Иосиф Сталин. Отец народов и его дети - читать онлайн книгу. Автор: Нелли Гореславская cтр.№ 9

Как раз об этом и говорилось выше.

Надо ли говорить, что Троцкий был не одинок в своих взглядах и пристрастиях? Все эти прибывшие тогда в Россию в пломбированных вагонах и приплывшие на американских пароходах и заняли ключевые посты в новом правительстве. Прослойка же местных, российских революционеров, которые вели рабочие кружки, проводили маевки, организовывали забастовки, сидели в тюрьмах и ссылках ради построения нового справедливого общества, на первых порах была чрезвычайно тонкой в руководящих органах нового государства. Только позже, с приходом Сталина на пост генерального секретаря партии, в результате его кадровой политики их число постепенно увеличилось. Впрочем, различие между двумя этими группировками, между которыми и развернулась кровавая борьба за власть, вряд ли стоит проводить только по принадлежности или непринадлежности к эмиграции. Можно было и в России находиться все время, как, например, Свердлов, но связь с западными влиятельными кругами иметь, причем весьма крепкую, основанную даже на родственных узах.

Позднее людей из двух этих лагерей стали называть сталинистами и троцкистами, по именам главных фигур, олицетворявших и возглавлявших каждое направление. Как видим, разница между ними проявлялась не только в очередности этапов и задач, связанных с мировой революцией, но и – главное! – в определении ее миссии, ее целей, а также в методах революционной борьбы и в отношении к русскому, да и другим народам России. В отношении к стране, которую одни воспринимали как «вязанку дров в костер мировой революции» и территорию узаконенной добычи, а другие – как самодостаточный субъект мировой политики, где должны царить законы социальной и классовой справедливости.

И тут надо отметить еще одно различие между этими людьми. Практически все, так или иначе примыкавшие к Троцкому, относились к выходцам либо из интеллигенции, либо из буржуазии. Неудивительно, что они с презрением относились к Сталину и его окружению – в основном, выходцам из народа, пусть и обладавшими какими-то талантами, но, по сравнению с ними, малообразованными и малокультурными, даже, как правило, иностранных языков не знавшими. Что ж, зато эти последние, как и заметил Дмитриевский, были сильны своей связью с народом, пониманием его стремлений и чаяний, что и определило в конечном счете их победу. Понимал различие между этими группировками на каком-то глубинном, чувственном уровне и народ. Это нам сейчас неясно, о чем спрашивал Чапаева хитрый мужичок, допытываясь за «большевиков он аль за коммунистов», потому что мы думаем, будто речь идет о проблеме ложного выбора, а мужичкам-то тогда все было понятно: за «большевиков» – значит, за народ, за то, чтобы народ хорошо жил, чтобы была справедливость. А вот за что боролись «коммунисты», народ четко, может, и не понимал, но добра от них не ждал. Пусть сами они такого деления не признавали, народ их разделял.

Различие между представителями двух группировок проявлялась (что, на самом деле, глубоко логично) даже в отношении их личного обустройства во время революции, гражданской войны и в первые годы Советской власти. Если нарком продовольствия Цюрупа падал в голодные обмороки, Сталин ходил в старой шинели и не имел даже угла в Москве, то Троцкий, как известно, ездил по фронтам Гражданской в «царском» поезде и ел деликатесы с царской посуды, Зиновьев устраивал в голодном Петрограде лукулловы пиры, Пятаков – оргии, о которых полнилась слухами Москва, а Каменев имел собственный коньячный погреб.

(Как же напоминает все это «забеги в ширину» в Куршавеле и на других западных курортах сегодняшней так называемой «элиты» на фоне бесконечных техногенных катастроф и голодовок российских рабочих, требующих всего лишь выплаты нищенской заработной платы, позволяющей им хотя бы не умирать голодной смертью!)

Сын царского генерала Александр Нагловский, одно время работавший под началом Троцкого, вспоминал: «Троцкий был очень властолюбив и тщеславен, подчас даже мелочно. Так, помню приезд его в Петроград весной 1919 года. Из Москвы в Петроград Ленин обычно ездил в купе 1-го класса. Троцкий – в комфортабельном поезде. В этот поезд я был вызван к нему на Николаевский вокзал. На Николаевском вокзале – поезд из вагонов бывших царских поездов, оборудованный по последнему слову комфорта, тут и типография, и отдельный вагон для свиты, и первоклассная кухня, и ванны, словом, «царский» поезд. Чтобы дойти до поезда, мне пришлось пройти сквозь две цепи солдат. Троцкий принял меня в салон-вагоне».

А вот воспоминание другого современника, писателя Романа Гуля, о Зиновьеве.

«В периоды опасности (октябрьская революция, восстание Кронштадта, наступление Юденича) Зиновьев превращался в дезориентированного, панического, но необычайно кровожадного труса. В периоды же спокойного властвования Зиновьев был неврастеничен, безалаберен и, в противоположность многим старым большевикам, не имевшим вкуса к плотским “прелестям жизни”, Зиновьев с большим удовольствием предавался всем земным радостям. Хорошо выпить, вкусно поесть, сладко полежать, съездить в театр к красивым актрисам, разыграть из себя вельможу и мецената – все это Зиновьев чрезвычайно любил и проделывал с большим аппетитом.

В то время как при Ленине в Петербурге частная сторона жизни комиссаров в Смольном была в полном небрежении, при Зиновьеве на нее сразу же было обращено сугубое внимание. По его личному распоряжению в Смольном стали даваться так называемые комиссарские обеды, которые не только уж на фоне революционного всеобщего недостатка, но и в мирное-то время могли считаться лукулловскими. Только когда в столице голод принял чрезвычайно сильные размеры, комиссары стали указывать Зиновьеву на неудобство в Смольном этого “гурманства” и “шика”. И Зиновьев приказал перенести комиссарские обеды в “Асторию”, гостиницу, целиком занятую коммунистической знатью, где подобные “отдыхи” могли проходить более незаметно. …Как в демагогии, так и в интриге Зиновьев был мастер. От природы необычайно хитрый и ловкий, Зиновьев тут возвышался до большого мастерства…»

Задумывались ли Троцкий и его соратники о кричащем противоречии между лозунгами, которые они провозглашали, и их поведением, их бытом? О том, что народ это противоречие не мог не замечать, отчего они казались ему всего лишь «новыми барами», только еще более жестокими и чуждыми, чем прежние, которых он сбрасывал и изгонял? Мало того, они становились чуждыми самим революционным преобразованиям общества, которые они же и возглавляли. Уже только эти противоречия, при участии Сталина или без него, в новых условиях, помимо всякой оппозиционной деятельности, рано или поздно должны были смести их с исторической сцены.

Для сравнения – воспоминание о Сталине во время революции Серго Кавтарадзе, бывшего его соратника, а затем противника, осужденного по делу Мдивани, Думбадзе, братьев Окуджава (дяди и отца ныне покойного барда): «Когда мы познакомились с ним, на нем был ободранный пиджак уличного разносчика и разбитые сапоги. Многодневная щетина на лице и глаза фанатика. Но смешон он никогда не был. Мы работали в одной организации. Я знавал много революционеров, но такого одержимого делом, неприхотливого, бесчувственного ко всему, что касалось лично его – еды, развлечений – не встречал».

Подчеркнем, что это было сказано противником Сталина, причем уже после его смерти и развенчания.