства готовят убийц. Они убивают чаще всего власть имущих людей, мешающих господству «горного старца», либо судей, вынесших смертный приговор ассасинам. Убивают, чтобы отомстить или запугать. Иногда они выступают и как наемные убийцы — за высокую плату. Для них нет разницы, кого убивать — христиан или мусульман. Готовясь к убийству, ассасины учат язык и обычаи той страны, где живет жертва, часто меняют облик. Убийство осуществляет низший член секты — фидай, что значит «жертвующий жизнью». Убив, фидай тут же кончает с собой, уверенный, что попадет в пригрезившийся ему райский сад. А если он не успевает убить себя и оказывается в плену, то ни под какими пытками не выдает сообщников, но часто клевещет на могущественных людей, уверяя, что те — тайные приверженцы ордена ассасинов. Вслед посланному на убийство направляются шпионы, которые потом доносят повелителю, успешно ли выполнено задание.

— Неужели люди, приговоренные к смерти ассасинами, никак не могут спастись? — спросила Анна, у которой мороз по коже шел от этого рассказа.

— Не могут. Разве что скроются где-нибудь за тридевять земель. Или горный старец по какой-либо причине отменит свой приговор. Кстати, преданность ассасинов повелителю ордена ни с чем не сравнима. Я слышала рассказ графа-крестоносца о том, как по одному знаку повелителя ассасинов его подданные бросились вниз с высокой башни и разбились насмерть. И это лишь для того, чтобы показать христианину, как беспредельна власть повелителя над ними. — Евпраксия тяжело вздохнула и снова взяла в руки письмо Катарины Фортини. — И вот тут я вижу нить, связующую ассасинов с трубадурами — певцами любви. Слово «трубадур» появилось совсем недавно. Так называют себя поэты юга Франции, которые стали писать не на латыни, а на своем родном языке. Они сами сочиняют стихи и музыку, сами и поют, аккомпанируя себе на лютне. Их песни — о любви и обо всех переживаниях, связанных с любовью. Трубадуры часто воспевают безответную любовь к недоступной даме, которой они готовы молиться, как божеству. Возлюбленная для них — это всегда повелительница, нередко жестокая. Теперь легко понять, не правда ли, почему неизвестный трубадур говорит своей даме: «Я твой ассасин!» Тем самым он хочет доказать ей, как много власти она имеет над ним.

— Это прекрасно!.. И страшно вместе с тем… — Анна смотрела перед собой затуманенным взором, и по лицу ее блуждала мечтательная улыбка.

— Катарина написала мне, что первым трубадуром принято считать Гильема Аквитанского, — продолжала свой рассказ Евпраксия. — Я видела этого блестящего рыцаря однажды, когда он со своим отрядом двигался из Тулузы через Италию, чтобы на западном побережье Византии влиться в объединенное войско крестоносцев. Тогда собирался крестовый поход… Да, я видела, как начинался путь Гильема Аквитанского к славе, а теперь вот Катарина написала мне, что этого знаменитого человека постигло глубокое разочарование. И, судя по его последним стихам, оно связано с любовью. Как видишь, Надежда, из-за несчастной любви страдают не только бедные люди. Гильем — герцог Аквитании, что по-нашему соответствует титулу великого князя. Он богат, знатен, прославлен рыцарскими подвигами, красив и талантлив. И вот послушайте, что пишет этот любимец славы и удачи:

Не помяну любви добром,

Я не нашел ее ни в ком,

Мне некого воспеть стихом.

В изгнанье удаляюсь я,

Тоска и горе ждут меня…

В глазах у юных слушательниц заблестели слезы. Каждая думала о своем: Надежда — об обманутой любви, Анна — о напрасном ожидании любви.

— И все же могущественным людям всегда легче, — сказала Надежда, подавив подступившие к горлу рыдания. — Этот князь Гильем мог удалиться в свои богатые владения, где его никто не смел потревожить, где он свободно занимался чем хотел. А я… я должна ходить и оглядываться, как бы злая молва совсем не сжила со света меня и моих родителей…

— Наберись сил, милая, и время с Божьей помощью вылечит тебя, — ласково сказала Евпраксия. — Благодарение Господу, твоя связь с Глебом не имеет последствий. А была такая девушка — между прочим, из знатных, — которую когда-то обидел один красавец князь, посмеялся над ней вместе со своим разгульным братом. И девушка та забеременела. Нянюшка повела ее к знахарке, которая вытравила плод. Бедная девица не ведала, что творит. А когда поняла, какой грех совершила, то готова была наложить на себя руки. Но Бог вовремя вразумил бедняжку. Она стала монахиней, а обидчики ее были покараны судьбой.

Рассказ Евпраксии о несчастной девушке заинтересовал не только Надежду, но и Анну. Смутная догадка мелькнула в голове боярышни. Гончаровнаже с грустью заметила:

— Что ж, госпожа, может, и мне на роду написано стать монахиней.

— Не говори так, — возразила Евпраксия. — Пройдет время, и ты забудешь бездушного хвастуна Глеба, встретишь хорошего парня и станешь его женой.

— Женой? Нет, никогда! — испуганно воскликнула Надежда. — Родители и сейчас готовы выдать меня за Юряту, и он ведь парень неплохой. Но я чувствую себя грешницей, недостойной идти под венец. Да и не хочу становиться женой Юряты или подобного ему человека. Мне будет скучно с таким. От печи и прялки я стану убегать в храмы и смотреть там на живопись. Нет, уж лучше до конца дней в отчем доме разрисовывать горшки, чем стать женой и невесткой в чужом доме!.. — Надежда закрыла лицо руками.

— Не пойму: то ли Глеб заразил тебя тщеславием, то ли твоя художественная натура бунтует против обычной жизни в простой избе. — Евпраксия вздохнула, внимательно разглядывая Надежду.

— Не знаю, не пойму, о чем ты говоришь, госпожа, — пробормотала в ответ гончаровна и тут же заторопилась уходить. — Пора мне, дома много работы, и отец будет сердиться, если я приду поздно.

После ухода девушки Евпраксия задумчиво проговорила: