Запад-Россия. Тысячелетняя Война. История русофобии от Карла Великого до украинского кризиса - читать онлайн книгу. Автор: Ги Меттан cтр.№ 60

Многочисленные исследования романа Стокера показывают, что автор был в значительной степени вдохновлен текущими событиями и предрассудками своего времени. Он наполнил роман аллюзиями на русских и Россию. Господарь Валахии Влад Цепеш, прототип главного персонажа, по сути служил лишь предлогом. Обобщенный анализ данных исследований можно найти в уже упоминавшейся книге Джимми Кейна. Конечно, сегодня румыны активно используют роман для привлечения туристов. Однако бесчисленные детали, выбор места действия романа и расположение замка графа, а также русские имена и анаграммы русских имен, которыми щедро приправлен текст романа, весьма недвусмысленно отсылают читателя к России.

Сосущий кровь вампир — аллегория жестокой варварской России

По мнению многих исследователей, Дракула как персонаж вобрал в себя черты злого русского гения. Его рафинированная жестокость непосредственно вдохновлена образом Ивана Грозного. Сам он утверждает, что является потомком русских бояр. Дракула обладает всеми атрибутами русского аристократа. Бездельник и паразит, он не только не работает, но и не приумножает капитал. Он сексуально развращен (укушенная вампиром Люси Вестенра превращается в похотливую «женщину-вамп»). И конечно, он завидует Англии.

Эстонско-американский фольклорист Феликс Ойнас подчеркивает взаимосвязь образа Дракулы с поверьями о вампирах в славянском мире. «Вампиры нередко упоминаются в старинных русских летописях. Термин „упырь“ впервые употребляется в 1407 году по отношению к князю новгородскому», — пишет он. Между тем «существование культа вампиров косвенно подтверждают окружные послания, в которых патриархи порицают жертвоприношения упырям» [243] .

Также Ойнас пишет, что согласно славянским источникам «вампиры не подвержены тлену. Днем они покоятся в своих могилах, а в полночь встают, чтобы соблазнять обитателей домов или пить их кровь». Разумеется, это наводило ужас на чопорных англичан конца XIX века!

Самое поразительное в этих исследованиях то, что в 1850-х годах, в разгар Крымской войны, в английских газетах регулярно печатали карикатуры на царя, изображая его с крыльями вампира. В частности, прообраз Дракулы встречается на рисунках в «Панче». Крылатая тень царя кружит над доблестными английскими и французскими борцами за свободу. Храбрый английский лев отгоняет двух орлов и ужасного русского вампира. Николай I поет гимн «Тебя, Бога, хвалим», пряча за спиной крылья летучей мыши…

Английский Рэмбо спасает Трансильванию от чудовища

Конец романа Стокера не оставляет простора для толкований. Отважный агент британской короны Джонатан Харкер спасает мир от чудовищного Носферату.

«Подобно Сильвестру Сталлоне из „Рэмбо“ и Чаку Норрису из „Без вести пропавших“, Харкер освободит мир от зла и восстановит честь империи» [244] .

Другой исследователь, Дэвид Гловер, описывает финальную сцену как голливудский блокбастер:

«Вооруженный до зубов отряд разворачивает кампанию против вампиров в истинно имперском стиле: военизированный рейд, поисковая миссия и ликвидация в самом сердце Трансильвании» [245] .

В финале романа Англия получает в свое распоряжение столь желанный плацдарм на границе Балкан и России.

Великий роман — не единственный вклад Стокера в развитие русофобских идей. В 1904 году едва не разразилась еще одна война между Англией и Россией, когда российский флот, направлявшийся на Дальний Восток, чтобы поддержать свою армию, окруженную японцами, выстрелил по английским кораблям, приняв их за врагов. Стокер развивает эту тему в своем последнем романе «Леди в саване», опубликованном в 1909 году. Действие романа вновь происходит на Балканах, недалеко от Черногории. Противостояние, естественно, закончилось в пользу британцев. На этот раз им удалось основать колонию в сердце Балкан, чтобы отражать атаки немцев, австрийцев и турок и пристально наблюдать за русскими.

С 1904 по 1909 год многое изменилось. Адмиралтейство и британское колониальное лобби были обеспокоены подъемом Германии, которая намеревалась создать флот для соперничества с Англией. Турция с помощью немцев построила большую железную дорогу в Багдад, а Австрия аннексировала Боснию и расширила свое влияние на Балканах. Перед лицом новых угроз Англия, подобно Франции, совершила поворот на сто восемьдесят градусов и сблизилась с бывшим врагом. В 1904 году Англия заключила «сердечное соглашение» с Францией (Антанта), а в 1907 — договорилась с Россией о разграничении зон влияния в Афганистане, Персии и Тибете. Бывший вице-король Индии лорд Керзон и неугомонный Арминий Вамбери кричали об измене. Но их голоса больше не доносились до Вестминстера. Лондонская русофобия на время улеглась.

Бисмарк: слон не сражается с китом

Так чем же объяснить волну русофобии в Англии, которая поднялась после 1815 года и управляла британской международной политикой на протяжении всего XIX века?

Подытоживая свое исследование, Глисон рассматривает истоки английской русофобии. Соперничество между двумя великими державами эпохи не кажется ему убедительной причиной.

«Бисмарк прав, слону непросто бороться с китом. То была эпоха Рах Britannica. Британская империя по военной мощи не знала себе равных. Отсюда и соперничество двух государств, и пропаганда русофобов, направленная на отдаленные, более или менее колонизированные регионы. Подобное соревнование скорее пристало менее могущественным державам. Их особый статус не объясняет их соперничества» [246] .

С точки зрения теории морской мощи американца Мэхана и англичанина Маккиндера [247] данное суждение кажется излишне примирительным. Если конфликт был вызван не размерами держав, то чем же? Глисон предлагает несколько объяснений: неизбежную войну идей между либеральным Западом и самодержавным Востоком; преувеличение российской угрозы и такие провокации, как дело «Виксена», осуществленные имперским лобби во главе с Дэвидом Урквартом; губительные последствия антироссийской агитации, развернутой польскими беженцами после подавления восстания 1830 года; негативное влияние крупных промышленников и торговцев, которые стремились расширить рынки сбыта. Вывод, к которому приходит Глисон, вполне достоин добропорядочного англосакса.