Тэмуджин. Книга 2 - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Гатапов cтр.№ 8

Тэмуджин и Бэктэр возвратились от хамниганов вечером того же дня.

Тэмуджину до этого мало приходилось видеть людей этого лесного народа – лишь изредка, когда их вожди приезжали в гости к отцу Есугею. Да и то, как всегда по приезду чужих послов, детей загоняли в малую юрту и они сидели там, не видя гостей. Но Тэмуджин не раз от отца и других старших сородичей слышал о странностях этих людей, а особенно их обычаев, и вот сегодня пришлось ему увидеть их своими глазами. Говорили раньше, что хамниганы всем встречным мужчинам без различия к возрасту и положению – что седовласому старцу, что семилетнему мальчику, нойону или простому охотнику – отдают равную дань уважения. И он смотрел на такое, как и все монголы, с насмешкой, как на никчемные чудачества чуждого народа, а теперь, испытав это на себе, стал по-другому относиться к ним.

Встретили их хамниганы с таким почетом, словно они с Бэктэром были большие нойоны, прибывшие к ним на важные переговоры, а не подростки из чуждого племени, разъезжающие по их звероловным угодьям.

Их провели в самый большой в стойбище чум, усадили на хойморе, а сами хозяева – старик и пятеро его сыновей – сели ниже на мужской стороне и завели с ними вежливый разговор, приличествующий знатным взрослым людям.

Пока шли взаимные расспросы о прошедшей зимовке и охоте на зверя, внуки хозяина добыли в лесу молодую косулю и старик по-хамниганскому обычаю поднес им свежую кровь – высший знак уважения у хамниган. Следом угощали их лучшей хамниганской едой: сырыми мозгами, сырыми же печенью и сердцем, а потом жареным в жиру мясом.

Старик и его сыновья перед ними держались с неизменной сдержанной почтительностью: ни одной улыбки или небрежного взгляда Тэмуджин ни разу не заметил на их лицах. Зато он увидел неподдельную радость в их глазах, когда он выложил перед ними свои подарки: два новых больших ножа в деревянных ножнах, десять железных наконечников к стрелам и шелковую ткань для жены старика. Отдарили их хамниганы не менее щедро: дали четыре костяных гарпуна на крупную рыбу, десять соболиных шкурок и с ног до головы одели их в зимнюю хамниганскую одежду из лосиных шкур.

Отсидев в гостях приличное время, задолго до захода солнца Тэмуджин и Бэктэр засобирались домой. Один из сыновей старика провожал их до устья речки, показывая тем, что русло ее – граница между их владениями.

По пути домой Тэмуджин тщательно перебирал в мыслях всю их встречу с новыми соседями. Неотвязно крутилось в голове одно и то же: «Почему хамниганы встречали нас с такой пышностью? Ведь они не должны были знать о том, из какого мы рода: ни о том, что потомки Алан-гуа, ни о том, что правнуки хана Хабула или сыновья большого нойона и багатура Есугея».

Ничего такого, что говорило бы о них самих, Тэмуджин с Бэктэром на себе не имели.

«И вообще, они не должны были думать, что мы нойонские дети, – упорно вдумывался он, осторожно спускаясь козьей тропой в низину. – Дети высоких родов не бродят одни по тайге. Тогда почему они это сделали? Хоть и всем, говорят, они оказывают честь, но не всех, наверно, так торжественно встречают…»

Перебрав все возможное, Тэмуджин нашел единственное объяснение всему – хамниганы эти были не кто иные, как сильные шаманы. Подумав, он еще больше утвердился в этой мысли: одежда, которую хамниганы подарили, оказалась как раз впору им, будто для них и была сшита, когда те до этого видели только Хасара и Бэлгутэя, которые намного меньше их телом и ростом. А еще, несмотря на то, что они нагрянули без предупреждения, все подарки для них у хамниганов были приготовлены заранее – старик при них снял с жердины чума кожаную суму, в которой оказалось десять соболиных шкур и четыре гарпуна.

«Похоже на то, что старик знал о нас еще до встречи Хасара и Бэлгутэя с его внуками, – приходил он к окончательному решению. – И о том, что мы с Бэктэром придем к нему, он знал заранее, и потому он приказал своим женщинам шить одежду на нас, а не на младших… А раз так, то он знает и то, кто мы такие на самом деле…»

Придя к этому, он еще больше обрадовался мирному исходу их встречи, облегченно вздохнув: во врагах такие люди втрое хуже обычных людей, а в друзьях они и того лучше.

Когда до стойбища оставалось совсем немного, Бэктэр, чуть приотстав от него, спросил:

– Как будем делить подарки?

– А что тут делить, – беспечно сказал Тэмуджин. – Гарпуны поделят младшие, ведь они охотятся на рыбу, соболей отдадим матерям, а одежду нам подарили.

– Соболей матерям хочешь отдать? – внимательно разглядывая в руках рукоятку плетки, переспросил Бэктэр.

– А кому же больше?

– Давай по-другому сделаем, – Бэктэр, натужно улыбаясь, заговорщицки подмигнул ему. – Про соболей никому не скажем, спрячем где-нибудь здесь, а завтра поедем в степь и обменяем на что-нибудь.

– Обменяем? – Тэмуджин остановил коня.

– На что хочешь можно обменять, ведь они высоко ценятся, – глядя ему прямо в глаза и глотая слюни от волнения, убеждал его Бэктэр. – А так они будут зря лежать в сундуке, пропадут без толку…

«Глуп и коварен, – вспомнились Тэмуджину слова Кокэчу. – Такой человек опасен больше всего…»

– Нет, мы отдадим их матерям, – сказал Тэмуджин и тронул коня вперед. – Больше такое мне не говори.

Бэктэр тут же изменился в лице, досадливо оскалив ровные белые зубы, резко натянул поводья и отстал от него, ненавидяще глядя ему вслед.

Прошло восемь месяцев с той поры, когда кият-борджигинские нойоны разъехались из своего общего куреня на Ононе, но до сих пор они ни разу не собирались вместе. Только однажды, во время зимней облавной охоты, Хутугта и Даритай виделись с детьми Хутулы, да и то поговорить им оказалось не о чем: все вместе попали под пяту к Таргудаю, так чего же тут обсуждать, понятно все и без разговоров. Лишь как-то глубокой ночью, когда нойоны племени пировали после удачной облавы и все были пьяны, они сошлись вместе на соседней поляне и наскоро разложили отдельный костер. Побрызгали общим предкам, выпили по чаше архи и поскорее разошлись, чтобы не привлекать внимания наушников подозрительного Таргудая.

Бури Бухэ и Ехэ Цэрэн – те, отдалившись от всех где-то на севере, то ли на Шэлгэ, то ли на Ингоде, не подавали о себе вестей.

Хутугта и Даритай зиму провели на реке Улзе, куда указал им Таргудай, попали под сильные снегопады и к весне потеряли часть скота. Потери были и в людях: многие их пастухи, ранее получавшие у них кров и пищу, теперь же, видя, как они ослабли, без боязни уходили к тайчиутам и даже к менее знатным оронарам и бесудам, кочевавшим к востоку от них.

Проведя короткую весну на озере Цагаан, Хутугта и Даритай на лето откочевали на реку Балж, подальше от Таргудая.

Болезнь Хутугты, донимавшая его еще с прошлого лета, к весне резко усилилась, а к началу нового лета он, иссохший и ослабевший, окончательно уверился в том, что недолго спустя предстоит ему отправиться вслед за Тодоеном и Есугеем. Он сразу отрешился от земных дел, за которые до этого еще цеплялся, надеясь выжить, и теперь единственной его заботой была скорая встреча с предками и ответ перед ними за то, что случилось в последнее время в их роду. Как бы там ни было, выходило, что сейчас именно он, старший из оставшихся на земле киятов, был в ответе за все: за разлад среди братьев, за то, что не сохранили общий курень и за то, что бросили семью Есугея… Изо дня в день перебирая в мыслях свои будущие ответы там, на небесном суде, Хутугта все больше вдавался в суть происходившего в племени за последний год, делая безрадостные для себя выводы. С тяжелыми предчувствиями он думал и о неизбежной встрече с Есугеем, его расспросах о своих домочадцах.