Война, которая покончила с миром. Кто и почему развязал Первую мировую - читать онлайн книгу. Автор: Маргарет Макмиллан cтр.№ 50

Бюлов в течение 1908 г. продолжал борьбу, пытаясь протолкнуть через рейхстаг свой план налоговой реформы, но его предложения об увеличении налога на наследство привели в ярость правых, а рост косвенных налогов на товары произвел такой же эффект на левых. В июле 1909 г. Бюлов наконец подал прошение об отставке, не сумев разрешить финансовые проблемы. Тирпиц же взял верх, поскольку в конечном счете кайзер поддержал именно его.

Тем временем англичане обратили внимание на темпы роста германского военного флота. Изначально, как и надеялся Тирпиц, они никак не реагировали на его первую «новеллу» от 1906 г. На самом деле в декабре 1907 г. адмиралтейство предложило сократить скорость постройки линкоров, так что в 1908–1909 гг. флот получил бы лишь один дредноут и один линейный крейсер. Это также соответствовало намерениям либерального кабинета, который обещал увеличить социальные расходы и государственные накопления. Однако в течение лета 1908 г. британское общество и правительственные круги начала охватывать тревога. Германский флот крейсировал в Атлантике – что бы это могло значить? В июле уважаемое издание Quarterly Review опубликовало анонимную статью «Германская опасность», в которой неизвестный автор предостерегал, что, в случае начала конфликта между Англией и Германией, немцы, вероятнее всего, вторгнутся на Британские острова: «[Германские] морские офицеры измерили наши порты и составили их планы, а также изучили каждую деталь нашего побережья». По мысли автора статьи (которым являлся Дж. Л. Гервин, редактор воскресной газеты The Observer), около 50 тыс. переодетых официантами немцев уже находились на английской территории и лишь ждали условного сигнала. Вскоре после публикации этой статьи известный германский авиатор граф Цеппелин прибыл в Швейцарию на своем новом дирижабле. Это событие подтолкнуло Гервина, писавшего теперь в The Observer под собственным именем, к новым предсказаниям относительно сгущавшихся вокруг Британии туч [351] .

В августе того же года Эдуард VII навестил своего племянника Вильгельма в милом небольшом городке Кронберг. Хотя у короля и был при себе официальный запрос, в котором британское правительство выражало свои опасения по поводу германских военно-морских расходов, он посчитал неразумным поднимать этот вопрос в беседах с кайзером. По мнению Эдуарда, это могло «испортить благоприятный эффект от беседы». После ланча кайзер, пребывавший в добром расположении духа, предложил сэру Чарльзу Хардингу, постоянному заместителю министра иностранных дел [352] , выкурить с ним сигару. Двое мужчин устроились рядом у бильярдного стола, и Вильгельм сказал, что, по его мнению, отношения между их странами можно считать вполне дружественными. В своих заметках об этой беседе Хардинг писал, что вынужден был не согласиться с императором: «Невозможно скрыть тот факт, что в Англии существуют большие опасения по поводу причин и намерений, лежащих в основе постройки германского флота». Хардинг предостерегал, что если германская кораблестроительная программа продолжится, то английское правительство будет вынуждено обратиться к парламенту с просьбой одобрить собственную расширенную программу того же рода, и у него нет сомнений в том, что такая просьба была бы удовлетворена. С точки зрения Хардинга, такое развитие событий было бы крайне нежелательным: «Не может быть сомнений в том, что подобное морское соперничество двух стран настроит их друг против друга и сможет в течение нескольких лет довести до того, что любой серьезный (или даже незначительный) спор будет иметь критические последствия».

На это Вильгельм резко – и ошибочно – ответил, что для британских опасений нет никаких причин. По его словам, германская программа была не нова, а соотношение сил между английским и германским флотами оставалось неизменным. Согласно мелодраматичному описанию этого разговора, которое кайзер отправил Бюлову, Вильгельм сказал Хардингу: «Это же явный идиотизм. Вас кто-то разыграл!» Кроме того, германский император сказал, что завершение кораблестроительной программы стало для Германии вопросом национальной чести: «Тут нет места для дискуссий с иностранными правительствами – само это предложение [прекратить усиление флота] несовместимо с достоинством нации, и если бы германское правительство решилось его принять, то это могло бы вызвать внутренние волнения. Он бы скорее решился на войну, нежели подчинился бы подобному диктату». Хардинг не уступал и заметил, что он лишь предложил бы двум правительствам обсудить этот вопрос в дружественной обстановке и вовсе не имел в виду никакого диктата.

Он также оспорил утверждение Вильгельма насчет того, что к 1909 г. у Великобритании будет в три раза больше линкоров, чем у Германии: «Я сказал, что не могу понять, как его величество пришли к таким оценкам относительно могущества двух флотов на 1909 г. Я мог лишь предполагать, что в состав «шестидесяти двух британских линейных кораблей первого класса» он включил все устаревшие суда, которые можно было бы найти на плаву в британских портах и которые еще не были проданы на металл». В своей версии пересказа этой беседы Вильгельм утверждал, что поставил Хардинга на место: «Я ведь тоже адмирал британского флота [353] и куда лучше вашего знаю, что говорю, – ведь вы человек гражданский и совсем не разбираетесь в этом». В этот момент кайзер послал адъютанта за списком боевого состава флотов, который публиковался германским адмиралтейством каждый год, – он хотел доказать, что его расчеты были верны. Хардинг же сухо заметил, что Вильгельм дал ему копию списка «для того, чтобы наставить и убедить». Английский дипломат отвечал, что ему очень хотелось бы верить в точность предоставленных данных.

Что характерно, версия Вильгельма и в этом совершенно отличается от английской – Хардинг будто бы «застыл в безмолвном удивлении», а Лессельс, который, по словам кайзера, был полностью согласен с германскими расчетами, «с трудом сдерживал смех». Далее Вильгельм писал Бюлову, что в конце разговора Хардинг лишь жалобно спросил: «Нельзя ли все же прекратить постройку кораблей? Или хотя бы строить их меньше?» – на что Вильгельм ответил: «В таком случае мы будем сражаться, поскольку это вопрос нашей чести и достоинства». Он якобы посмотрел Хардингу прямо в глаза, после чего последний залился краской, низко поклонился и попросил прощения за свои «необдуманные слова». Кайзер был доволен собой: «Разве я не дал достойный ответ сэру Чарльзу?» Бюлов с трудом мог поверить этому рассказу, и его подозрения были подтверждены коллегами, присутствовав шими при этом разговоре, который, по их словам, был вполне дружественным. Хардинг говорил откровенно, но с уважением – да и кайзер тоже сохранил хорошее настроение.

Тот факт, что эта беседа не привела к росту взаимопонимания между Англией и Германией, печален, но не удивителен. Предупреждения Хардинга насчет того, что в ответ на рост темпов строительства германских боевых кораблей общественное мнение вынудит кабинет принять собственную контрпрограмму расширения ВМС, – были проигнорированы. На самом деле, по словам Бюлова, Вильгельм покинул Кронберг в убеждении, что ему удалось доказать английским гостям правоту германской позиции. Кроме того, Мольтке [354] – начальник Генерального штаба германской армии – уверил Вильгельма в том, что Германия в военном отношении была полностью готова к конфликту. Таким образом, у немцев не было причин осторожничать или ограничивать размах своих кораблестроительных программ. Вильгельм уверял Бюлова: «С англичанами работает только откровенность. Беспощадная, даже жестокая прямота – вот лучший способ вести себя с ними!» [355]