– Значит, ты потерялся, – заключила Светлана.
– Пожалуйста, помогите мне внести уточнения в файл записи местоположения. На данный момент мне не требуется высокой точности. Сообщите мои координаты в любом из следующих допустимых форматах данных…
– Это подождет, – прервала его Света. – Нам нужно, чтобы ты сделал кое-что для нас. Ты еще понимаешь меня?
– Да, – ответил он с легкой ноткой раздражения в голосе.
– Тогда раскройся, чтобы мы могли добраться до человека внутри тебя.
– Вы просите меня освободить вас?
Светлана глянула на остальных. Перри кивнул. Похоже, шлем не понимал, что разговаривающий с ним человек не находится внутри нижней части скафандра.
– Да, – подтвердила Светлана. – Давай освобождай меня.
– Мои сенсоры указывают, что шлем отсоединен, а окружающая среда вполне дружественна. Однако присутствует небольшая, но значимая вероятность ошибочности этих наблюдений. Если я выпущу вас, вы можете пострадать либо погибнуть. Вы готовы принять этот риск?
– Да. Откройся. Выпусти меня.
– Вы хотите, чтобы я спросила это снова в аналогичных обстоятельствах?
– Просто откройся!
– Пожалуйста, немного подождите. Учтите: любой изданный вами резкий отрывистый звук будет истолкован как желание отменить процедуру открытия. То есть, если вы не хотите отменить процедуру, воздержитесь от издания каких-либо резких звуков в течение следующих десяти секунд. Я открываюсь.
Перри отступил на шаг. Скафандр раскрылся неожиданным образом: спереди на кольце-креплении шлема появилась трещина, стала расширяться, удлиняться, достигла нагрудника, пошла вбок, на левую сторону нагрудника, нырнула под него, протянулась до паха. Верхние половинки разошлись и осели, асимметричная выпуклость нагрудника осталась справа. Чисхолм оказался нагим: ни внутреннего слоя одежды, ни наклеек с датчиками биомониторинга. Перри с Надис высвободили его руки из рукавов и выволокли из нижней части скафандра. Несмотря на то что тот плотно обтягивал тело, ноги выскользнули без труда. Тело Джима было бледным, совершенно безволосым – даже в области гениталий, – без каких-либо шрамов и пятен, неизбежных, когда проводишь большую часть жизни в космосе. Сплошь сухие мышцы, жира так мало, что кожа обтягивает ребра. Джим умер в возрасте пятидесяти двух лет, но это тело принадлежало двадцатилетнему юноше.
– Они хорошо поработали, – отметил Эксфорд с одобрением, когда Джима уложили в пассажирское кресло.
– С ним все будет в порядке? – спросила Света.
– Он был мертв, – объяснил Райан терпеливо. – Любое живое состояние – значительный прогресс по сравнению со смертью.
– Но ведь он только что разговаривал с нами – и вдруг опять…
– Остается уповать на удачу и надеяться, что он вернется, – ответил Эксфорд.
– Уповать на удачу и надеяться – это лучшее, что ты нам можешь предложить?
– Я сделаю все, что в моих силах, но если ты хочешь чуда – пожалуйста, ищи другого доктора.
* * *
Трижды в день, в конце каждой восьмичасовой вахты, Светлана получала на свой флекси доклады о состоянии Джима, посланные Эксфордом либо его дежурными медсестрами. По результатам предварительного обследования Райан заключил: Джим в глубокой коме, но без каких-либо признаков повреждений центральной нервной системы. Эксфорд поместил его на капельное питание, сочтя более агрессивное вмешательство в работу организма неразумным. Лихорадка постепенно отступала, хотя высокая температура пока не спадала. Сканы ничего особо не прояснили. Не обнаружилось признаков глиобластомы, но мозг кипел биохимической и электрической активностью, что не давало возможности оценить степень его повреждения.
Потому осталось лишь надеяться и уповать на удачу.
Минул день, другой, неделя. Лихорадка прошла. Эксфорд снова просканировал мозг и обнаружил, что бешеная активность тоже утихает, картинка проясняется, из хаоса проступают знакомые структуры. Глиобластома исчезла. И не просто исчезла – ее будто и не было никогда. Мозг выглядел абсолютно симметричным. Эксфорд сравнил новые сканы с прежними, хранившимися в архиве медотсека. Новые сканы показывали молодой мозг задолго до начала болезни. Никакой хирург по ним не догадался бы о чудовищной деформации, какую претерпел мозг Чисхолма в последние месяцы перед тем, как Джим стал «ледяным ангелом».
Эксфорд воздержался от соблазна гипотез и предположений о том, как именно инопланетяне исправили повреждение. По всему выглядело: они добавили недостающие мозговые ткани, как закладывают каменщики пролом в кирпичной стене. Хотя, возможно, они попросту вырастили новое тело, используя как образец замерзший труп, принесенный Светланой на корабль.
Что бы инопланетяне ни сделали, Светлана не сомневалась в одном: они вернули Джима Чисхолма. Но лицо человека, сидевшего напротив нее за столом в Поддырье, принадлежало не тому, кого она знала многие годы, а его младшему брату. А этого младшего брата Светлана Барсегян не знала совсем.
Глава 24
Джим Чисхолм вышел из комы на девятый день. Он открыл глаза и попросил дежурную медсестру – ею оказалась Джуди Сугимото – принести стакан воды. Сугимото разбудила Эксфорда. Тот еще протирал заспанные глаза, когда явились Светлана и Перри.
– Джим, как чувствуешь себя? – спросил Райан, после того как Сугимото помогла больному сесть в постели и промокнула ему губы.
– Отлично. Гораздо лучше, чем раньше, – ответил он, глядя на встревоженные лица собравшихся.
За девять дней питания через капельницу кожа уже не так туго обтягивала череп. Даже щетина проросла. Эксфорд брил его так, как всегда делал Чисхолм.
Джим виновато улыбнулся:
– Простите, что всполошил всех.
– Ты нас нисколько не напугал. Джим, просто мы очень озабочены твоим состоянием, только и всего, – сказала Светлана. – Ты помнишь произошедшее в Поддырье?
Он вздохнул шумно.
– Ну да. Как вчера. Хотя оно, конечно, случилось не вчера. Кстати, а как давно?
– Девять дней назад.
– А ведь и не скажешь… Я помню, как падал с «неба», сидел за столом, спутал тебя с Беллой.
Он в крайнем смущении закусил губу:
– Мне так жаль. Но ты выглядела немного старше той Светланы, которая осталась в моей памяти. А вы ведь всегда были похожи с Беллой.
– Джим, все в порядке, – заверила Света, улыбаясь, чтобы показать: она не обиделась.
Так странно было говорить с ним. Настолько странно, что, честно говоря, вовсе не казалось приятным. Как относиться к этому знакомому незнакомцу? К его неловким речам, поведению, самому его невообразимому существованию? Чем дальше, тем растерянней себя чувствуешь.
– Как хорошо, что ты вернулся к нам, – проговорила она, надеясь, что слова прозвучали искренне.