Волхитка - читать онлайн книгу. Автор: Николай Гайдук cтр.№ 155

«А может, уже и уволился! – занервничал Болеслав Николаевич, покидая башню маяка. – Вездехода можно тут всю жизнь прождать!»

Он лыжи достал с чердака и собрался на станцию: сначала до ближайшей деревни, а там как-нибудь.

Рано утром у него состоялась церемония прощания с маяком. Это была действительно целая церемония – Боголюбов даже сам не ожидал, насколько сильно он сердцем прикипел к этому месту. А ещё он понимал, что вряд ли когда-нибудь вернётся на маяк. А если даже и вернётся – через годы и расстояния – от маяка останется только груда камней; и время, и вандалы, каких теперь много, разрушат маяк.

– Ладно, всё! – решительно сказал он, щекою прижимаясь к белой башне. – Спасибо тебе. Не скучай. Пламенный привет мне посылай.

Он резко отвернулся и пошел, поехал с белоснежного пригорка и через несколько минут уже перестал печалиться по поводу прощания – радовался, какая красота кругом, необычайное великолепие.

Нынче всё окрест восторженно сияло и светилось, помигивая солнечными искрами. В новых одеяниях стояли прибрежные валуны, полузасохшие деревья и кусты за маяком. Красногрудый снегирь кавалером по снегу фланировал, посвистывая радостно и порхая над своею нарядной подругой. Заячий след глубокими накрапами вдавился в пухлые перины у багряного осинника; на фоне снега тот багрец – точно стая снегирей сидит на дереве… А небо-то, небо сегодня! Светло-синее, бесконечное… Тихо. Чисто в мире. Благодать! Сказка робко-робко продолжала жить среди снегов, ненадолго спрятавших печальные пески.

Вот так он шёл, разинув рот, любуясь, восторгаясь, а тайга таких романтиков не любит; здесь нужно быть строгим и даже суровым прогматиком. Короче, заблудился он в заснеженном бору. Ориентируясь по вырубкам, по каменному желобу ручья, Боголюбов с удивлением понял, что находится… в районе Горелого Бора.

– Неужели? – пробормотал он, оглядывая местность. – Может, просто похоже?

Ещё немного пройдя вперед, он убедился в том, что это – Горелый Бор. А потом услышал отдалённый хаотичный шум: странное веселье в сумасшедшем доме хороводило.

Среди морозных сосен обозначилась грейдером расчищенная новая широкая дорога с чёткими клеймами «Благих Намерений». Километра через три Болеслав Николаевич увидел железнодорожные рельсы. Удивился, думая, что это, наверно, всё же не Горелый Бор. Хотя, конечно, времени прошло довольно много, и рельсы протянуть – дело нехитрое.

А между тем непонятное веселье в сумасшедшем доме продолжалось. С каждым шагом – всё громче и громче гремела музыка, аплодисменты, смех в заснеженной чащобе… И становилось не по себе: так непривычно, дико было это слышать здесь.

В ёлках затаилась небольшая будка – не сразу разглядишь. Полосатый шлагбаум перечеркнул дорогу. Боголюбов поднырнуть хотел под перекладину, как вдруг из-за ёлки показался…

«Кто же это? Кто? Знакомое лицо… – соображал Боголюбов. – Да неужели Яков?.. Яков Пахомыч?! Ярыгин?! Ну, точно…»

Розовощёкий, жизнерадостный Ярыгин, упакованный в новую форму военизированного охранника, с деловитой важностью вышел навстречу «нарушителю». На плече, на погоне Ярыгина сидел красноглазый котенок, совершенно чёрный, как из печной трубы; мохнатый длинный хвост его обнимал охранника за шею.

В первую минуту он не узнал Боголюбова.

– Куда ты прешь, как на буфет с поломанной копейкой? Пропуск! – казенным голосом потребовал Ярыгин.

– А больше ничего тебе не надо? Клизму, например… – спросил бывший доктор, тревожно глядя в сторону каменных построек с железной мачтой, уходящей в поднебесье, – маковка терялась где-то в морозном мареве.

Ярыгин, приглядевшись, расхохотался, поправляя кобуру на поясе. Постояли рядышком, поговорили.

– Ты что, с луны свалился, Горислав? Твой дурдом давно уж разогнали! – с каким-то странным удовольствием сообщил охранник. – Здесь теперь живёт народ сурьезный. Ученые, мать их, ну эти… Забыл опять. Хвизики, да!

– А чего они бузят, как сумасшедшие?

– Бан… банкет у них сегодня.

– По поводе чего?

– Да как сказать? – Ярыгин погладил мохнатого чёрного Чёртушку; так он звал котенка. – Вообще-то секрет, но тебе, как старому знакомому, скажу. Хвизики закончили большое испытание – переброску солнечной энергии с Юга на Север земли…

– Да ты что? – Боголюбов усмехнулся. – Это как же они умудрились?

– Чего глазами лупаешь? Не уразумел? – Ярыгин хмыкнул и, подражая кому-то, небрежно сказал: – Ну-у, это не для среднего ума. Извиняй, Горислав. Будь здоров. Будет скучно – деньги шли в посылках. А я пошёл. К телехвону зовут меня. Служба. Да, Чёртушка? Ты не замерз ещё?.. Ах, чёрт меня дери! Совсем заморозил животину!

Боголюбов, уходя, оглянулся и, перекрестившись, прошептал:

– Спаси, Господи!

И в ту же секунду охранник в недоумении остановился около будки, где звенел за дверью зуммер.

– Что такое? Замёрз? Околел? – Наклонившись, Ярыгин поднял котёнка, который почему-то рухнул с погона в сугроб и превратился в чугунного чертика с небольшими, но острыми рожками, с багровыми злыми глазами. Такие «безобидные» игрушки машинами и вагонами возили одно время с фабрики, разместившейся на месте рыбкомбината, – все города и веси заполонить хотели чертовщиной, которая была мертва лишь до поры до времени, но оживала на Вальпургиеву ночь, когда вся нечисть начинала на мётлах, на оглоблях и вилах слетаться на великий шабаш… И никто не знал, что делать с этим «симпатичным» чертушкой, за которого директор фабрики детских игрушек Кикиморин схлопотал медаль на грудь и грамоту от имени правительства. Но однажды знакомый священник объяснил Боголюбову: чтобы такая игрушка не ожила, а если ожила, то чтоб зачугунела вновь, – перекреститься надо или прочитать молитву.

Уходя от Ярыгина, так он и сделал…

«Хорошо бы ещё и этих чертей как-то научиться утихомиривать!» – подумал Боголюбов, глядя на крышу бывшей больницы.

Праздничная оргия в сумасшедшем доме, то бишь в доме учёных, достигла наивысшей, наидичайшей ноты. Из открытых потных окон, пугая птицу и зверье, вырывалась многобарабанная и многотрубная дребедень. Молодцы ревели и бесновались, разрывая на груди рубахи и проламывая полы современной пляской до потолка… Какая-то ведьмачка визжала в микрофон страшней, чем девка, брошенная в дикую дивизию, а следом за нею весёлые пьяные «хвизики» горланили так, что кухта летела с деревьев на многие версты в округе:

То ли ещё будет!

То ли ещё будет!!

То ли ещё будет, ой-ё-ёй!!!

Боголюбову жутковато стало от этих обещаний, похожих на кликушество. Предчувствие беды сдавило сердце. Он заторопился, убегая прочь. Лыжами пилил крутые трудные снега – овраги, сопки. С тревогою смотрел на солнце и время от времени оглядывался на грохочущий бывший (а может, как раз настоящий?) дурдом во глубине тайги…

Эти «хвизики», они и сами не ведали, что творили. Через несколько часов эксперимент закончится ужасным взрывом и пожаром: Горелый Бор на много лет снова станет горелым, и снова природа начнёт терпеливо и молча зализывать рану, врачевать это горькое место кипреем, сосновым подростом, осинником.