Лейтенант с завистью посмотрел на немца. В отличие от него, Курт Борман успел повоевать, участвовал в боях за Францию, воевал в Британии под командованием самого Роммеля. Наверное, поэтому и спокойный такой – не впервой, явно. С ним усиленный взвод солдат, половина с автоматами. Борман как-то признался, что автоматов у него куда больше, чем положено по штату, но сейчас шло активное насыщение армии автоматическим оружием, поэтому ничего удивительного. Еще четыре пулемета и пятидесятимиллиметровый миномет. А кроме того – фаустпатроны, эта новинка пошла «на ура». Правда, немного, всего штук десять, но тоже неплохо. Итак, четыре танка, семьдесят два солдата, прибывшие на трех трофейных грузовиках – и все!
Он еще раз посмотрел на американские танки. Барахло, конечно, жуткое – высокий корпус, похожий на гроб, по которому с размаху вмазали кувалдой. Сверху несерьезная на вид башенка, этакий косо слепленный пирожок с тонким хоботком тридцатисемимиллиметровой пушечки. Ну и из спонсона справа нелепо торчит ствол трехдюймовки, похожий… хм-м… на мужской половой орган. Лейтенант прокрутил в голове то, что им рассказывали про эти танки. Формальные характеристики, конечно, выглядят очень неплохими, но по факту все равно ерунда. Особенно по сравнению с их машинами.
Помимо воли вспомнилось, как он в первый раз вживую увидел свой танк. Машина отличалась от изображений, да и от тех танков, на которых их учили. И от Т-26, которые использовали для обучения мехводов, и от БТ разных модификаций, и даже от обычных Т-34. Башня увеличенного размера смещена назад, люк мехвода вынесен на крышу корпуса, убран курсовой пулемет, а сам танк выглядит крупнее, хотя, опять же, по формальным характеристикам, остался в тех же размерах, что и у прежних модификаций.
Не зря дед Петрова, приходской священник, любил повторять, что дьявол кроется в деталях. Здесь – именно детали. Развернули дизель поперек, вместо подвески Кристи поставили более компактную торсионную. Вот и поменялась разом вся компоновка, а танк изнутри стал куда просторнее. По слухам, скоро вместо трехдюймовки (кстати, немецкой, хотя и расточенной под советские снаряды) будут ставить новое орудие, калибром аж восемьдесят пять миллиметров. Но и без того танк хорош, и лобовая броня целых девяносто миллиметров.
Мысль о броне оказалась весьма своевременной. Махнув рукой Борману, он осторожно спустился в овраг, плюхнулся задом на сухую, жесткую траву:
– Ну что, Курт, задали нам задачку.
– Это точно, – немец говорил по-русски чуть замедленно и с жутковатым акцентом, но в целом понятно. У них вообще в последнее время стало положено учить русский. Приказ такой вышел, а немцы приказы выполнять умеют. В СССР вон тоже приказали учить немецкий – и что? Большинство отнеслось к нему абсолютно формально. А у немцев, как рассказывал Борман, за знание приплачивают хорошие деньги. Впрочем, похоже, командование нашло выход – стало составлять группы смешанные, как вон у них. Дело пошло веселее, хотя и ненамного.
– Приказ никто не отменит. Придется драться.
– Придется, – меланхолично кивнул немец. – Но их слишком много.
– Зато они нас не ждут. Я посмотрел, караульную службу тащат так, словно войны нет вовсе. Наш старшина бы за такое…
Тут Петров не сдержался и скопировал дословно одну из фраз, которую старшина регулярно выдавал для максимально доходчивого объяснения нерадивым курсантам, что с ними сейчас будет. Специально записал как-то, а потом поразился – в десяти строчках не было ни одного матерного слова, но все вместе они звучали до безобразия неприлично. Курт вряд ли понял больше половины, но все равно уважительно кивнул:
– Что предлагаешь?
Петров объяснил. Борман в международном жесте покрутил пальцем у виска. Ну а потом они принялись утрясать детали.
Танковая колонна, расположившаяся возле аэродрома, попала сюда волею случая и неизбежного армейского бардака. Кто-то кому-то отдал приказ. Какой-то штабной сержант, больше увлеченный фигуркой симпатичной девушки, бегающей туда-сюда с бумагами, перепутал два слова. Командир части к приказу отнесся совершенно некритично и в точности его исполнил… Ну, его-то можно понять, приказы не обсуждаются. И в результате вместо того, чтобы отправиться к канадской границе, где вот-вот ожидалось вторжение Альянса, двадцать «Грантов» прикатили сюда – и встали, поскольку топлива у них больше не было. Командир танковой колонны по рации получил совершенно незаслуженный втык, после чего высокое начальство принялось решать, что делать. Неспешно решать – над ними– то не капало. Ну а танкисты, пользуясь паузой, занялись мелким ремонтом, поскольку трехсотмильный перегон танкам, вообще-то, противопоказан.
Откровенно говоря, самым простым выходом в подобной ситуации было бы позаимствовать горючего у летунов. Конечно, авиационный бензин лучше того, которым заправляют танки, но лучше – не хуже, съедят и добавки попросят. Однако танки проходят по одному ведомству, самолеты – по другому, и неизбежная в таких случаях бюрократия грозила растянуться на месяцы. И в результате на помощь танкистам отправились заправщики, которые ожидались через несколько часов. Приди они чуть раньше, танки бы заправились, убрались – и не было бы кучи трупов и моря крови, но история не знает сослагательного наклонения.
Четыре выскочивших на холм танка американцы встретили с ленивым любопытством, а часовые даже не попытались поднять тревогу. Впрочем, их и не было уже, этих часовых – немцы сработали качественно, у них вообще была исключительно хорошо обученная пехота. Так что лежали часовые под кустиками и тихонько готовились разлагаться. А американцы так ничего и не поняли до того самого момента, когда русские танки открыли огонь.
Четыре танка против двадцати – это, конечно, немного. Но четыре готовых к бою танка против двадцати просто стоящих, с загорающими экипажами – это уже совсем другой коленкор. С трехсот метров, стоя на господствующей высоте, промахнуться можно, но сложно. А главное, одновременно с танками ударила пехота. Фаустпатрон – не снаряд, но если дать залп в упор… В общем, десять солдат, вооруженных фаустпатронами, сожгли шесть американских танков. А первый выстрел американцы сделали как раз в тот момент, когда танков у них осталось ровно четыре штуки. Четыре на четыре… Потом три на четыре, два на четыре, ноль… На этом – все, уцелевшие американские танкисты убегали прочь, и их даже не пытались преследовать – надо было поддержать штурмующую аэродром пехоту.
Более-менее серьезное сопротивление диверсанты встретили именно там. С вышек ударили пулеметы, и браунинги пятидесятого калибра
[2]
заставили пехоту залечь. Но как раз к этому моменту подоспели танки, просто опрокинувшие вышки и втоптавшие их в грязь вместе с пулеметчиками. Чего-то более серьезного у американцев не нашлось. Правда, откуда-то они откопали пару базук. Это новейшее оружие, которого не хватало даже частям, насмерть режущимся с японцами на Тихом океане, оказалось здесь и было применено против советских танков, но, как выяснилось, толстую наклонную лобовую броню шестидесятимиллиметровые гранаты проломить не могли. Оставили глубокие воронки на толстых стальных листах, словно маленькие вулканические кратеры, но и только. Гранатометчиков положили в считанные секунды, после чего атака продолжилась, и организованного сопротивления американцы больше не оказывали.