Сильные. Книга 1. Пленник железной горы - читать онлайн книгу. Автор: Генри Лайон Олди cтр.№ 44

– Ты прав, Сарын. Поздно.

– Жаль.

– Сам знаешь, как мы здесь выживаем.

– Выживать можно по-разному, Ахтар. Можно так, что перестаешь жить.

Тут Уот захрапел пуще прежнего.

– Мюльдюн, что это?

Брату надоело гнать сани. Он придержал свое облако, и я на Мотыльке вырвался далеко вперед. Пришлось возвращаться. Теперь Мотылек идет легкой рысью бок о бок с Мюльдюновыми санями. Во время скачки я ничего по сторонам не замечал: все вокруг размазалось ровным слоем, так быстро мы неслись.

А сейчас замечаю.

В стене, в трех шагах от нас – вход в другое ущелье, поу́же. Оно рассекает скальную твердь сверху донизу. А это что? Коновязь?! Из черного камня вырастают три золоченых столба, украшенные затейливой резьбой: два справа, один слева от входа. На вершине каждого – по орлу с раскрытым клювом. Орлы здо́ровские, лучше живых! Глаза зеленью горят – точь-в‑точь огоньки на нашем камельке. Или у мастера Кытая в Кузне. Или на железных колыбелях в Елю-Чёркёчёх…

– Вход. На Третье небо.

Точно! Мог бы и сам догадаться. Три столба – Третье небо, ясное дело. Выходит, два мы уже промахнули?

До следующего неба едем молча. От скуки я глазею по сторонам, хотя любоваться в Сиэги-Маган-Аартык нечем. В стенах время от времени попадаются круглые штуки – вроде мутно-белых глаз. Замуровали адьяраев-одноглазов, вот бельма наружу и торчат. Ага, четыре столба. Резьба другая, на верхушках вместо орлов – совы. Четыре сидят, а одна, живая, из ущельица вылетает. Я сразу понял: никакая это не сова. Здоровущая, с кобылу величиной, и белая-пребелая, аж глазам больно. Удаганка [34] в облике, вот это кто. Для удаганки в птицу превратиться – обычное дело.

Сова делает круг над нами, поднимает ветер могучими крыльями. Мюльдюн машет ей рукой. Узнал? Или просто из вежливости? Я на всякий случай тоже машу: рука не отвалится, а удаганке приятно будет. Сова ухает – наверное, здоровается – и уносится прочь. Вскоре она превращается в пятнышко, в едва различимую точку на солнечном круге. Вот, исчезла. Будто в солнце нырнула. Знаю, это только так чудится, но все равно жутковато. Как представишь: ой-боой, в солнце!..

Нас догоняет гонец. Не Кюн Эрбийэ, другой. Я оглядываюсь на стук копыт и вижу вихрь. В нем проступает всадник. Поравнявшись с нами, всадник придерживает коня:

– Доброй дороги!

– Доброй дороги!

– Пусть расширится…

Все, вихрь. Умчался.

* * *

– Неважно выглядишь, Юрюн.

Дядя Сарын мне сочувствовал. Сам он, кстати, тоже выглядел не ахти. Три дня застолья с Уотом мало кто осилит. Я, например, не осилил. Ближе к вечеру меня сморило. Вот только что «Уруй!» кричал – и вот уже утро. Лежу в постели, под одеялом, в окно солнышко заглядывает. На щеке – щекотное тепло. То-то Уот, небось, потешался, когда я прямо за столом свалился! Хорошо, что я не слышал…

Уот, кстати, ночью уехал. Исчез по-тихому, ни с кем не попрощался. Мы на двор вышли – ни адьярая, ни арангаса. Ой, счастье привалило!

– А вы как новенький, дядя Сарын.

Мы сидели на бревне. Ну, на том самом, только вместо ночи – день, а вместо светлой Айысыт – я. Хлебали из туесков простоквашу с тертой клюквой. Баранчай принес, здоровье поправить.

– Честный парень, – дядя Сарын кисло ухмыльнулся. – Учись врать, дружок, пригодится. Надеюсь, этот подземный балбес теперь нескоро объявится.

– А вы ему правда дочку в жены обещали?

Скверный вопрос. Обидный. Все три дня он у меня на языке вертелся. Я крепился. Не задавать же его при Уоте?

– Правда, – вздохнул Сарын-тойон. – Сглупил. Уот тогда получше был. Усыхал чаще, мы с ним встречались, разговаривали. Я ему на дудке играл. Он, когда усохший, славный парень. А сейчас – сам видишь…

– А как он узнал, что у вас дочка родилась?

– Учуял.

– Как это – учуял?

– Как звери чуют.

– По запаху?!

– И по запаху тоже. Роды он учуял. А я еще к Ахтар воззвал, она явилась… Такое далеко слыхать. Когда Уот – боотур, у него ума мышь наплакала. Зато все чует, все слышит.

Ну да, верно: светлая Айысыт дядю Сарына услышала, а Уот чем хуже? Она – за три неба, он – из-под земли. Это я понимаю.

– Дядя Сарын, а вот вы говорили: сила есть – ума не надо…

– Запомнил? Молодец.

– Это и у адьяраев, и у айыы?

– Скажем проще: это у боотуров.

– Кроме силы у нас ведь еще… Ну, всякое есть, верно? Уот роды учуял, а я стреляю здо́рово. Ворону в глаз – бац! Это ведь не сила, это меткость?

– Продолжай.

– А нельзя так, чтобы и сила, и чутье, и меткость, и умным остаться?

Мог бы, надавал бы себе по шее. Знаете, как дядя Сарын огорчился?

– Ну ты бьешь! Ну ты и бьешь, Юрюн-боотур! В самую мякотку! Ах, если бы! Увы, дружок, не получается. Мы ведь именно этого и хотели. Просто забыли, дурачьё: за все приходится платить. Тебе ведь нравится быть боотуром? Страшная это штука: нравится…

Ничегошеньки я не понял, чего они хотели, и кто такие «мы». А переспросить постеснялся. Нет – значит, нет. Буду расширяться, только когда очень уж приспичит, и усыхать поскорее. Дядя Сарын дурного не посоветует. А то сделаюсь как Уот: однорукий, одноногий, одноглазый, а тупой – ужас! Семью, правда, любит, родственников…

– Есть еще такая штука, – он подслушал мои мысли. – Называется сила воли. На нее одна надежда. Взять, к примеру, твоего брата Мюльдюна…

* * *

– Эй, Юрюн!

– Чего?

В кои-то веки Мюльдюн меня сам окликнул. Случилось что? Я завертел головой: на всем видимом пространстве Сиэги-Маган-Аартык царило спокойствие.

– Заставу помнишь?

– Ага!

Кто ж таких молодцов забудет? Впереди показалась шестерка золоченых столбов с беркутами на верхушках. Еще одно небо – и мы дома.

– Мы теперь – как они, брат. Только у себя в улусе.

– Точно!

Надо же, подумал я. У братьев и мысли сходятся! Я, помнится, едва стражей-заставщиков увидел, тоже решил: они – как мы. Гора и стрела. Впрочем, Мюльдюн имел в виду совсем другое. Тогда я этого не понял – брат не умел складно выражать свои мысли.

Ничего, жизнь мне быстро объяснила, что к чему.

Копьями на лету потрясая,

С воплем сшибались, дрались;

Рогатины всаживали друг в друга,