Московит - читать онлайн книгу. Автор: Борис Давыдов cтр.№ 25

Но первый советник должен держать марку! Поэтому я прежде всего отвесил почтительный поклон княгине, сидевшей на втором по значимости месте – справа от стула самого Иеремии, снова пробормотав что-то вроде: «Потрясен и покорен неземной красотой пани… считаю за великую честь…» А уж после кивнул головой – вежливо, но сдержанно – двум советникам князя. Тем самым лопухам, которые стояли столбами в самый напряженный момент…

Впрочем, какая разница? Уж если бывалые воины ничего не смогли сделать, какой прок был бы от двух «цивильных»? Тем более, предъявлять им претензии не очень-то справедливо: фактор внезапности и не таких может ввергнуть в ступор! Тем более что теплых чувств они ко мне явно не испытывают. Как ни крути, «подвинул» их, став ПЕРВЫМ советником…

– Рад, пышное панство… считаю за честь… – произнес я, старательно изображая вежливое почтение.

– Пан Доминик Груховский, пан Ярослав Качиньский, – торопливо представил мне их сам князь, видимо, из каких-то дипломатических соображений не дождавшись, пока те назовутся.

Только каким-то чудом я сдержался, не дав ему повода снова рыкнуть, сердито сверкая глазами: «Что смешного в моих словах?!» Ярослав Качиньский! Бывает же такое… Главное, и внешность точь-в-точь, прямо копия: маленький, пухлый, круглоголовый, с рыхлыми щечками и капризно-недовольным выражением лица избалованного ребенка, привыкшего быть центром вселенной. Небось еще и ярым русофобом окажется, с-скотина…

– Большая честь для меня… – кое-как проговорил я, подавляя истерический хохот, так и рвущийся наружу. После чего представился, с особым удовольствием произнеся фамилию Русаков, и добавил, глядя прямо в глаза «летящей картофелине»: – Друзья называют меня просто Андреем. Или Анджеем, по-вашему. Полагаю, мы отныне друзья, не так ли? Раз все вместе служим пресветлому князю…

Удовольствие, испытанное при виде бессильной ярости, так и вспыхнувшей в маленьких злых глазках, было настоящим бальзамом. Голову даю на отсечение: пан Качиньский сейчас все на свете отдал бы за возможность заорать, топнув ножкой: «Взять хама! В плети его, а потом – на кол!!!» Но, увы, судьба распорядилась по-иному…

– Так… истинно так, ясновельможный пане… – чуть не плача от обиды и злости, выговорил поляк.

– Проси же пышного гостя к столу, княже! – улыбаясь, воскликнула вдруг Гризельда.

Она сейчас казалась самой настоящей красавицей. В расцвете женской силы, стройная, величественная, держащаяся с тем внутренним достоинством, которое присуще только от рождения. Княгиня была одета… впрочем, я в разновидностях и современной-то дамской одежды не очень разбираюсь, что уж говорить про XVII век! Если коротко, на ней было очень красивое платье. С довольно глубоким и смелым по тем временам вырезом, открывающим верхнюю часть приподнятой корсетом груди (весьма хорошо сохранившейся и соблазнительной, чего уж там!). С пышными и, кажется, пристегнутыми рукавами из полупрозрачной мелкоячеистой кисеи. С высоким стоячим кружевным воротником… как же он назывался, черт побери? Нет, не жабо, как-то по-другому… Стройная, почти осиная талия (вот потому-то я готов поклясться – Гризельда была в туго затянутом корсете) плавно переходила в восхитительно округлую… Стоп, Андрюха! Ишь, куда понесло!

– Прошу, прошу дорогого гостя… – захлопотал Вишневецкий, усаживая меня по левую руку от себя. Краем глаза я заметил, какую рожу скорчил пан Качиньский, и мысленно усмехнулся.

Пока все шло, как было задумано. Мой план, созревший по пути в Лубны (тот самый, о котором я ни слова не сказал Анжеле), начал осуществляться.

Раз уж я оказался здесь и возврата к прежней жизни не будет… постараемся исправить перекосы мировой истории, принесшие моей родине столько бед и неприятностей… Да, князь прав: смертный грех гордыни, по-другому и не скажешь. Ну и пусть! Ради благой-то цели… С которой пусть неохотно, с зубовным скрежетом, но все-таки согласился и сам Вишневецкий (не зря же я провел утомительную многочасовую лекцию, совершив экскурс в историю Речи Посполитой!).

Цель эта – сначала примирить ее, то есть Речь Посполитую, с Россией. Которую тогда называли Московией… А потом крепко связать с ней. Сделать давних и убежденных врагов сначала нейтрально-благожелательными союзниками, а в будущем – друзьями.

Казалось бы, чего проще – пообедать, тем более если голоден, да еще на халяву! Стол ломится от вкусностей, слуги, повинуясь жестам радушного хозяина, непрерывно накладывают тебе на тарелку кусок за куском, хозяйка настроена более чем доброжелательно, а что два других сотрапезника не очень-то к тебе расположены – это их личные трудности. Уписывай себе за обе щеки, запивая винами да наливками, и радуйся жизни…

Ага, как же!

Все началось с того, что Гризельда в ответ на мой комплимент смущенно зарделась – ну, прямо невинная девица, впервые обратившая на себя внимание мужчины, – и проворковала ласковым грудным голосом:

– Ах, как приятно пан удивляет меня! Кто бы мог подумать, что московиты столь искусны и галантны в обхождении! Хотя я уже имела возможность убедиться, что и московитянки имеют тонкую душевную натуру, очень чувствительны и ранимы…

Кусок мяса, который я в этот момент прожевывал, едва не провалился не в то горло. Что случилось с Анжелой?!

– Проше пана, княгиня действовала из самых лучших побуждений! – торопливо уточнил Вишневецкий. – Она хотела успокоить бедную княжну Милославскую, внушить ей, что ее терзания и страхи позади… – Он выразительно уставился на меня, чтобы лишний раз показать: наша договоренность в силе, о том, что Анжела – «переселенка», никто, кроме нас двоих, не знает. – Ведь так, моя крулевна? – Князь ласково взглянул на Гризельду.

– Истинно так, княже! – кивнула «крулевна». – Я знала, какие тяжкие испытания выпали на долю бедняжки, поэтому сразу же подошла к ней со всем подобающим обхождением и ласкою. Я надеялась, что панна, успокоившись, забудет про терзавший ее страх и вновь обретет речь! Но она, бедняжка, по-прежнему произносила что-то неразборчивое, больше похожее на мычание, и явно чего-то страшилась. Кажется, она боялась меня, хоть это просто нелепо! Неужели я такая страшная? – Гризельда, лукаво улыбнувшись, посмотрела мне в глаза.

И вот тут я похолодел по-настоящему. Настолько открыто читался в них призыв: «Ну скажи, что я – самая лучшая, самая красивая! И не останавливайся на этом! Будь смелее!»

О, черт! Тысяча дьяблов!!! Только этого не хватало!.. Князь, конечно, ценит меня, я ему очень нужен… но он прежде всего мужик, а ревность во все времена одинакова…

– Одна лишь мысль о подобном просто кощунственна! – кое-как выговорил я. – Ясновельможная княгиня – само совершенство!

– Ах, вы мне льстите, пане… – с притворной укоризной отозвалась Гризельда, в глазах которой огромными буквами читалось: «Продолжайте льстить, да почаще!» – Я всего лишь обычная женщина… Всей душою сочувствуя бедной княжне, – она торопливо, повысив голос, произнесла эти слова, заставив замолчать пана Груховского и пана Качиньского, наперебой кинувшихся уверять, что ясновельможная княгиня – воплощение Венеры и Дианы в одном лице, – я подумала: «Она по-прежнему боится врагов, она еще не отошла от терзавшего ее ужаса, она думает, что даже здесь, в этом неприступном замке, под защитою мужа моего, ей может грозить опасность. Так надо показать ей, как сурово и быстро князь расправляется с врагами! И тогда бедная панна успокоится». Откуда же я могла знать, сколь хрупка и чувствительна ее натура?! Мы-то привыкли считать московитов грубыми и бесчувственными… Ох, проше пана! Я совсем не это имела в виду…