Взлет и падение Третьего Рейха - читать онлайн книгу. Автор: Уильям Ширер cтр.№ 182

Чиано уверял, что одной из причин, по которой Муссолини стремится отсрочить войну, является Всемирная выставка, которая по плану должна состояться в 1942 году в Италии и которой дуче придавал большое значение. Это высказывание поразило Гитлера, все мысли которого были заняты военными картами и расчетами. Вероятно, не меньше поразила его наивность Чиано, предложившего текст коммюнике и потребовавшего его немедленного опубликования. В коммюнике говорилось, что на встрече министров стран оси «нашли свое подтверждение миролюбивые устремления их правительств» и их уверенность в том, что мир может быть сохранен «путем дипломатических переговоров». Чиано объяснил, что дуче имел в виду созыв мирной конференции с участием ведущих европейских держав, но, принимая во внимание опасения фюрера, он готов согласиться на очные дипломатические переговоры.

В первый день Гитлер не отверг окончательно идею созыва конференции, но предупредил Чиано, что «Россию долее нельзя исключать из числа участников будущей встречи». Это было первое упоминание о Советском Союзе, но не последнее.

Потом Чиано попытался узнать у хозяина точную дату нападения на Польшу. Гитлер ответил, что опасается осенней распутицы, которая не позволит использовать танковые и моторизованные соединения в стране, где всего две-три мощеные дороги, поэтому урегулирование польского вопроса должно так или иначе состояться в конце августа. Наконец-то Чиано узнал дату нападения на Польшу. По крайней мере, самый поздний срок, так как через минуту Гитлер уже бушевал, что если поляки будут устраивать новые провокации, то он не преминет напасть на них «в течение сорока восьми часов». В общем, добавил он, «начала действий против Польши можно ожидать в любой момент». Этой вспышкой и завершился первый день встречи. Правда, Гитлер обещал подумать над предложениями итальянцев.

Обдумав их в течение суток, он заявил Чиано, что лучше никакого коммюнике по встрече не публиковать, ибо сейчас очень важно, чтобы в течение самого короткого времени Польша ясно изложила свои намерения…

Когда Чиано спросил, что стоит за словами «самое короткое время», Гитлер ответил: «Самое позднее — в конце августа». Для того чтобы победить Польшу, объяснял он, потребуется не больше двух недель, для окончательного уничтожения — еще недели три-четыре. Впоследствии выяснилось, что прогноз был абсолютно точен.

В конце беседы Гитлер по традиции произнес льстивые слова в адрес Муссолини, на которого, как, должно быть, убедил его Чиано, он не может больше рассчитывать. Однако он, Гитлер, счастлив, потому что живет в такое время, когда, кроме него самого, есть еще один государственный деятель, который войдет в историю как уникальная личность. Он просто счастлив, что может быть другом такого человека. Когда пробьет час всеобщей битвы, он будет рядом с дуче, что бы ни случилось.

Эти слова, вероятно, подействовали бы на Муссолини, но на его зятя они не подействовали. «Я вернулся в Рим, — записал Чиано в своем дневнике 13 августа, — с чувством отвращения к немцам, к их вождю и к тому, что и как они делают. Они предали нас и обманули. Теперь они хотят втянуть нас в авантюру, которая нам совершенно не нужна, которая может скомпрометировать режим и страну в целом».

Но Италия в данный момент волновала Гитлера меньше всего. Все его мысли были прикованы к России. 12 августа, когда встреча с Чиано подходила к концу, Гитлеру вручили «телеграмму из Москвы» — так это называется в немецких документах. Беседа была на время прервана, чтобы Гитлер и Риббентроп изучили телеграмму. Потом они сообщили Чиано ее содержание.

«Русские, — сказал Гитлер, — согласны принять в Москве представителя Германии для ведения политических переговоров».

«Телеграмма из Москвы», о содержании которой Гитлер рассказал Чиано 12 августа в Оберзальцберге, имела весьма сомнительное происхождение. Такая телеграмма из Москвы не была найдена в немецких архивах. Шуленбург действительно послал 12 августа телеграмму из Москвы, но в ней сообщалось только о прибытии в русскую столицу англо-французской военной миссии и о тостах, которыми обменялись русские и их гости.

И все-таки у Гитлера и Риббентропа были основания произвести «телеграммой» впечатление на Чиано. 12 августа с Вильгельмштрассе в Оберзальцберг по телетайпу было направлено сообщение о результатах встречи русского поверенного в делах и Шнурре, которая состоялась в тот же день в Берлине. Астахов сообщил министерству иностранных дел, что Молотов готов приступить к обсуждению вопросов, предложенных немцами, в том числе вопроса о Польше. Советское правительство предложило провести переговоры в Москве. Однако Астахов дал понять, что форсировать переговоры не следует. Он отметил, сообщал Шнурре в своем докладе, который, вероятно, был немедленно передан в Оберзальцберг, что «основной упор в инструкциях Молотова был сделан на слове «постепенно»… Обсуждения должны проходить постепенно».

Но Адольф Гитлер не мог ждать «постепенных» переговоров с Россией. Он только что сообщил Чиано, что самый поздний срок нападения на Польшу — 1 сентября, а была уже середина августа. Если добиваться срыва военных переговоров русских с англо-французами и заключения сделки со Сталиным, то делать это нужно быстро: не постепенно, а одним большим скачком.

Понедельник 14 августа стал еще одним поворотным днем. В то время как посол Шуленбург, которому Гитлер и Риббентроп полностью не доверяли, сообщал в Берлин Вайцзекеру: Молотов — «странный человек с трудным характером», «я до сих пор придерживаюсь мнения, что в наших отношениях с Советским Союзом следует избегать поспешных шагов», ему несли «необычайно срочную» телеграмму из Берлина. Телеграмма была послана с Вильгельмштрассе, но подписана Риббентропом, хотя министр все еще находился в Фушле. Это произошло в 22.53 14 августа. В телеграмме послу предписывалось пойти к Молотову и зачитать ему длинное сообщение «дословно».

В послании Гитлер устанавливал наконец свою огромную цену. Германо-русские отношения, писал Риббентроп, «подошли к историческому поворотному моменту… Не существует противоречий в интересах Германии и России… История отношений между двумя странами показывает, что нам лучше быть друзьями, а не врагами».

«Кризис германо-польских отношений, спровоцированный политикой Англии, — продолжал Риббентроп, — и попытки организации союза на основе этой политики делают желательным скорейшее выяснение германо-русских отношений. В противном случае… дела могут принять такой оборот, что оба правительства лишатся возможности восстановить германо-советскую дружбу и совместно разрешить территориальные вопросы, связанные с Восточной Европой. Правительства обеих стран не должны выпускать сложившуюся ситуацию из-под контроля и обязаны предпринять своевременные меры. Будет фатальной ошибкой, если вследствие незнания взглядов и намерений друг друга два народа не договорятся…

Как нам стало известно, Советское правительство также ратует за выяснение германо-русских отношений. Поскольку из предыдущего опыта известно, что такое выяснение может быть достигнуто постепенно посредством обычных дипломатических каналов, я готов прибыть с кратким визитом в Москву, чтобы от имени фюрера изложить его взгляды господину Сталину. По моему мнению, только посредством такого прямого обсуждения можно достигнуть перемен и тем самым заложить фундамент для окончательного урегулирования германо-русских отношений».