– Мы в ее пределах?
– Нет, сир. Здесь некогда было королевство другого опального рыцаря, позднее заколотого.
– Ты знаешь немало из того, что происходит внутри стен. Если я помогу тебе бежать, станешь моим информатором?
– С охотою, сир.
– Тут где-то есть зал – думаю, поблизости, но я заплутал, – где встали на привал семьи. Ты знаешь, где?
– Думаю, да, сир.
– Ты слышала о Саллоу?
– Вестимо, сир. Он сам себе господин. Он был ко мне добр.
– Ну вот, Саллоу обитал в том зале. Так я предполагаю.
– Тогда я знаю, где он, сир. – Простушка взяла Уну за руку. – Пойдемте. Сей путь безопасен.
– Оттуда я смогу нас вывести. – На мгновение Уне показалось, что достанет спасти сего ребенка от смерти и вернуться безопасно во дворец по ту сторону стен. Так, кроме прочего, появится свидетель того, на что можно наткнуться в сокрытом мире, – рассказа девочки хватит, чтобы убедить Глориану посылать сюда экспедиции, арестовывать тиранов, спасать гонимых. Но, даже думая так, она ощущала необъятность сего замысла. Да и признает ли Глориана такую необходимость? Может быть, ее семья поколениями дозволяла сему микрокосму существовать, и обитатели стен есть своего рода жертва мертвым предкам, построившим все здешние покои: придворные, прислуживающие своре царственных духов.
Девочка быстро и уверенно вела Уну по виляющим коридорам, дабы замереть у двери, прикусив губу и глянув на благодетельницу вопросительно:
– Тут, сир, я полагаю.
Уна с осторожностью толкнула дверь. Та скрипнула; за нею обнаружился знакомый факельный свет. Уна приоткрыла дверь на фут или два и узнала большой зал. Однако кое в чем он изменился, ибо в центре его возведен был пьедестал из гранитных и мраморных плит, сволоченных из дюжины разнородных источников: одни плиты гладкие, другие с фрагментами изысканных барельефов. На вершине сего бредового пьедестала, компоненты коего формировали неравномерную лестницу, стоял варварский стул слоновой кости, очевидно работы западноиндийских мастеров, затейливо украшенный резными сценами боевой славы и любовных завоеваний. А на сем стуле развалилось создание, лицо скрыто капюшоном, руки не видны под длинными черными рукавами, ноги – под складками юбки. И поверх капюшона прилажена была высокая зубчатая корона – из стали, алмазов и смарагдов; военная корона, из тех, какие дальние предки Глорианы могли надевать в битву. И, заместив виденных Уной кочевников, шумело в холле скопление оборванных щеголей, и ободранных чудил, и размалеванных потаскух, с подносами злата и серебра лебезивших пред скрытным монархом обездоленных, что мог быть самой Смертью и определенно обладал властью Смерти над сим красующимся сбродом. Люди в краденом убранстве, в античных, перепрелых костюмах, наверняка стащенных с трупов, и сами могли быть трупами, воскрешенными лордом на белокостном троне.
Колдовство?
Девочка заголосила невинно и чересчур громко для установившегося в душе Уны покоя.
– Вы сие место разыскивали, сир? Здесь мы в безопасности?
– Оно изменилось. – Уна встала между сбродом (что умолк и во все глаза смотрел на них) и девочкой.
Создание в капюшоне мистериозно воздело руку, очевидно, призывая их к себе.
– С кем я буду говорить? – вопросила Уна, не трогаясь с места. Теперь ею завладел страх.
Тогда простушка выбежала вперед; помчалась к трону сквозь расступившуюся толпу, вверх по ступенькам, дабы пасть на колени у ног скрытного монарха, скукожиться там, словно тот источал безопасность. Уна надавила на дверь, что послужила ей входной. Та не открылась.
– Меня провели. Заманили ведьмой, да? – Графиня говорила с сумасшедшей иронией. – Что вы такое, все вы?
Вновь химера на троне повела рукой, и свора стала замыкать Уну в кольцо. Она пригрозила мечом. Извлечены были ржавые клинки. Калечные руки тянулись к ней. Лица, гноимые язвами и чирьями, ожигали ее злобными взглядами. Она опять сделала ложный выпад. Рассекла запястье, чей обладатель взвыл и выронил китобойный шкуродер. Нанесла колющий удар. Ее выпад блокировала дюжина мечей, и сальные пальцы схватили всякую интимную часть ее тела. Она молотила. Вопила. Пыталась вырваться. За нападавшими она видела создание в капюшоне, гладившее по головке свою иуду-овечку, съежившуюся девочку, что со смесью испуга и торжества взирала, как Уну оплетает ремнями и полосками кожи и вздымает на плечи толпа, отбрасывая меч.
Уну, содрогавшуюся, лепечущую требования, подносили все ближе и ближе к трону, дабы возложить, почти с нежностью, на нижнюю ступень. Она блеснула свирепо глазами и замолчала.
Создание поднялось – лицо и члены его остались сокрыты – и посмотрело на нее сверху вниз. Обратилось к девочке:
– Превосходная работа. Се она, вне сомнения.
Уна метнула ответный взгляд, ища мужества и умеряя бешеный стук сердца.
– Вы ожидали меня?
– Мы надеялись, не более, миледи. Вы – графиня Скайская, ближайшая подруга Королевы. Темная Уна – обманчивая Истина…
– Истина, сир, есть зерцало. Отвратитесь. – Уна презрела борьбу с нечистыми путами. Сделалась невозмутима.
Ее пленителя ответ, кажется, восхитил.
– Лучшая из всех. Лучше даже Монфалькона. Врагиня, кою стоит бояться. Что ж, мадам, мы подберем занятие для вас. Не ахти, конечно. Вы могли бы успокаивать старика. Вас не смущает безумие?
– Что?
Его вопрос был риторическим. Он дал сигнал ее унести, и вновь она была подъята, понесена через переметные тени зала, вдоль по короткому пассажу. Отворилась забранная решеткой дверь. Уна учуяла испражнения, вонь человечьего тела, пробывшего в заточении слишком долго. Услышала животный шум: визг, рычание, железный дребезг. Кодла ржала, когда Уна, зашвырнута в комнату, приземлилась на куске гниющей ткани, и некий щеголь завопил с заметным облегчением:
– Вот тебе, старик. То, что нужно, чтоб успокоиться! Се женщина! Вся твоя!
Захлопнулась дверь, повернулся ключ, и Уна во тьме прислушалась к нечеловеческим звукам, испускаемым существом, что теперь, ступая по зловонной соломе, неспешно приближалось.
Глава Двадцать Вторая,
В Коей Противоборства и Непостижимости Цветут и Ширятся, а Лорд Монфалькон Видит Конец Всех Своих Побед
– Несмотря ни на что, – длил оборону лорд Монфалькон, – Сшибка Дня Восшествия обязана состояться, после чего Королева обязана совершить Каждогоднее Странствие. Никогда не было в том большей необходимости. Сии церемонии, сир Амадис, отнюдь не пустой ритуал. Их назначение – заверить народ в величии Королевы, ее реальности, ее милости. Слухи множатся в столице и явно распостраняются по государству, вообще по миру. Если Королева не появится, слухи станут жиреть, как мухи на навозе, и заразят Державу сотней моральных болезней, ослабляя нас на всех сторонах света. Мы демонтировали Власть Силы и заместили ее Властью Справедливости. Сия Справедливость символизируема Королевой. Мы оберегаем наши провинции, нашу мировую Империю не армией, но средствами философии, воплощаемыми личностью Глорианы. Митра! Мы сами безоговорочно верим в нее и в то, что она делает.